Я считаю, что акты насилия, обычно совершаемые женщинами против собственного тела и тел своих детей, являются важными инструментами коммуникации. Работа Макдугалл рассматривает психоанализ психосоматических расстройств в контексте понимания того, как в теле способны проявляться конфликты и травмы, которые не могут быть осознаны и сформулированы. Признавая в соответствии с языком структурирования привилегированное положение психики и терапии в традиционном психоанализе, она подчеркивает важность внимания к жалобам и расстройствам тела. Автор утверждает, что психосоматические заболевания отражают значительные психологические бедствия. Таким образом, потенциальный анализ дает надежду снизить смертоносную силу заболевания через возможность сформулировать и озвучить некогда произошедшее травмирующее событие.
Не во всех сообщениях используются слова. В случае определенных мыслей, фантазий или конфликтных ситуаций, пробуждающих сильные чувства болезненного или перевозбуждающего характера и атакующих осознание, пациент вместо мысли, фантазии или мечты может произвести, например, соматический взрыв.
(McDougall, 1989, p. 11)
Я считаю, что бессознательное использование женщиной своего тела во время беременности и его символическое использование для нанесения себе вреда, анорексия, а также участие женщины в актах насилия в отношении детей аналогично психосоматическому заболеванию. Эти акты насилия служат психической функции женщины, которая их совершает, так же как симптомы психосоматического заболевания являются «детскими попытками спасения себя и созданы как средство от невыносимой душевной боли» (McDougall, 1989, p. 8). Автор связывает развитие этих расстройств с ранним младенчеством, когда психические структуры являются долингвистическими, а самые ранние представления о себе связаны с телесными переживаниями, где тело является основным средством общения.
Я считаю наиболее правдоподобной моделью для понимания женского насилия ту, в которой насильственный акт понимается как решение психологической проблемы и как телесное выражение или сообщение о горе и гневе – аналогично психосоматической жалобе, описанной Макдугалл. Связь между насилием и перверсией как защитой от основного психологического стресса является основополагающей и лежит в основе модели женского насилия, предложенной в этой книге.
Существуют альтернативные модели понимания женского насилия. К ним относятся:
– феминистское понимание женского насилия как реакции на угнетение и социальную обусловленность;
– биологическая модель, подчеркивающая роль гормональных факторов, связанных с воспроизводством;
– когнитивно-поведенческая модель понимания развития и поддержания психологического расстройства;
– теория привязанности, согласно которой модели воспитания и ранних отношений могут привести к трудностям в психологическом и социальном функционировании в дальнейшей жизни.
Теория привязанности тесно связана с психодинамической моделью и разработана как в этологических, так и в психоаналитических парадигмах. В этой книге я сосредоточилась на психодинамическом понимании женского насилия, что, по моему мнению, является наиболее действенной моделью для понимания его генезиса и манифестации.
Хотя я и использую феминистские исследования, особенно в отношении самоповреждения и домашнего насилия, я отдаю предпочтение психологической модели, в которой освещаются психодинамические процессы. Моя главная цель – понять коммуникативную функцию обсуждаемых актов насилия и психологическую мотивацию, которая их порождает. Я рассматриваю акты насилия и правонарушения как символы и проявления более ранних конфликтов, многие из которых можно проследить до очень ранних переживаний жестоких женщин, касающихся их собственного опыта отношений с матерью. Другие модели оставляют важные аспекты женского насилия без объяснения.
Теория привязанности предлагает понимание того, как насилие передается от поколения к поколению. Я использую важное положение, выдвинутое Фонаги и Таргет в отношении нарушенных ранних моделей привязанности и, как следствие, невозможности младенцев развивать способность к ментализации: эта трудность проявляется у некоторых из описываемых мною женщин, чьи тела бессознательно используются в качестве основных средств общения (Fonagy, Target, 1999). Работа Де Зулуета внесла значительный вклад в понимание того, как нарушенные привязанности могут заложить основу для дальнейших извращений, которые развиваются как защита от психической боли (De Zulueta, 1993). Она ясно показала связь между теорией привязанности, травмами и развитием патологических защит, проявляющихся в перверсии или жестокости человека.
Второе издание было расширено за счет обновленных данных и изменений в содержании. Я пересмотрела все первоначальные главы и, где это было возможно, включила в обсуждение важные вещи. Большинство изменений касается части I «Насилие в отношении детей», для которой большое значение имели недавние правовые и клинические разработки. Новый клинический материал я обсуждаю в главе 3 о физическом насилии со стороны матери, рассматриваю историю пациентки Виктории Климби и отношение этого случая к динамике жестокого обращения с детьми и отрицанию женского насилия. Я затрагиваю споры, связанные с показаниями экспертов о сфабрикованных или индуцированных случаях заболевания, явления, ранее известного как делегированный синдром Мюнхгаузена.
Книга разделена на четыре части: насилие над детьми, насилие над собой, насилие над другими и, наконец, клиническое применение. Я также добавила вводную главу, описывающую развитие нарушенного родительства, отслеживая его с детства матери вплоть до беременности и родов. Я расположила эти типы насилия в соответствии с концептуальной прогрессией – от наиболее скрытых к наиболее публичным формам насилия. Я считаю материнское насилие, как сексуальное, так и физическое, самым скрытым преступлением, часто происходящим за закрытыми дверями. Очевидных физических признаков на жертвах – синяков или свидетельств сексуального насилия – может и не оставаться. Следы чаще всего имеют психологический характер.
Эти акты насилия могут стать достоянием общественности, когда ребенок будет доставлен в больницу с неслучайными травмами или симптомами болезней, которые иногда оказываются либо сфабрикованными, либо искусственно индуцированными родителем, обычно матерью. В такие моменты вмешательство общественности, социальных служб и судов может стать необходимым. Жестокое обращение матерей может быть скрыто из-за материнской власти над детьми, которых они воспитывают в стороне от посторонних глаз. Насилие против себя также может быть глубоко личным преступлением, которое реализуется максимально тайно, вдали от пересудов окружающих, однако, по сравнению со следами скрытого эмоционального или сексуального насилия над детьми, его последствия более заметны в виде шрамов от самоповреждения или истощения тел женщин с анорексией.
Используя понятие женского извращения, я провожу аналогии между целями насилия при самоповреждении и целями при материнском насилии, акцентируя внимание на фактах нападения на свое тело и тела своих детей.
В третьей части книги я исследую феномен женщин, убивающих агрессивных партнеров. Именно в этой главе насилие наиболее явно рассматривается в контексте более широких социальных проблем, связанных с дисбалансом власти между мужчинами и женщинами; юридическая защита этих женщин проанализирована достаточно детально.
Это основная часть книги, в которой обсуждается развитие жестокого материнского обращения и часто скрытые преступления сексуального и физического насилия над детьми, а также сфабрикованная или индуцированная болезнь, ранее известная как делегированный синдром Мюнхгаузена, и трагическое преступление инфантицида. Я исследую идеализацию материнства, миф о Великой Матери, универсальной богине-матери (Motz, 1997), и патологический процесс, при котором бессознательные конфликты разрешаются посредством беременности и жестокого воспитания. Также исследуется символическая функция ребенка.
В главе 1 я рассматриваю модель извращенного материнства Вэллдон и описание Диноры Пайнс, показывающих, как женщина неосознанно использует свое тело во время беременности и материнства. Я выделяю теоретические основы модели женского насилия и корни нарушений материнства. Для некоторых нарушенных молодых женщин с бедным опытом заботы со стороны своих матерей дети являются их нарциссическими продолжениями. Ребенок рассматривается как «хороший» объект, в котором «плохая» женщина отчаянно нуждается как во вместилище для своих проекций. В фантазиях матери нерожденный младенец – воплощение любящего существа, которое подтверждает регенеративную способность матери и наличие которого показывает ее в лучшем свете. Эта идеализация может привести к разочарованию и депрессии, когда ребенок в конечном итоге рождается, пробуждая в матери ярость. Пайнс (Pines, 1993) анализирует опыт беременности и материнства и его отклонения, а работа Вэллдон (Welldon, 1992) об извращенном материнстве подкрепляет этот тезис.
Я описываю трансгенерационную интегративную модель депривации и жестокого обращения, которая может предрасполагать некоторых женщин к повторению жестокого обращения со своими детьми. Эта модель основана на раннем опыте отношений с матерью, а также более поздних социальных стрессах. В ней прослеживается путь от жестокости по отношению к девочке до ее партнерства с очередным обидчиком, где она еще больше теряет контроль, сталкивается с беспомощностью и в конечном итоге цикл насилия повторяется. Я привожу примеры «патологической беременности», а также насилия в отношении детей, чтобы проиллюстрировать, как женщины могут направлять свою агрессию на собственное тело или тела своих детей, чтобы обеспечить «решение» своих психологических проблем. Это связано с ранним опытом жестокого обращения, депривации или пренебрежения и отражает раннюю травму.
В главе 2 я исследую женское сексуальное насилие над детьми – запретную тему, которая только относительно недавно стала предметом профессионального интереса и обсуждения в СМИ. Очень важно признать феномен женского сексуального насилия над детьми и предложить экспертизу и лечение женщин – виновниц сексуального насилия в отношении детей, многие из которых сами окажутся жертвами внутрисемейного насилия в будущем. Отрицание женской сексуальности и идеализация материнства очевидны в отказе «думать о немыслимом», т. е. признавать существование материнского извращения. Понятие извращенного материнства проясняет причины, проявления и психические функции сексуального насилия со стороны матери.
Глава 3 посвящена физическому насилию над детьми со стороны их матерей. Физическое насилие над ребенком может отражать сильнейшие социальные стрессы и личные потери, которые переживают многие молодые матери, а также может быть связано с реактивацией их собственного опыта злоупотребления или пренебрежения. В обсуждении утверждается символическое значение процедуры опеки в случаях жестокого обращения с детьми. В процессе вмешательства в драматические события частное насилие становится общественной проблемой.
О проекте
О подписке