– О, да, – вмешалась его супруга Агнесса, – еще не так давно специи использовали только для нашего стола, а теперь все подряд стали добавлять их без разбора. А цены на них все растут. Как зовут этого авантюриста? – поинтересовалась она.

– Христофоро Коломбо. Он изучил старинные карты и труды древних мыслителей и утверждает, что земля в целом шарообразна, невелика в размере, и к тому же океан составляет всего где-то одну седьмую ее поверхности. А значит, плывя на запад от Португалии, по Атлантическому океану можно за пару месяцев доплыть до восточных земель. Он собирается плыть на запад, чтобы достичь не только индийских островов, но и Катай, и Сипанго.

– Сипанго? А это что еще? – заинтересовалась Агнесса.

– О, это прекрасная страна, – вмешалась образованная Маргарет. – О ней писал венецианец Марко Поло, то самый, который путешествовал по Востоку. Это остров к востоку от Катая. Сам он там не был, но слышал, что это страна золота, из него там строят дворцы и украшают им все, что можно. Там множество драгоценных камней, а жемчуга невиданное изобилие: и белый, и розовый, и даже черный – он круглый и очень крупный. Жители – идолопоклонники, они белы, красивы, учтивы и независимы, никому не подчиняются. У них множество чудес, если, конечно, Поло не шутил: говорят, как все венецианцы, он был большой шутник. Например, они владеют заколдованными камнями, которые прячут во время сражений на груди, а в камнях тех такая сила, что на ком такой камень, не умереть тому от железа.

Эта история особенно нравилась Маргарет. Как все трезвые и спокойные люди, она в глубине души любила чудеса.

– Но главное, что обещает найти Коломбо, это специи – неизвестные еще острова, на которых растут душистый перец, благоухающая гвоздика, пряный мускат, нежная корица. Говорят, сейчас каждая пряность проходит через 12 рук, прежде чем попадает к нам на стол. В случае удачи экспедиции их можно будет прямо на кораблях завозить в Европу, причем не только в Венецию, как сейчас, а в любую страну. Коломбо обещает своим грандиозным морским походом навсегда изменить ход истории. И наш стол.

– Но все это очень похоже на авантюру и мошенничество, – настаивала Агнесса.

– Не думаю, – вмешался вновь де Лонгвиль, – герцогиня де Бурбон, как женщина большой мудрости, ответила этому Коломбо, что готова обсудить с ним детали возможной экспедиции, и он, кажется, собирается приехать теперь ко французскому королевскому двору. Если, конечно, освободив Гранаду от неверных, Изабелла и Фердинанд не передумают и не дадут ему денег. Сейчас никто уже не считает, что земля не может быть шаром и люди на другой ее стороне должны ходить вверх ногами. Поэтому у Коломбо есть много сторонников, но у них нет средств. А здесь нужны деньги, и очень большие. Успех же предприятия сомнителен, риск велик, а перспективы призрачны. Не освободив свои земли от мавров, как могут католические короли, как называют властителей Испании, думать о завоевании новых земель? Кто знает, может быть, Франции еще выпадет эта слава, если Коломбо встретится с герцогиней.

Слуги один за другим бесшумно разносили вторую перемену блюд. Подали зайчатину, тушенную с диким луком и специями, хвост кабана в остром соусе, розе́ из жаворонков (маленькие птички жарились, затем сдабривались миндалем, сахаром и специями – имбирем, гвоздикой, кедровым маслом, а самое главное – лепестками роз, придававшими блюду особо нежный вкус), бульон, приправленный смальцем, ветчину и окорока, пюре из угрей и свежевыловленную рыбу из Луары.

Гости на время замолчали, выбирая себе понравившееся блюдо, и Маргарет продолжила изучать собравшихся за столом.

К месту военных действий собирался и сидевший недалеко от нее Гийом де Брисоне, уроженец города Тура, назначенный еще Людовиком XI генеральным сборщиком налогов Лангедока. Он так ревностно исполнял свои обязанности, что умирающий Людовик порекомендовал де Брисоне своему сыну. Карл сделал его министром финансов и безоговорочно доверял ему. Гийом стал его главным противовесом довлеющей политике регентши Анны, которая все сильнее раздражала быстро взрослевшего короля, считавшего, что он созрел для самостоятельных решений и поступков. После смерти жены де Брисоне принял сан и был назначен епископом Сан-Мало. Его амбиции и страсть к интригам от этого только возросли. Он находился в тайной переписке с герцогом Лодовико Сфорца, фактически единолично правившим в Милане за спиной своего совсем юного племянника, и обещал ему склонить короля к вторжению в Неаполь, что успешно и осуществил, несмотря на протесты не доверявшей ему Анны. Подобного рода переговоры вел с ним и папа Иннокентий VIII, стремившийся укротить неаполитанское королевство. Было известно, что он также находился в контакте со всемогущим кардиналом Борджиа, который, наоборот, стремился предотвратить вторжение французов в Италию. По слухам, он даже намекал на возможность кардинальской шапки в случае, если станет папой вместо занемогшего Иннокентия VIII, а де Брисоне отговорит короля от планов итальянской кампании. Де Брисоне категорически отверг предложения всесильного кардинала, ко всеобщему удивлению тех, кто знал о его любви к интригам и власти. За всем этим, очевидно, стоял какой-то расчет, но никто не мог до конца понять честолюбивого финансиста-епископа.

Де Брисоне был одет строго, в соответствии с саном. Скрытое напряжение чувствовалось и в нем, но если остальные выглядели слегка подавленно, то де Брисоне скорее находился в приятном возбуждении. «У них у всех вид заговорщиков, – неожиданно подумала Маргарет, – что-то происходит. Зачем королю собирать вместе всех своих главных советников? Говорят, он даже собирается выпустить на свободу Людовика Орлеанского, чтобы тот мог присоединиться к военным действиям». Или мирным переговорам? Людовик по своему положению оставался первым претендентом на престол, только дети Карла и Маргарет могли изменить ситуацию (Маргарет раскраснелась от этой мысли, но не от смущения, а от удовольствия). Известно, что Людовик сватался к Анне Бретонской, как и многие другие аристократы, надеясь после смерти всесильного Людовика XI освободиться от ненавистного ему брака с Жанной. Поговаривали, что это был не просто политический шаг, но он был очарован достоинствами юной герцогини. Может быть, дело в этом? Король решил устроить судьбу Бретани и Франции через брак с близким родственником? Маргарет никак не могла отделаться от мысли, что ее дурные предчувствия и напряженность, царившие за обедом, как-то связаны с происходящим в Бретани, и пыталась найти простое и логичное объяснение возможным событиям.

Между тем обед и разговор шли своим чередом. Обсуждали Англию – страну, никогда не выходившую из умов французских политиков. Обострение же обстановки в Бретани неизбежно вызывало пристальное внимание английского двора: поговаривали, что Генрих VII собирает войско на помощь Анне Бретонской. Генрих Тюдор, сомнительные права которого на английский престол не так давно перестали быть темой разговоров во время обедов в европейских царствующих дворах, долгое время жил в Бретани, скрываясь от своих английских преследователей. Франциск Бретонский, отец Анны, держал его в Нанте на правах почетного пленника. Французы же оказали ему посильную поддержку 6 лет назад, когда его битва за английский трон увенчалась успехом. Неожиданно для всех жалкий пленник, беглец, никогда прежде и не живший в своей стране, неудачник, которого ни Ланкастеры, ни Йорки не рассматривали в качестве претендента, Генрих, придя к власти, оказался достойным правителем. По сути завоевав Англию с оружием в руках, он был более склонен к миру, чем к войне. Он всячески пытался примирить старых врагов: будучи Ланкастером, женился на Елизавете Йоркской, дочери Эдуарда IV, объединив таким образом две линии английских претендентов на престол, что он тонко обыграл, объединив в своем символе алую и белую розу. Торговля, экономическое благосостояние страны, пополнение государственной казны, развитие судостроения и судоходства, поиски новых торговых путей – вот что беспокоило нового короля. Ему, потомку двух незаконнорожденных линий английского королевского дома, были важны не слава и честь, не битвы и лавры героя, а благоденствие, мир и спокойствие как внутри страны, так и в отношениях с внешним миром.

– Как вы все знаете, – говорил де Брисоне спокойным ровным тоном повествователя-проповедника, – Франция всегда поддерживала Ланкастеров, может быть, еще и потому, – он не сделал никакого движения в сторону Маргарет, – что герцоги Бургундские поддерживали Йорков. Вы помните, как они прятали короля Эдуарда, когда он ненадолго был изгнан из своей страны. Ланкастеры в определенном смысле одержали победу, Генрих, хотя и Тюдор, но их ставленник. Но Йорки не успокаиваются: Маргарита Бургундская, – он продолжал смотреть прямо, как будто Маргарет не было за столом, – сейчас глава Йоркской оппозиции, ее дворец в Мехелене – центр всех интриг и заговоров против английского короля Генриха.

Маргарита Бургундская была бабушкой маленькой Маргарет, точнее, мачехой ее матери. Девочка ее не знала, как и другую родню, но получала временами от нее известия, очень аккуратные и малоинформативные. Знала она и о том, что имя свое получила в ее честь: мать Маргарет нежно любила свою мачеху. У бабушки воспитывался брат Маргарет, Филипп, пока еще формальный правитель того, что уцелело от герцогства Бургундского. Власть отца Маргарет, немецкого короля и будущего императора Максимилиана, свободолюбивые «нижние земли» так и не признали и до достижения Филиппом совершеннолетия фактически подчинялись Маргарите, жене последнего герцога Бургундского Карла Смелого.

– Вы помните скандал с самозванцем, которого Джон Саффолк пытался выдать за Эдуарда Уорика, племянника королей Эдуарда и Ричарда, то есть законного наследника английского трона? Маргарита тогда полностью его поддержала и «узнала» в нем своего племянника. Это в сыне-то оксфордского торговца Симнеле Ламберте! Бедный мальчик! Игрушка в руках интриганов. Король Генрих после разгрома его сторонников уготовил ему лучшую долю – место повара на своей королевской кухне. Забавно! «Племянник» гордой герцогини Бургундской чистит лук для супа английского короля.

Маргарет был неприятен этот разговор. Странное чувство шевельнулось в ее душе: она вдруг почувствовала какую-то близость к людям, над которыми насмехался без малейшей улыбки этот темный человек, которого опасались даже собственные сыновья. Вмешаться она не могла, приходилось слушать.

– Ну если судьбу Ламберта можно считать устроенной, того же не скажешь о новом «родственнике» Маргариты, в котором она признала своего другого племянника Ричарда Йоркского, – продолжил тему де Лонгвиль. – Вроде бы он не умер в Тауэре вместе со своим несчастным братом Эдуардом, а чудесным образом спасся, вырос во Фландрии и сейчас уже высадился в Ирландии, намереваясь оттуда отправиться в Англию, чтобы отобрать трон у Генриха. Маргарита вновь не жалеет сил и средств на поддержание этой авантюры.

– Я слышал, – вмешался де Брисоне, – наш король Карл собирается поддержать притязания этого претендента. Генриха Тюдора преследуют и другие проблемы, – перевел он разговор на другую тему. – Англия до сих пор не пришла в себя от «потливого недуга». Эта странная и страшная болезнь пришла в Англию вместе с королем Генрихом, что многие посчитали дурным предзнаменованием. Которое, к счастью, пока никак не оправдывается.

– О да, – вмешалась в разговор Агнесс де Лонгвиль, – загадочная болезнь: вас тянет в сон, знобит, ломает, болит голова, мучит жажда и – почти сразу наступает смерть. Ни высыпаний, ни пятен, ни укусов клещей, ничего! Никто не знает, как ее лечить, от чего она происходит, как она уходит и откуда пришла.

– Ну, здесь у англичан позиция всегда определенная, – позволил себе почти усмехнуться епископ, – все зло приходит на их цветущий остров только из Франции. Никто не сомневается, что Генрих и его армия привезли с собой болезнь из французских земель. Она и правда появилась в Лондоне сразу после его торжественного въезда в этот город. А тот факт, что в самой Франции не было и нет ни одного случая того, что в Европе прозвали «английским потом», никого не смущает. Хотя в других странах уже известны случаи появления этого заболевания.

– Бедная Елизавета, – включилась в разговор Агнесс, – говорят, Генрих с ней неласков, сердится, что ему навязали это политический брак, что он крайне скуп и не балует свою королеву.

– А я знаю другое, – неожиданно тихим голосом произнесла Жанна, – моя кузина, находившаяся некоторое время со своим мужем при новом английском дворе, рассказывала, что монаршую чету связывают очень нежные отношения. Король Англии и правда человек молчаливый и замкнутый, но он любит свою королеву и искренне к ней привязан.

Все замолчали от этого неожиданного вмешательства. Жанна очень редко говорила за столом, только в тех случаях, когда это было необходимо для соблюдения вежливости.

– Ну, про любовь я ничего не знаю, – заговорил после паузы епископ де Брисоне. – Но результаты этого союза уже вполне ощутимы. Враждующие стороны в общем и целом примирились благодаря браку этих двух королевских роз. Королева очень быстро подарила Англии наследника, родила потом дочь, а теперь опять ждут пополнения в семействе. Артур, принц Уэльский, подрастает и уже обзавелся весьма перспективной невестой – Екатериной, младшей дочерью Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской. А вот как королева Елизавета может уживаться с матерью короля леди Маргаритой – великая тайна, которую знает только она одна. Эта «черная королева», как ее тайно называют, посвятила всю свою жизнь исполнению одной заветной цели: возведению на престол своего единственного сына. Она отдала этому все – деньги, ум, своих мужей, браки с которыми интересовали ее только с точки зрения полезности ее драгоценному дитяти. Она не испугалась разлуки – подумать только, она почти и не видела Генриха до того, как он стал королем. Но продолжала интриговать при всех многочисленных правителях, причем против представителей всех партий: она сама себе была партия. И это в то время, когда головы слетали с голов быстрее, чем яблоки с деревьев урожайной осенью. Шансов не было никаких. Но она победила! И сейчас преисполнена гордости и подлинно королевского достоинства. Хотя в ее крови нет ни одной капли законной королевской крови, все ее предки были королевскими бастардами. Она руководит своим сыном, вмешивается во все дела и открыто требует признания своего первенства перед женой короля, соблюдая протокол только в тех случаях, когда уже просто невозможно его нарушить, не потеряв своего достоинства.

Слева от Маргарет сидел итальянский ученый-дипломат, венецианец Эрмола Барбаро. Выходец из знаменитой венецианской семьи профессиональных дипломатов, он всячески подчеркивал свою страсть к науке, убеждая окружающих, что именно место профессора Падуанского университета является для него главным, а назначение венецианским послом каждый раз является для него неприятной неожиданностью. Кудрявый, румяный, голубоглазый, он производил приятное впечатление и удивлял обширными познаниями.