Глава 5

Снежана шла за незнакомцем, ощущая себя буксируемой баржей. Именно баржей, потому что своего управления у нее сейчас не было, оно, управление, самым свинским образом отключилось. Сработал, похоже, защитный клапан, предохраняющий систему от перегорания.

Какую систему? Нервную, конечно. Вибрирующую от напряжения вот уже больше месяца, с того самого дня, когда она в последний раз говорила с мамой по телефону.

Нет, не в последний, не смей даже мимолетно так думать!

Ну хорошо, когда она просто решила позвонить маме, надеясь избавиться от душевной маеты, а стало еще хуже…

А разговор с мужчиной из маминого прошлого окончательно добил ее, пинком сбросив на самое дно колодца отчаяния. Откуда она все эти дни и выбиралась, оставляя окровавленные клочья души на стенах колодца.

Но упорно карабкалась, потому что там, наверху, откуда на дно колодца даже днем приветливо смотрели звезды, Снежану ждала мама.

Во всяком случае, она истово верила, что это именно так, что мама жива, что они обязательно встретятся, и обнимутся, и Снежана расскажет маме обо всем, и о том, что Алина жива – тоже. Мама простит, она же мама! А потом они вместе решат, как им быть дальше.

И как спасти Алинку.

Она выбралась, она смогла, она вот-вот узнает, что с мамой… И вместо того, чтобы быть на пределе внимания, в темпе соображать и четко реагировать, она безвольной баржей тащится следом за незнакомым мужиком!

Вернее, он ее тащит, за руку, как несмышленыша.

А ты что, смышленыш сейчас? Ты как раз тупленыш. Про защитный клапан помнишь? Вот он и отрубил все, что смог – и эмоции, и способность соображать, и силу воли. Увел в анабиоз, укутал в апатию.

Потому что страшно.

Страшно узнать, что все было зря. Что мамы, возможно, больше нет. И она, Снежана, не успела…

К счастью, буксировка баржи продолжалась недолго, симпатичное маленькое кафе уютно устроилось в пяти минутах ходьбы. И в шести – буксировки.

Спутник усадил Снежану за столиком у окна, отошел к барной стройке и вскоре вернулся с двумя чашечками, одну из которых поставил перед баржей.

Баржа криво усмехнулась:

– Дежавю.

– Что, простите? – незнакомец удивленно замер, зависнув в присяде над стулом.

– Все это недавно было: кафе, латте, трудный разговор с отцом. Последний разговор.

Незнакомец опустился на стул, аккуратно пригубил содержимое чашки и мягко улыбнулся:

– Кафе – да, все остальное нет. В чашке не латте, а горячий шоколад, он вам, голубушка, сейчас нужнее – сил прибавит. А то вас скоро ветром сдует. Разговор предстоит не особо трудный и, думаю, не последний. Ну а то, что я не ваш отец, и так понятно.

– Но непонятно, кто вы вообще.

– Меня зовут Михаил. – Мужчина пару мгновений помедлил и продолжил. – Михаил Исаакович Соркин.

– Соркин? – ахнула Светлана. – Доктор Соркин?

– Он самый.

Соркин с явным удовольствием отпил еще, а Снежана замерла тревожным сусликом, пытаясь протолкнуть застрявшие в горле слова:

– Мама… Вы же ее… Операция…

Доктор продолжал наслаждаться шоколадом, ожидая, видимо, пока собеседница справится с эмоциями. Но справиться не получалось, сердце бешено стучало и больше всего сейчас хотелось зажмуриться, как в детстве, когда страшно было. Но нельзя, она ведь давно уже взрослая.

Ну так и не реви тогда, взрослая!

Но непослушные слезы зловредно покатились по щекам, Соркин всполошился:

– Ну что вы, что вы, голубушка! Жива ваша мама, жива! Правда…

Замялся, явно подбирая слова. Но слова, видимо, рассыпались довольно широко, и выбрать в темпе подходящие не получалось. А у Снежаны не получалось ждать.

– Да говорите уже! – сорвалась на крик она.

И плевать, что снова дежавю – на них оглядываются другие посетители. Что он мямлит, этот хваленый доктор! Он же хирург, должен знать, что порой надо не пилить, а отсекать, сразу, не мучая.

– Тише, голубушка, не надо кричать, – мягко попыталась урезонить спутницу Соркин.

Но Снежану несло:

– Я не голубушка, меня зовут Снежана!

– Красивое имя, вам подходит.

– Доктор!

– Успокойтесь, Снежана, – голос Соркина стал ощутимо жестче. – Пейте шоколад, пока он не остыл. Да и орать на меня будет сложнее – не в то горло попадет.

Орать все равно хотелось, клапан сорвало. Но и стыдно стало – на кого ты развизжалась, бессовестная? На человека, который спасает твою мать?

– Извините, – буркнула Снежана. – Я больше не буду.

– Я больше не буду! – передразнил Соркин и рассмеялся. – Детский сад, штаны на лямках! Ладно, проехали. – Посерьезнел. – Теперь о вашей матери. Светлану доставили сюда в очень тяжелом состоянии, я, если честно, не думал, что она выкарабкается. Но ваша мама молодец, справилась. А может, то, что господин Агеластос в первые, самые сложные дни, почти все время рядом был, помогло.

– Агеластос? – озадачено нахмурилась Снежана. – Кто это?

– Алекс Агеластос. Человек, доставивший вашу маму в клинику и оплативший все расходы. По сути, спасший ее.

– Алекс… – Снежана невольно улыбнулась. – Дядя Алик! Он здесь?

– Нет, буквально перед тем, как ваша мама вышла из комы, господин Агеластос был вынужден уехать, что-то срочное. Но им удалось поговорить по телефону. Светлана очень его ждала, надеялась, что он сможет вернуться до операции и быть рядом. Ей нужен был кто-то близкий, она очень боялась…

Снежане послышался упрек в его голосе, но именно послышался, потому что ждала упрека, потому что корила себя сама:

– Я просто не успела! Отец не дал денег на поездку, хоть и обещал. Пришлось срочно продать машину…

– Тише-тише, – приподнял ладони Соркин, – не надо оправдываться. Главное, что вы здесь, и это замечательно! Потому что вы очень нужны сейчас своей маме.

– Нужна? Именно я?

– Ей нужен кто-то родной и близкий. Агеластос на связь не выходит, его телефон выключен. А больше никого, кроме вас, у Светланы и нет, насколько мне известно. Так ведь?

– Не совсем, – отвела взгляд Снежана. – Но это сейчас неважно. Скажите же, что с мамой? Вы все ходите вокруг да около, зайдите уже!

– Ну что же, зайду, раз приглашаете, – Соркин отставил в сторону пустую чашку и положил руки на стол, переплетя пальцы. Вздохнул и продолжил: – Три дня назад я, наконец, смог забрать Светлану на операцию, ее состояние достаточно стабилизировалось для этого. Вы, думаю, в курсе, что опухоль была расположена очень неудачно и большинством моих коллег считалась неоперабельной.

– Да, я в курсе… – прошелестела Снежана.

Именно на это упирал отец, когда отказался дать маме деньги на операцию и убеждал поступить так же Снежану – отказаться от продажи квартиры ради спасения матери. Мать все равно умрет, все врачи так говорят, а ты останешься без жилья! И она повелась, предала маму. Вспоминать об этом было трудно.

– Но я уже имел дело с подобными случаями, – продолжал Соркин, – поэтому согласился рискнуть. И прогноз изначально был намного перспективнее, приедь Светлана сюда сразу после моего приглашения…

– У нее не было денег.

– Я знаю. Но даже задержка с поиском финансирования операции не имела бы столь тяжких последствий, не вздумай ваша мама замерзнуть насмерть. Не реветь! – прикрикнул Соркин на зашмыгавшую носом Снежану. – Прошлого не изменить, а вот будущее – постараемся. Операция прошла, можно сказать, успешно – для такой ситуации. Я сумел удалить опухоль полностью, операция длилась пять часов, Светлана справлялась неплохо. Но в конце, когда дело уже дошло до наложения швов, сердце вашей мамы остановилось.

– Но… – почему-то стало трудно дышать, словно и ее сердце остановилось. – Вы же сказали, что мама жива…

– Жива, сердце с трудом, но удалось запустить. По большому счету, это можно считать очередным чудом. Видимо, ваша мама кому-то очень нужна здесь, на этом свете, раз ее уже второй раз возвращают с того.

– Мне нужна! – всхлипнула Снежана. – И Алине…

– Алине? – удивился Соркин. – Вы о сестре? Но разве она не умерла? Ведь именно ее смерть, думаю, стала триггером для роста опухоли.

– Алина жива. Но это долгая история, Михаил Исаакович, сейчас важнее всего мама. Мне можно к ней? Вы ведь сказали, что я нужна.

– Хотя в реанимацию мы посторонних обычно не пускаем, но вам и можно, и нужно. Дело в том, что ваша мама все еще не пришла в сознание.

– Кома? – голос снова задрожал.

– В том-то и дело, что нет, – вздохнул Соркин. – Светлана просто не возвращается, словно застряла где-то. И я очень надеюсь, что вы поможете ей найти дорогу обратно.

– Помогу, – решительно кивнула Снежана. – Не справлюсь сама – найду Альку, и вместе мы точно вытащим маму, где бы она ни была.

Глава 6

– Как там твой верный пес? – Дора лениво прищурилась, рассматривая сквозь прозрачные стенки бокала хоть и зимнее, но все равно яркое солнце.

Впрочем, февраль на Кипре мог только условно считаться зимним, просто потому что так положено в северном полушарии. Февраль – это же конец зимы, серость, сырость, иногда морозно, иногда очень снежно.

Но не на Кипре. Здесь, небрежно оттолкнув зиму в сторону, ее место заняла весна. Зацвели лимонные деревья, одуряюще пах жасмин, и даже все еще довольно частые дожди и сильные ветра не портили общей картины просыпающейся природы. Склоны гор стыдливо натягивали на себя обрывки снега, пытаясь спрятать наготу, но это они зря – голыми они стать не успевали, все прорехи моментально зарастали белыми и голубыми подснежниками.

Дору Ифанидис вся эта красота никогда не впечатляла, ни детстве, ни в ранней юности, ни тем более сейчас. Хотя в двадцать три года еще можно было позволить себе быть романтичной барышней и в глубине души верить в сказку о прекрасном принце.

Можно было.

Обычной девушке, выросшей в обычной семье. Но не дочери Николаса «Каймана» Ифанидиса, одного из самых жестких, хитрых и беспощадных боссов криминального мира Кипра, сколотившего состояние на подпольных борделях, торговле наркотиками и оружием. И в то же время – уважаемого бизнесмена, владельца сети отелей.

Оба бизнеса Ифанидиса – и легальный, и криминальный – прекрасно дополняли друг друга, ведь в отелях некоторые гости не прочь развлечься с проституткой, да и наркотики не помешают.

С годами Ифанидису стало все труднее управляться одному. Стало бы.

Не будь у него такой же умной, жесткой, хитрой, артистичной и беспощадной помощницы – любимой дочери, и внешностью, и характером уродившейся в отца. Даже если бы ее мать, умершая в родах, осталась в живых, вырастить из кайманчика зайку не удалось бы.

Дора и романтика? Охи, вздохи, розовые сопли? Не смешите. Чего-то хочешь? Получи свое любой ценой.

Десять лет назад школьница Дора объявила своим одноклассницам, что ее мужем станет Димитрис Кралидис, самый популярный красавчик их элитной школы, на пять лет старше. С какого перепугу ему жениться на Доре? Потому что она так решила.

Само собой, страшилку Дору подняли на смех – девочка, мягко говоря, не блистала красотой. Спорить она ни с кем не стала, просто через десять лет пригласила всех, кто смеялся над ней, на свою свадьбу с Димитрисом Кралидисом, самым завидным женихом Кипра, сыном владельца крупной шипинговой компании.

Как им с отцом удалось этого добиться, никого не касалось. Все должны были убедиться – желания Доры Ифанидис исполняются всегда!

Она предвкушала свой триумф, готовилась насладиться им, выпить до последней капли, но…

Чуть не захлебнулась в океане унижения и завуалированных издевок после того, как этот мерзавец отказался жениться на ней прямо на свадьбе. Просто развернулся и ушел, в разгар церемонии!

И неважно, что именно стало причиной такого поступка. Важен сам факт: Димитрис Кралидис унизил и оскорбил Дору Ифанидис. И Димитрис Кралидис поплатится за это.

В первые дни после несостоявшейся свадьбы единственным желанием Доры было увидеть, как убивают эту сволочь. Как льется его кровь и тускнеют отвратительно красивые и яркие глаза. Но отец остановил ее, убедил, что это слишком рискованно (потому что очевидно) для них и слишком просто для Кралидиса.

Ну что это за месть – просто убить? Человек умрет, и все для него закончится. Ни страданий, ни унижений, да и о возмещении материальных убытков придется забыть.

Каких убытков? А упущенная выгода? Ведь не просто свадьба красавца и чудовища намечалась, а слияние двух бизнесов: отели Ифанидисов плюс корабли Кралидисов – и вот вам собственные круизные туры.

Это легально, то, о чем договорились уважаемые бизнесмены Николас Ифанидис и Костас Кралидис.

А нелегально, о чем Кралидисам знать не полагалось, на их кораблях собирались перевозить оружие, наркотики и живой товар – похищенных в Восточной Европе девушек.

Так что убийство Димитриса Кралидиса было и экономически, и морально не выгодно. Наглый красавчик должен был в полной мере испытать то, через что по его вине прошла Дора: рухнувшие надежды, обман, предательство, унижение, глумление в СМИ. Его душа должна быть растоптана, а сам он – опозорен на всю жизнь.

Вот это – справедливое наказание.

Ну и возмещение упущенной выгоды, само собой.

Дора лично придумала, как этого добиться, а отец помог в реализации плана.

И Димитрис попался. Как осел за морковкой, послушно побежал за подсадной уткой прямо в расставленные силки. И трепыхается сейчас в них вместе с уточкой, счастлив, идиот, не зная, что обречен.

Впрочем, и уточка понятия не имеет о своей роли, эта дура искренне верит, что «сестренка»» Дора и «дядюшка» Николас по доброте душевной выкупили ее на аукционе и помогли легализоваться на Кипре под именем Ники Панайотис.

Радуется, счастлива, благодарна, замуж собралась…

И на пару с женишком все больше запутывается в силках, идеально претворяя в жизнь задуманное Ифанидисами.

Кстати, Вселенная, похоже, на стороне Ифанидисов, а может, им сам черт ворожит, но в любом случае все неожиданные косяки в итоге идут на пользу.

Вот как это покушение на Агеластоса, к примеру. Да, неизвестного наглеца надо будет обязательно найти и наказать так, чтобы другим было даже подумать страшно о попытке хозяйничать на территории Ифанидисов. Ну захотелось тебе взорвать Агеластоса – сделай это в любом другом месте, зачем же нарываться?

Самого главного отцовского секьюрити Доре жалко не было. Она в принципе не знала, что такое жалость. Агеластоса еще и недолюбливала к тому же, он казался ей слишком независимым, плюс его дурацкий «кодекс чести».

Начальника службы безопасности не имело смысла привлекать к сделкам с оружием, наркотиками и живым товаром, в откровенном криминале принимать участие он отказывался. Знал, разумеется, чем занимается его босс, но считал своей главной обязанностью исключительно охрану Ифанидиса и его дочери.

Впрочем, для грязных дел у Каймана бойцов хватало, а вот доверять он мог только одному человеку из своего окружения – Алексу Агеластосу.

За глаза главного секьюрити называли псом Ифанидиса. Но это была не совсем правильная кличка, убивать за босса Алекс не стал бы. А вот защитить его ценой собственной жизни – мог. Отличный профессионал и тренированный боец, сильный, умный и хладнокровный.

В общем, если бы не его кретинский кодекс чести, цены бы Агеластосу не было!

И вот это покушение как раз и сделало вероятной бесценность главного секьюрити – ему отшибло память. Причем не всю, а последние двадцать лет, когда и формировались его принципы. Ну разве не подарок судьбы?

Теперь это не сформированная личность, а снова заготовка личности. Эдакий чурбачок, из которого можно выстругать все, что захочется. Превратив его, к примеру, в настоящего бойцового пса, чтобы рвал глотку всем, на кого они, Ифанидисы, укажут пальцем и скажут: «Фас!».

– Дора, – недовольно поморщился Ифанидис, – я не раз уже просил его так не называть.

– Ну извини, – усмехнулась Дора. – Я просто как раз сейчас думала о том, что благодаря амнезии можно будет превратить умную овчарку в беспощадного ротвейлера.

– Ротвейлер? Не самый удачный выбор.

– Почему? Отличные псы, при правильной дрессировке – машины для убийства.