Льнянка, безмятежно радостная, откинулась на спину. Ее приподнятые и чуть раздвинутые колени оказались под самым носом у парня.

– Лион, милый, не спеши!

« – Какой такой Лион?» – власть над телом уж давно забрал Большой Друг. Он сейчас в нетерпении подергивался и командовал рукам пренебречь сниманием всей одежды, а просто развязать тесемку штанов. Повинуясь ему, тело само рвануло вперед, вклиниваясь меж коленей девушки, а руки с силой сдавили груди.

– Ли прекрати! Остановись! Что ты творишь? – то зло, то жалобно, кричала под ним она, вырываясь и выкручиваясь.

Но, он криков не слышал и бьющих по спине кулачкой не ощущал. Потому что в ушах стучала разгоряченная кровь и вся чувствительность давно сосредоточилась на кончике Друга, а резвое барахтанье под ним только сильнее распаляло.

И только когда парень понял, что к самой сердцевинке счастья его не подпускают, он на мгновение пришел в себя. Но вместо того, чтоб услышать крики и прочувствовать острые ноготки, дерущие бока, Ли, в страстном угаре, возмутился и выплеснул привычную уж магию, окончательно придавив и распластав девушку под собой.

Сколько продолжалось это самое достижение счастья? Парень не знал – минуты уж точно не считал! А в себя пришел от прорезавшегося вдруг, злого:

– Слезай – тяжело! – и жесткого тычка в плечо.

Не имея сил задействовать руки и ноги, Лион просто скатился на бок. Ладонь его меж тем так и осталась лежать на животе у девушки.

А Лёнка потихоньку плакала.

Упругая и теплая мягкость под мужскими пальцами слегка вздрагивала и дрожала. И почувствовал он, что от этих легких колебаний Друг опять крепчает, а в спину впивается горячее напряжение. Мозги же Ли от счастья тоже подустали и не удосужившись ими утомленными пораскинуть, он опять полез на девушку.

Но Льняна, даром что плачущая, сумела уже придти в себя и, недолго думая, исполнила свой «коронный финт» – колено ее резко взлетело вверх и врезалось в Высокомерного Друга.

Долго ли потом парень катался по траве, поджав колени и утробно воя, неизвестно – тоже как-то не до подсчитывания минуток было. Но в очередной раз он пришел в себя, когда в живот перестали втыкаться раскаленные ножи, а хребет дал почувствовать себя твердым. Впрочем, Друг теперь был не надменным и большим, а маленьким и «дохлым», и все еще поднывал – жалобно так, горестно. Но вот мозги как раз прочухались, утеряв и хмель, и горячечный пыл, а трезвомыслие восстановив полностью.

И сразу вспомнились Лёнкины просьбы не спешить, быть понежнее… а он, гад такой, что сотворил?! Ему захотелось двинуть по своему стручку посильнее, чтоб побуждениями подлыми мозги не застилал. Но тот и так был еще плох, посылая по всему телу ватную слабость и жалостливо прося пока его не наказывать. Якобы, ему и так хватило. Так что, поразмыслив, Ли решил членовредительством не заниматься, а идти вымаливать прощение. Скинув рубаху с плеч и штаны, которые до сих пор так и болтались на щиколотках, он побрел к бассейну.

Девушка сидела на приступке, недалеко от спуска. Голова ее была опущена, а спина вздрагивала – она, видимо, по-прежнему плакала.

Когда Ли спустился в воду и рассмотрел ее в неверном свете свечей, то его накрыли нежная жалость к ней и колючий стыд за себя. Хрупкие плечики Лёночки так вздрагивали, а тонкие пальцы рук так сильно впивались в них, что казалось сейчас раз – и переломят. Парень опять вернулся к мысли жестоко наказать бывшего Друга. Но ей-то чем это поможет? А что говорить-то в этом случае?

– П… прости… я не смог сдержаться… – Ли побоялся встретиться с девушкой глазами. Поэтому и без того неловкое извинение прозвучало совсем уж тихо и отстраненно, а потом и вовсе улетело куда-то в сторону, запутавшись там в стекающих струях. Так что становилось не ясно, толи были те извинения произнесены, толи нет.

Впрочем, Льнянка, кажется, расслышала:

– А ты вообще пытался сдержаться?! У тебя подобная мысль хотя бы мелькнула в голове?! – услышал Ли ехидный и злой ответ.

« – Да не смог я! Не сумел!» – хотел он крикнуть, но взгляд его натолкнулся на такую кривую и презрительную ухмылку, что все оправдания застряли у него в горле. С таким выражением лица обычно смотрят, когда выводят на «чистую воду» подонка последнего, мразь несусветную, подлеца конченного! И тут от пережитого потрясения, от боли в ноющем еще паху, все взбунтовалось в нем… и понесло его совсем в другую сторону. Стыдливая виноватость, боязливая нежность и жалость, что еще мгновение назад составляли чувства Ли, вдруг моментально испарились, а на их место ворвались досада, возмущение и злость:

« – Да не такой я! На себя бы посмотрела! Затащила парня в бани, сама ноги раздвинула, а теперь бедняжечку поруганную из себя строит!»

– Ты… ты! Это ты, нас сюда завлекла! Это у тебя нет никаких моральных принципов! Это не я рос в Лесу, где оргии при луне в норме вещей! Меня-то воспитывали порядочные богобоязненные люди! Я и не хотел ничего поначалу! Если помнишь! Это ты все начала! – Ли прорвало – он кричал, махал руками, шлепая ладонями по воде, и даже, кажется, топал ногой, не чувствуя сопротивления. Он бы еще кучу всяких гадостей наговорил, подбирая слова побольнее, чтоб только стереть с лица девушки это так задевшее его выражение, но тут… он поскользнулся и, не удержав равновесие, рухнул в поднятые им же волны.

А вынырнув да протерев глаза, понял, что злобная пелена с них спала, а водичка, которую он отхаркал, еще и мозги промыла. И вот теперь, как бы ни прискорбно это было сознавать, получалось, что наговорил то он много лишнего и как теперь с этим быть, совершенно не знает.

Вид же Лёнки его совсем напугал. Девушка все так же сидела на приступке, но совсем недавно жалостливо сведенные плечики теперь были расправлены, а голова слегка откинута назад и взгляд, которым она на него глядела… был совсем уж другим. Злой блеск пропал, презрительный прищур разгладился и только прохладная брезгливость в том взгляде и осталась.

И почувствовал под ним себя Ли крысом помойным, как те, которых он наблюдал во времена своего бродяжничества на куче отходов за городским рынком: вроде и сытое животное, и упитанное, но все равно грязное, мерзкое и противное. И страшно стало парню неимоверно, и стыд опять прорезался, и жалость, но уже не к девушке… а к себе. Ее-то, такую гордую и красивую, и жалеть-то теперь не получалось!

– Лёночка, солнышко, прости меня дурака! А-а?! Я больше не буду такого говорить, никогда! – воскликнул он, глядя, как девушка поднимается из воды и все также с прямой спиной и гордо поднятой головой направляется к лесенке из бассейна.

– Лёна, не дуйся! Ты же сама меня слушать не захотела сразу! Смотрела как на таракана гадкого, а я, между прочим, пытался извиниться! – кричал ей в спину Ли. А девушка тем временем вышла из воды, не вытираясь, надела на себя сорочку, накинула на плечи плащ и, не оглядываясь, направилась к выходу из ущелья.

– Лёна, Лёна! Не уходи так, скажи хоть слово! – парень стал спешно сам выбираться из бассейна.

– Все нормально, Ли. Завтра поговорим, – как-то мимоходом, не глядя на него, а так – вполоборота, кинула ему в ответ девушка… и вышла в каменную арку.

« – Ладно, ладно! Завтра поговорим…» – приговаривал про себя Ли, растираясь и натягивая непослушные вещи, которые от торопливых резких движений никак не хотели лезть на еще влажное тело.

Всю дорогу до дома парень уговаривал себя этим, прокручивая в голове слова, что были произнесены. Он убеждал себя, что отринет завтра собственные обиды и четко сможет сформулировать все извинения, которые сегодня под напорам эмоций вышли такими корявыми и неубедительными. Плохо только, что любимая уходя назвала его Ли – раньше-то всегда только Лионом звала…

А, на следующее утро проснулся он поздно – осеннее солнышко уж вовсю заглядывало в окошко его комнаты, приподнявшись полным боком над забранными в сверкающий иней склонами.

« – А че никто не разбудил-то? Уж утренняя трапеза, наверное, давно простыла!», – жмурясь от ярких лучей, упавших на его лицо, первой мыслью подумал Ли, тем временем сладко потягиваясь. Тело его нынче было на удивление послушным и гибким, а каждая мышца наполнена каким-то непривычным довольством.

Это-то довольство и навело его мысли на воспоминания о вчерашнем. Да не о ссоре, что случилась потом, а, понятное дело, о первом – лучшем моменте. Тут следом и истома накатила, и жар в паху.

Ли приподнял одеяло, глянув на свой только что мирно дремавший стручок, а теперь зашевелившийся, заволновавшийся, залопотавший:

– Давай, хозяин, повторим! Прям щас! – как и не приболемши с вечера…

« – А почему стручок-то?! Не-ет, теперь не так!» – с большой долей гордости за него, подумал Ли. «Стручком-то» главный мужской орган все больше Тай называл, когда Корра за неуемный блуд стыдил, но тот всегда с достоинством ответствовал, что может у кого и «стручок», а вот у него «меч» самый настоящий! Да не простой, а которому каждые ножны подходят!

« – Вот и у меня теперь «меч»! И никаких более уничижительных прозвищ!», – довольно подумалось Ли.

А дальше дело не пошло, потому что в дверь без стука ввалился Ворон, которого он только что поминал, и без всяких извинений насмешливо сказал:

– Вставай мужик, хватит дрыхнуть!

– Корр?! – от смущенья, вызванного таким беспардонным прерыванием интимного дела, Ли большего и сказать-то не смог.

– Что Корр? Корр, как был вчера вороном, так вороном и сегодня остался. А ты-то у нас теперь – орё-ол! Вставай, говорю, пошли, тебя все ждут, – и еще раз насмешливо хмыкнув, направился из комнаты.

« – Наверное, правда еда уже стынет, раз все ждут!» – соображал Ли, скоренько натягивая штаны.

Когда он, на ходу застегивая камзол, выскочил в коридор, Корр уже вприпрыжку спускался по лестнице.

Впрочем, почему-то в трапезную они не пошли, а направились в комнату, отданную под спальню раненому Вику.

О плохом Ли начал задумываться только тогда, когда заходя в дверь, натолкнулся глазами на суровое лицо Тая.

В комнате народу было не много, но все какие-то странные – толи сильно озабоченные чем-то, толи злые: хозяйка дома, сидящая в кресле, встречала его напряженным взглядом, Тигр, как было уже сказано, смотрел на Ли сведенными бровями, да и Вик, обложенный подушками, был хмур и неулыбчив. Девушек, к слову, не было ни одной – ни Лёнки, ни Эльмери с Ривой. И это тоже настораживало.

– Ты что такое вытворяешь? А, Мелкий?! – с ходу рыкнул Тай, не дожидаясь пока Ворон дверь прикроет. Знать бы еще, за что такая немилость всеобщая…

– А… что я вытворяю? – тихонечко уточнил Ли.

– Да ты из себя блаженного-то не строй – чей мужик теперь! – опять непонятно за что наехал Тай.

– Да что такого я сделал-то?! – уже натурально возмутился парень.

Тут Корр вышел вперед:

– Ты зачем девочку нашу совратил? Тихоней прикидывался – мальчишечкой маленьким, возраст свой не догоняющим! А потом – раз, и уволок девчонку в кусты, то бишь в бани! – с не меньшим напором, чем Тигр, вызверился на Ли и Ворон. – Удумал тоже! Даже я в ней только сестричку младшенькую видел! – Корр эмоционально так «козу» из пальцев сделал и себе в сверкающие негодованием очи ткнул… а потом ему: – А он, глядите-ка, тихушник шкодливый, женщину в ней разглядел!

« – Узна-али! Откуда?! Вроде ж все убрал там? Стыдоба-то, какая! Ну, Лёнка, подставила, так подставила! Хотел же все потихонечку устроить, между делом, чтоб ни одна душа не заприметила. Нет же, подавай ей свидание по всем правилам! А теперь вот отдувайся за двоих! А не буду!!!»

– Вообще-то, это она так решила! Она первая меня поцеловала, еще там – в Акселле! – выкрикнул Ли. Вот пусть теперь на нее и ругаются, а то все Льняночка, да Льняночка, а ему – тычки, да тычки!

– Это получается, девушка во всем виновата? – тон Ворона вдруг стал какой-то елейный, с гаденькой такой подначкой. А взгляд и того странней – внимательный, насмешливый и бровка правая домиком выгнулась.

Вроде как ему, то есть Ли, о чем-то задуматься бы надо! С чего вдруг? Он же только правду сказал!

– Так, понятно. Но меня другой вопрос волнует, – это уж Тай вступил в разговор, – как вас угораздило в бани-то забраться! Башка-то на плечах есть?! Место-то общественное! Нас принимают здесь как дорогих гостей – кормят, поют, от холода замерзнуть не дают! Вика спасли, вылечили! А вы, как овцы последние тупорогие, ни уваженья, ни благодарности, ни элементарной разумности не выказали! – все больше расходился Тай, напирая на парня и тыча при каждом новом упреке пальцем ему в грудь.

Когда Ли уже показалось, что сейчас у него в грудине Тигр дырку продолбит, терпение его лопнуло и он закричал в ответ:

– А чё, опять я?! Это тоже ваша любимая Льняночка придумала!

– Вот же дура-ак! – протянул рядом Корр.

« – Это почему?» – задался вполне законным вопросом Ли, тем временем примечая, как тот потихоньку высказавшись, выскользнул из комнаты.

« – Щас Лёну приведет…», – понял он, и какое-то сомнение в неправильности собственного поведения стало закрадываться в его голову. А когда Льняна в комнату зашла вслед за Вороном, так и вовсе вчерашнее раскаяние в нем пробудилось.

Девушка же была непривычно тиха и молчалива. Да и одета, не в свои обычные пацанячьи штаны, а в скромное шерстяное платье немаркого коричневого цвета и белый фартук. Не иначе, как на кухне нашел ее Корр. И личиком сегодня не блистала – бледненькая какая-то, осунувшаяся, под глазами синяки. Жалко стало ее Лиону, аж в душе защемило.

– Ну… это… значит… – начал было Тай, но так ничего путного и не выговорил. Так понятно – одно дело парня за блуд да непотребство отчитывать, а другое дело девушку. Тут уж и не знаешь, какое слово подобрать, а какое лучше и не проговаривать.

– Лёна, мы вот знать хотим, что это вы такое нынче в банях-то устроили… – аккуратненько так, включился в разговор Корр, видя, что Тигр стушевался: – Эльфенок вот говорит, что твоя это задумка была, а не его.

– Что, прямо так и сказал? – тихо спросила девушка и посмотрела не на Ворона, с которым вроде как разговаривала, а на него, Ли. И взгляд ее был задумчивый такой, настораживающий. А услышав подтверждающее угуканье Корра, она глаза-то свои от него отвела и плечи расправила… и голову гордо вскинула – вот прямо героиня перед ворогом – бей, не хочу!

– Да, это я так решила. Дар-то мой человеческий слабоват, а слышала я, что это девичество его придерживает, и если избавиться от этого самого девичества, то и Дар сразу в полной мере проявиться, – проговорила она.

– Чушь какая-то! Первый раз подобный бред слышу! – воскликнула молчавшая до этого момента дама Нора.

– Да откуда ж мне было знать, я ж в деревне выросла – в простой, человеческой. Что люди говорили меж собой, то и слушала. Но вы меня простите госпожа, пожалуйста, что я его в бани потянула – в лесу-то холодно больно уже, а в доме, под вашей крышей, совсем бы неловко получилось! – повинилась Льнянка.

– Ладно, уж деточка, что теперь-то… – ласково успокоила ее госпожа.

А Ли тем временем догонял ситуацию:

– Так ты что, все это устроила, только чтоб Дар свой усилить?! – неверяще протянул Ли.

– Да, – коротко ответила девушка, а в тоне ее еще и насмешка просвечивала. Она, конечно, ее скрыть пыталась, но он-то не дурак – расслышал прекрасно.

– А почему я-то?! – праведное негодование стало захлестывать парня.

– А кто? Вик с Корром мне как братья, Тай как дядюшка заботливый – родные люди, в общем. А с тобой мы с первого дня не сошлись. Но, я же видела как ты на меня заглядываешься, так что большого труда не составило тебя увлечь, – доходчиво объяснила она.

Тут уж Ли с головой накрыло обидой и горечью:

– И все поцелуйчики и обниманчики – это значит, чтоб Дар укрепить?! А чё с графом своим не трахнулась? Уже б давно ого-го какую силищу заимела! – большего Ли выдать не успел – подскочил Тай и такого подзатыльника засветил, что аж зубы клацнули.

– Ты что себе позволяешь при дамах?! – рявкнул он.

– Это она-то что ли дама?! – огрызнулся Ли и вылетел из комнаты.

А вдогонку ему донеслось Вороново:

– Ой, приду-урок! – и вроде как с сожалением. Только ему-то о чем сожалеть, не его же так прилюдно подставили?

***

А что Льнянка?

Девушка ночь почти и не спала – мыслями разными мучаясь, да теплым камешком, нагретым у огня, баюкая ноющий живот.