Глава пятая, неожиданная

Разрушь их жертвенники и выруби их священные рощи. Опрокинь их каменные столбы, чтобы даже имя их изгладилось из памяти людской. Потому что если уцелеет хотя бы один, люди вспомнят и придут туда снова. Тогда все, над чем мы трудились, окажется напрасным.

«Поучения святого Ауриния»

«Кто ты? – спросил он тогда. – Демон, явившийся погубить мою душу? Привидение, лесной дух? Может быть, ты сама богиня мщения, пришедшая за мной? Может быть, я уже мертв?»

Но она молчала. И он задрожал от страха, потому что увидел в ее глазах свою судьбу.

Сказка

Так и вышло, что ночь застала трех всадников скачущими по дороге на юг. Дождь перестал. Темнота казалась белесой из-за тумана. Лес обступал дорогу глухой непроглядной стеной. Сова, спрятавшись в ветвях, провожала их долгими насмешливыми криками – птица обмана и предательства, потерявшая когда-то, если верить легендам, человеческий облик в наказание за неверность.

Демоны, пришедшие из тех же древних сказок, что и изменница-сова, скалились им вслед из темноты. Ждали своего часа.

Когда восток окрасился алым и сразу, как по команде, навалилась усталость, остановились – дать краткий отдых себе и лошадям. Несколько часов чуткой дремоты в десяти шагах от дороги, и снова в путь. Долго такую гонку не выдержать ни людям, ни коням, но Рольван знал, что долго и не придется. В нем будто проснулось чутье, как у гончей собаки, которая, еще не видя зверя, чувствует его, предугадывает его рывки и знает, что осталось немного.

Теперь он был уверен, что Гвейр не свернул с дороги и уже не свернет. Не сможет уйти от судьбы, от возмездия, которое заслужил. В ножнах звенел и пел меч.

Тучи разошлись, и целый день, подгоняя коней, путники согревались и обсыхали в теплых солнечных лучах. Все время всматривались вперед, каждый миг ожидая увидеть на горизонте двух всадников, но повстречали лишь пару крестьянских подвод да пастуха, перегонявшего через дорогу ленивое стадо пестрых коров.

Дважды видели возле ручьев отпечатки подков двух лошадей и один раз те же самые отпечатки на тропе, уводящей прочь от дороги вдоль узкой лесной прогалины. Кроме них, по тропе долгое время никто не ездил, и следы во влажной земле виднелись отчетливо. Гвейр со спутником проехали здесь, но вскоре тем же путем вернулись на дорогу. Подумав, Рольван свернул на тропу.

Прогалина в лесу оказалась просекой, очень старой и порядком заросшей. Дубовая поросль, сплошь в зеленых клубах терновника и жимолости, густела по обе стороны тропы. Та обернула лесистый холм и вывела к озеру, похожему на небольшую круглую чашу.

Посередине высился остров – десяток шагов каменистой земли и один-единственный стоячий камень. Гвейр со спутником были здесь: судя по следам, один из них спешился и ждал на берегу, пока другой побывал на острове и вернулся обратно.

– Что они там забыли? – спросил Торис.

Рольван покачал головой:

– Не знаю.

– Похоже, здесь было капище.

– Было и есть, иначе тропа давно бы заросла.

– Дрейвы?

– Или местные крестьяне.

– А Гвейру вдруг приспичило помолиться? – Торис сплюнул на землю. – Поехали или как? Ты же не собираешься туда?

– Не знаю, – повторил Рольван.

Им вновь владело странное чувство близости с теми, кого преследовал. Не любопытство привело их сюда – нет, они искали что-то, и надеялись, и боялись найти. Отчего-то Рольван знал: чем бы ни была эта вещь, здесь ее не оказалось.

Поколебавшись, направил коня в воду.

– Ждите здесь, – бросил он через плечо.

Озеро оказалось неглубоким, у самого острова вода едва намочила лошадиные колени. Мокрые камни хрустнули под копытами, когда конь выбрался на берег, но тут же мертвая тишина святилища подавила все звуки.

Каменный исполин возвышался над головою, сужаясь кверху, как заостренный клык. Его тень накрывала плоскую каменную плиту с углублением посередине и выбитым рисунком из трех расходящихся изогнутых лучей – знаком дрейвов. Расклеванные птицами остатки хлеба и темный след в углублении лучше всяких слов подтверждали, что святилище не заброшено.

Монах недовольно дернулся, отступил подальше от стылой тени камня. Его ноздри расширялись, словно здесь пахло чем-то, чего Рольван ощутить не мог. Но и так чувствовал себя, будто забрался через окно в чужой дом, и хозяин уже крикнул стражу.

Он поднял руку, но священного знака сотворить не смог. Язык прилип к небу. Мрачная тяжесть камня нависла, грозя раздавить.

«Отец!» – взмолился Рольван мысленно.

И епископ в его памяти улыбнулся с ласковой укоризной:

«Что ты здесь делаешь, сын?»

С резким вздохом Рольван дернул поводья и поехал обратно.

– Что там? – полюбопытствовал Торис, когда он очутился на берегу.

– Ничего, кроме камней. Поехали, мы теряем время.

– Кто ж тебя надоумил его терять? – пробурчал Торис себе под нос, но послушно поворотил коня, и Рольван не стал отвечать.

Вернувшись на дорогу, пустились в рысь и вскоре достигли холмов, предварявших скалистый кряж перед Сторксом. Когда-то эти места были обитаемы, теперь же лишь развалины старой крепости караулили пустынное безлюдье. Среди высоких папоротников и кустов боярышника сновали кролики, чьи норы темнели почти под каждым камнем. Несколько раз промелькнул рыжий лисий хвост. Сверху коричневой молнией спикировал сокол и взлетел опять, унося в когтях трепещущую землеройку. Твилл задрал голову, глядя ему вслед.

– Заглянем туда? – предложил Торис, кивая на остатки крепости.

– Пожалуй.

Высокой холм и венчавшее его строение отчетливо темнели на фоне закатного солнца. Чем ближе, тем яснее были видны следы разрушения.

Когда-то, еще до квирского завоевания, здесь было укрепленное жилище эрга, потом некоторое время размещался квирский гарнизон. Позже его перевели в новую крепость в Сторксе. Теперь разве что пастухи со стадами укрывались в ней от дождя да изредка случайный путник находил убежище на ночь.

Годы, ветра и дожди потрудились над ней, но облик крепости еще был узнаваем. На месте рассыпанных каменных груд легко было представить защитную стену. Заросшие мхом развалины стали домом мышам и ящерицам, но все еще жались, как птенцы к наседке, к растрескавшимся и покрытым слоями птичьего помета стенам главного здания. Большие и малые дыры в этих стенах затянула паутина. Под крышей прятались птичьи гнезда, и их обитатели встречали вечер задорным переливчатым пением.

Перед главным зданием путники остановились. Что здесь совсем недавно кто-то побывал, им сообщил примятый папоротник еще по пути к вершине. Теперь же сомнений не осталось. У обрушенного входа трава была смята и объедена – здесь стояли привязанные лошади. Перед самым входом что-то темнело. Спешившись, Торис подобрал оборванный конец ремешка от уздечки.

Переглянувшись с другом, Рольван бесшумно соскользнул с седла. Вытащил меч.

Тишина стояла такая, будто здесь от самого сотворения мира никто не бывал. Ни звука, ни движения в полумраке за дверным проемом, достаточно широким, чтобы завести лошадей внутрь.

За спиной шевельнулся Твилл, высвобождая притороченный к седлу топор. Рольван и Торис плечом к плечу шагнули в проем.

В доме никого не было. Рольван понял это сразу, как вошел, еще прежде, чем глаза привыкли к расцвеченному солнечными пятнами полумраку.

Впрочем, полумраком он казался совсем недолго. В дальнем конце зала участок стены был разрушен. Через пролом проникало достаточно света, чтобы в подробностях разглядеть большой круглый зал, колонны в пятнах разорванной паутины, мусор и овечий помет на полу. Черный след костра на месте разрушенного очага и кучку поленьев рядом, соломенное ложе в стороне.

Здесь и впрямь останавливались проезжие путники.

– Вот зараза! Опять опоздали! – Торис со вздохом убрал меч.

Рольван молча пересек зал. Дальняя стена частично обвалилась, как будто в нее изнутри ударили тараном. Камни давно поросли травой.

Отсюда открывался вид с холма, на остатки давно разрушенной деревни, заросшие поля, на обвалившийся мост через сбегавшую по склону речушку, на пространный луг и темную стену леса вдалеке, с восточной стороны.

А еще – на ряд высоких камней на полпути к лесу и двух всадников, подъезжавших к этим камням.

– Мы не опоздали, Торис, – проговорил Рольван. – Вовсе нет.

Огромный золотисто-алый шар заходящего солнца навис прямо над стоячими камнями. На траве лежали их черные вытянутые тени. Всадники спешились у границы этих теней. Один – было слишком далеко, чтобы разглядеть подробности, но Рольвану все же показалось, что он узнал яркую вышивку на плаще Гвейра – остался с лошадьми, второй же медленно вошел под сень камней.

Приблизившись к самому высокому, склонил голову и замер. Пестрая накидка на плечах и ярко-рыжие, такие же, как у Гвейра, волосы – вот и все, что Рольван смог разглядеть.

– Как думаешь, кто это с ним? – спросил он подошедшего Ториса.

Тот скривился:

– А пес его разберет. Поедем за ними или дождемся? Ставлю что угодно, что они собрались ночевать здесь.

Двое внизу и впрямь никуда не торопились. Гвейр, если это был он, улегся в траву, заложив руки за голову. Лошади паслись рядом. Его спутник все так же стоял перед камнем – то ли молился, то ли чего-то ждал.

Рольвану отчетливо вспомнилось давящая тяжесть другого камня, того, что посреди озера. Не самый приятный выбор – схватиться с дрейвами в месте почитания их неумерших богов или гнаться в темноте, если дрейвы предпочтут схватке бегство.

Или дожидаться здесь, не зная, действительно ли они вернутся.

– Незаметно не подойдем, – заметил Торис. – Если побегут… темнеет, а у нас и так кони загнаны.

– Предлагаешь ждать здесь?

Гигант довольно усмехнулся:

– Тут уж не побегут.

Рольван нахмурился, но слова Ториса звучали разумно.

Гвейр вернется, даже если сам не захочет – теперь уже нет сомнений, что их встреча предопределена. Не перед чужим алтарем, а здесь, в этих старых, наверняка видевших много сражений стенах, и решится все.

«Правый видит, куда ставить ногу, и не споткнется» – сказано в Книге Мира. В этот миг Рольван поистине не мог споткнуться, как не может ошибиться меч в руках палача.

– Будем ждать, – сказал он.

Стемнело. В небе одна за другой проступили звезды. Взошла луна, большая и почти круглая. До полнолуния оставалось совсем недолго, и ночь обещала быть светлой.

Рольван то выглядывал наружу, то нетерпеливо обходил пустой зал. Обветшавшие, лишенные обстановки стены казались внутренностью скелета. Когда-то здесь было дыхание, и кровь струилась по жилам, и звучали голоса. Теперь остались одни кости, и те скоро рассыплются в прах.

Он не различал в полумраке лиц своих друзей, видел лишь силуэты. Ториса с обнаженным мечом, отрешенно глядящего в пустоту. Твилла на страже у пролома, опершегося на рукоять топора и в задумчивости прикусившего большой палец левой руки. Каменное крошево у его ног белело в лунном свете. Поодаль от входа тихо переступали и хрустели нарезанной травой привязанные к одной из колонн лошади.

Время шло, но Гвейр со спутником оставались на прежнем месте – смутные фигуры чуть темнее окружающей темноты. Рольван ждал, и чем дальше, тем быстрее его радость сменялась раздражением.

Он не так представлял себе эту встречу. Он должен был настигнуть Гвейра при свете дня, как неминуемая божья кара, и прямо взглянуть ему в лицо. Как в те времена, когда они были друзьями и никто не ждал от Гвейра предательства.

Увидеть в его глазах хоть что-то – раскаянье, объяснение? Рольван не знал. Но понимал, чего точно не хочет: караулить жертву в темноте, как разбойник, как тот, кому есть чего стыдиться, как… как сам Гвейр.