– Я сказал: неприметно! Неярко! А вы что напялили?!
Богдана тоже про себя хихикала. Сама она надела единственные свои джинсы (черные) и безразмерный свитер бабушкиной вязки. Волосы заплела в косу, глаза красить не стала. Мирон взглянул одобрительно, переодеваться не погнал. Но все равно пришлось ждать, покуда остальные пройдут фейсконтроль. Бедные будущие горничные смывали тушь-подводку, а Мирон лично перетряхивал чемоданы, ловко вылавливая самое неприглядное.
– Чего уродок из нас делаешь? – причитали тетки.
– Не нравится – могу тебя на порностудию продать, хочешь? – огрызался он и кидался на грудастую Эльвиру: – Куда, куда ты свой пятый размер обтянула? Быстро снимай облипку, ищи что-нибудь свободное!
Богдана устроилась на подоконнике в коридоре и завела:
Кто уже был одет, песню подхватил и – но получалось без оптимизма. Тоскливо, по-бабьи.
Эльвира – обряженная в безразмерный балахон – с отвращением отвернулась от зеркала, буркнула:
– Да уж лучше б я в России на фабрику подалась!
– Приватизируют скоро все фабрики, – заверил Мирон, – людей на улицу вышвырнут. А тут Европа. Стабильность. На свою зарплату семью сможете содержать.
Тетки притихли. У всех дома полна коробочка нахлебников – только закидывай корм. Детей надо поднимать, родителей немощных поддерживать.
Богдане посвободней – бабушка велела:
– Ничего слать даже не думай. Вообще про меня забудь, я не пропаду. На себя откладывай. Может, правда в музучилище поступишь. В итальянское. А потом и в Ла Скалу возьмут – хоть в пятый ряд хора.
Богдана ни в какое училище идти больше не собиралась. Замуж и безо всяких дипломов возьмут. А еще – ей Мирон рассказал – можно на круизный лайнер устроиться. Путешествуешь по всему миру забесплатно, днем гуляешь, по вечерам – поешь в ресторане, питаешься на халяву и зарплату получаешь. Неплохой запасной вариант – если принца найти не удастся.
«Но главное сейчас – в Италии застрять». Туристическая виза закончится через месяц, и грядущее нелегальное положение Богдану очень тревожило.
* * *
В три часа пополудни Мирон, наконец, вывел своих подопечных на улицу. Автобуса не подали, но идти оказалось недалеко – всего пара кварталов. Вывеска на входе в одноэтажный дом обещала пиццерию, но внутри помещение выглядело советской столовкой, только без всякой еды. Голые стены, пластмассовые столы-стулья. Мирон велел:
– Рассаживаемся каждая за свой стол, по одной! Юбки одернули, ногу на ногу не кладем!
Он обошел свое стадо и вручил всем по распечатанному листочку. Богдана немедленно взялась переводить. Имя. Возраст. «Non fumo»[6].
– Богданка! – крикнула Эльвира от соседнего столика. – А «пулита» – это кто такая?
– Не знаю. Наверно, быстрая. Как пуля.
– А «опероза» что значит? Петь, что ли, заставят?!
Подлетел Мирон, фыркнул:
– Ох, дремучие! «Опероза» – работящая. «Пулита» – аккуратная.
– Как общаться-то будем с хозяйками, если мы по-ихнему ни в зуб ногой? Хоть поможешь? – возмущалась Эльвира.
– Вас двадцать, я один. Школьный английский вспоминайте. Но его здесь тоже не особо знают.
К счастью, вышло не настолько страшно. Итальянские работодательницы горничных из России явно выбирали не в первый раз. Минимально объясниться по-русски могли. «Водка не пить, мужиков не водить, технику не ломать».
Но экзотика тоже встречалась. Богдане – вот уж настоящий рынок невольниц! – толстая, одышливая бабища рукой в рот полезла. Девушка перепугалась, начала отбиваться. Мирон примчался на помощь, перебросился с работодательницей парой фраз, успокоил:
– Хочет зубы твои проверить.
– Зачем?
– Вдруг плохие?
– А ей-то что?
– Как что? Стоматологи в Италии дорогие.
– А медицину разве она оплачивает?
– Нет, конечно. Потому и боится. Когда зуб болит, от горничной толку мало.
– Фу, гадость какая. Я сама к такой работать не пойду.
Богдана отвернулась от противной тетки.
Разочарование нарастало. Из российского далека иностранцы представлялись такими утонченными, породистыми, приятно пахнущими. А на деле – рыночные торговки. Интонации базарные, голоса скрипучие. Каждая вторая с усиками. И одеты безвкусно, почти по-цыгански.
Собственная бабушка – хотя тоже нынче на рынке стояла из-за тяжелых времен – выглядела куда интеллигентнее.
– Зря ты ее прогнала, – хмыкнул Мирон, – она пятьсот тысяч лир предлагает.
– Это сколько?
– Почти триста пятьдесят долларов[7].
– Ничего себе! – опешила Богдана.
– Но работать надо без выходных. И ночью вставать. У нее мать в маразме.
– Не, тогда точно не хочу.
Он предрек:
– Другие и за двести припашут. На то же самое. – И отошел.
В столовке-пиццерии становилось все душнее, тетки-работодательницы источали тяжелые цветочные ароматы, от визгливых, неприятных голосов у Богданы начала трещать голова.
Все чаще вспоминала она предложение Мирона – остаться с ним – и все привлекательнее оно казалось. Не нужна ей такая Италия.
Но тут – будто небеса услышали отчаянный глас – к ее столу подошла немолодая пара. Вот эти выглядели настоящими иностранцами, точно как в кино. Сухощавый джентльмен при галстуке. Далеко не юная, но потрясающе холеная дама в кокетливой шляпке. У него в руке трость с серебряным набалдашником. У нее на пальцах бриллианты.
Богдана инстинктивно подобралась, распрямила спину, сложила паинькой ручки на коленках, опасливо улыбнулась, в смущении пробормотала:
– Бонжорно!
Пара замедлила шаг, обменялась репликами. Богдана услышала:
– Ancora una ragazzina[8].
Богдана знала, что девушка по-итальянски ragazza. А ragazzina – понятно, малявка совсем.
Она решительно произнесла по-итальянски:
– Я не рагаццина, мне девятнадцать лет.
Респектабельные супруги переглянулись. Синьора пробормотала:
– Rischioso[9]…
«За кобеля своего боится», – догадалась Богдана.
И как на чужом языке объяснить, что не собирается она чужого мужа отбивать? Тем более у джентльмена – уже старческие пятна и лысинка проглядывает.
– У меня есть принципы, – пробормотала она.
Синьор с синьорой переглянулись – похоже, не поняли.
Ладно, объясним популярнее:
– Дома, в России, у меня остался муж!
– Правда? – заинтересовалась дама и раздельно, словно для тупой, произнесла: – Вы знать английский?
– Да, немного знаю, – смутилась Богдана.
– Говорите лучше на нем. Я не понимаю ваш итальянский.
Вот это обидно. Но что поделаешь. Попробуем вспомнить английский – училка в школе доставучая была, кое-что в голову вбила.
– I have a husband! And I love him a lot. But you know, the situation in Russia is difficult. We can’t afford a baby. So I came here to make some money to realize our dream![10] – вдохновенно импровизировала Богдана.
Пара напряженно вслушивалась в ее неуверенный монолог. Подошел Мирон, уловил, о чем речь, удивленно присвистнул. Она сделала страшные глаза.
Выдавать ее он не стал – в заграничных паспортах штампов о браке все равно нет. Присел за столик, побеседовал с благородными синьорами на быстром и пока непонятном ей итальянском. Потом озвучил Богдане условия:
– Дом громадный – тысяча квадратных метров. Ежедневная уборка. Стирка. Глажка. Сложная бытовая техника. Если сломаешь, будешь платить штраф. Жить в одной комнате с кухаркой. Помогать ей готовить. Выходной раз в месяц. Каторга. Четыреста тысяч.
– Это сколько?
– Двести шестьдесят долларов. Очень мало.
– Зато они не галдят и не смотрят мне в зубы! Скажи им: я согласна!
– Богдана, помнишь, что я говорил тебе вчера? Надо идти к хорошим, проверенным хозяевам. А эти вообще не из этих краев. Кто знает, что они за люди?
– Они хотя бы интеллигентные, – отрезала Богдана. – Наверняка в оперу ходят. В отличие от остальных здешних деревенщин.
– О чем вы говорите? – властно вмешалась в разговор синьора.
Богдан объяснил:
– Она мечтает сходить в Ла Скала и посмотреть на этого, как его там… Рикардо Мути.
Итальянцы переглянулись.
– Какие-то настораживающие амбиции, – проскрипела дама.
Ее пожилой спутник примирительно произнес:
– Зато выгодно. Вместо премии можно подарить девушке билет на галерку. Милан от нас недалеко.
– Вы приехали с другого конца страны? – удивился Мирон.
– Случайно получилось. Мы посещали Акри[11], и хозяйка местной гостиницы рассказала про ваш бизнес, – объяснил джентльмен. – А нам как раз нужна горничная.
* * *
Богдана всю жизнь прожила в частном доме. В детстве бегала на улицу в туалет и ужасно боялась случайно в выгребную яму заглянуть – вдруг оттуда выглянет что-то ужасное?
Но со временем обжились. Сделали теплую уборную, поставили бойлер. Комната у Богданы всегда отдельная была. Пусть несолидные восемь метров, зато собственные, украшай, как хочешь, и за бардак никто не ругает.
Подруги жили похоже, и не факт, что хрущевка с низкими потолками и шумными соседями лучше, чем их деревянный домик. А в элитарных обкомовских квартирах Богдана сроду не бывала – не приглашали.
Роскошь видела только по телику.
Мирон – когда обрисовывал будущую работу – рассказывал: итальянцы, конечно, просторнее живут, чем в России. Но обычный стандарт – квартира площадью метров в сто.
А тут вдруг у людей особняк. Трехэтажный! Девятнадцатого века постройки.
– Мне повезло? – спросила Богдана у Мирона.
Тот нахмурился:
– Не знаю. Я проверил: вроде нормальные у тебя хозяева. В криминале, ни в чем таком не замешаны. Но тут, на юге, народ попроще. Поорут, из ружья пальнуть могут. Не со зла. А ты-то на север поедешь. Озеро Комо, город Менаджио. Там аристократия. Фиг знает, что у них за скелеты в шкафу.
Но Богдана упорствовала:
– Лучше аристократы, чем эти цыганки.
Респектабельная пара подписала с Мироном контракт, забрала себе Богданин паспорт.
Девушка забеспокоилась:
– А если меня на улице остановят? Как без документа?
– Это не совок. Здесь не проверяют.
– Но я не хочу без паспорта!
– Богдана, это обычная схема, – принялся объяснять Мирон. – Твои хозяева уже оплатили – перелет, мои услуги. Когда отработаешь все это – паспорт тебе вернут. А если понравишься им – они сами тебе визу продлят. Или даже рабочую сделают.
Увидел, что она совсем повесила нос, подбодрил:
– Не волнуйся. Это в эскорте – использовали и выкинули без гроша. А хороших горничных ценят. Не обижают. Только свое место не забывай. – Он вздохнул и прибавил: – Хотя не твой это путь – быть домработницей.
– Но у меня план!
Мирон отмахнулся:
– Хреновый у тебя план. Лучше бы со мной осталась.
И церемонно пожал руку на прощание.
А Богдана взяла чемоданчик и пошла к машине своих новых хозяев.
Неплохо. «Мерседес»! Синьор (сказал называть его «просто Марио») навстречу не вышел. Зато багажник зажужжал и распахнулся сам собой. Она уложила свои вещи. Вот это техника!
Богдана проскользнула на заднее сиденье и сложила руки на коленях.
– Пристегнись, – велела синьора (ее звали Пирина).
Во глупость! В России даже на переднем сиденье нормальные люди ремешки только через плечо перекидывают, а здесь сзади нужно.
Она с трудом нашла ремень, и «Мерседес» как бешеный рванул с места. Богдана заглянула вперед, на спидометр. Ничего себе, уже сто километров в час! А скорость вообще не чувствуется. Кожаные сиденья приятно холодят попу, музыка из множества колонок, звук нежный, объемный.
И Богдана – хотя дала себе слово глупых вопросов не задавать – ляпнула:
– Скажите, а вы точно не мафия?
Рафинированная Пирина сразу неодобрительно губы поджала. Но глава семьи рассмеялся:
– Не бойтесь, Богдана. Я обычный инженер. – Перехватил ее недоверчивый взгляд и уточнил: – Но родители оставили мне неплохое наследство.
Богдана надеялась – раз едут с юга, от итальянской «подошвы» вверх по всему голенищу, – красоты разные повидать. По пути (или почти по пути) Неаполь, Рим, Флоренция. Но увы – никто ее развлекать не собирался. Даже Милан объехали какими-то закоулками. Больше тысячи километров проделали в один день. Работодатели сразу дали понять, кто здесь главный. Сами в дороге то и дело перекусывали – лопали салями, лосося копченого, заедали оливками (судя по запахам, витавшим в машине, все дорогущее). Богдану элитной пищей не угощали – кормили сэндвичами с заправок. Когда ближе к вечеру заехали в городок Чезена, Марио с женой отправились ужинать в ресторан на площади дель Пополо. А новоиспеченной горничной купили в уличной лавке пиццу, бутылку воды – и посоветовали прогуляться, фонтан Мазини посмотреть. Она послушно бродила вокруг, грызла пиццу, разглядывала прихотливые скульптуры дельфинов, грифонов и отчаянно завидовала парочкам, что сидели на ступеньках, болтали и обнимались.
Одинокие мужчины и особенно парни поглядывали с интересом, но с наглыми предложениями не приставали. Видно, доступные русские девушки еще не заезжали в этот небольшой городок и репутацию России не испортили. Надо как-то раскрепоститься, возможно, самой знакомство завязать.
Но голова почему-то все время втягивалась в плечи, а улыбка получалась жалкой.
Мимо проходила компания местных, один из парней притормозил, задал вопрос – очень быстро, она опять не поняла, перепугалась, пробормотала:
– Скузи?[12]
Итальянец строго спросил:
– Галина?
– Богдана.
Неужели познакомиться получилось?
Но нет – парни дружно заржали и прошли мимо.
И что это было?
Когда хозяева, наконец, выплыли из ресторана, Богдана первым делом поинтересовалась:
– Мое имя по-итальянски звучит смешно?
Марио – сытый, благостный – удивился:
– Нет.
– А Галина?
– А gallina – это курица. Не цыпленок, а именно курица. Уже в возрасте.
Он расхохотался и ущипнул жену за бок. Та поджала губы.
От обоих прилично пахло спиртным, но Богдана уже знала: итальянские карабинеры – в отличие от наших гаишников – пристегиваться заставляют, но к подобным мелочам не цепляются.
И снова – машина, шоссе, чужие, непонятные разговоры.
В Менаджио въехали после полуночи. Город старинный, современных зданий вообще не видно. Протряслись по булыжной мостовой, попетляли по узким улочкам, свернули в совсем уж скудный переулок. Венчался он тупиком. Но Марио скорость не сбавил. Богдана вцепилась в сиденье. Устал-перебрал? Предупредить его, взвизгнуть?
Но в этот момент высоченная стена медленно поползла вбок.
Бог мой! Ворота на пульте! Прежде Богдана такое только в кино видала. А дальше вообще сумасшествие. Подъездная аллея в обрамлении тисов. Крыльцо из пяти мраморных ступеней. Огромные арочные окна, эркеры, лужайка с бассейном.
Зря Мирон сказал, что она сделала неправильный выбор!
На пороге дома появилась грузная дама в белоснежном переднике.
Она приветствовала хозяев по-итальянски, но Богдана сразу поняла: тетушка из наших. Славянка. Вот хорошо, если с Украины! Будет хоть с кем поболтать.
Окружающая красота пьянила, и девушке ужасно хотелось рассмотреть дом. Как здесь вообще все организовано? Висят ли портреты благородных предков по стенам? Есть ли джакузи? И где, к примеру, хранится парадная посуда? Вряд ли в сервантах из ДСП.
Но Марио решительно произнес:
– Баста.
Разгрузить багажник он не потрудился – не оглядываясь, отправился вверх по широкой лестнице.
Пирина за ним не пошла. Поманила немолодую кухарку и Богдану к машине, показала на свой чемодан. Весил тот не меньше двадцати килограммов, но прислужницы поднатужились, справились и под аханье хозяйки (боялась, что поцарапают автомобиль) вытащили.
Повариха, на плохом русском, приказала:
– Покажу путь.
Они вместе приволокли багаж в хозяйскую спальню. Ничего себе будуарчик! Потолки метров пять, портьеры покруче, чем в Эрмитаже. Кровать сумасшедших размеров. Туалетный столик с двумя амурчиками.
Богдана осмелилась пошутить:
– Надеюсь, моя комната не хуже?
Кухарка вслушивалась напряженно – но смысл поняла. Усмехнулась:
– Она барыня. Ты Золушка. Пойдем твой подвал.
И пока вместе спускались – сначала на первый этаж, а потом еще ниже, в цоколь без окон, – Богдана успела выяснить: повариху зовут Грасей, она из Польши и работает здесь тоже совсем недавно.
– А кто до нас был?
– Грязнули. Я кухню десять дней отмывать. Завтра помогать будешь.
Грася отворила дверь, и Богдана еле сдержала вздох разочарования. Вот тебе и красивая жизнь! Совсем чуть-чуть побольше ее комнаты в родном городке. И потолки – немного повыше. Зато никакой приватности. Кроватей – две. И ту, что поуютнее, у крошечного окна под самым потолком, своим мощным туловом придавила Грася.
Богдана робко села на краешек второй постели, осмотрелась. Будто специально все сделано, чтобы прислуге на ее место указать.
Шкаф – единственный, довольно ободранный. Ящики у комода перекошены. Занавесок на окне нет – только жалюзи, дешевенькие, белые, от солнца никак не спасут. Тумбочки прикроватные в царапинах и пятнах.
Кухарка скинула туфли, осталась в носках (пахло от них плохо), начала объяснять:
– Твои полки – три нижние. Белье постельное в комоде, бери, застилай. Ванная вон там. Есть будем на кухня. Ты сейчас голодная, кормить надо?
– Я лучше в сад выйду. Подышу.
Кухарка помотала головой:
– Нет.
– Почему?
– Две причины. Я спать, ты меня будить. Это номер один.
– А номер два?
– Прислуге в сад без дела нельзя. Стелить постель быстрей и не мешать. Нам завтра вставать шесть утра.
Так и пришлось – после пыльной дороги, не помывшись, вертеться на жесткой постели в душной комнате. Воздух через окно почти не проходил. Грася храпела, словно кузнечный горн. А Богдана лежала без сна и убеждала себя: все получится. И принц – обязательно найдется.
* * *
Пусть у прислуги место последнее, но ошметки красивой жизни Богдане и Грасе тоже доставались. Вся еда с хозяйского стола, только иранскую черную икру им трогать не разрешали. Воздух божественный, особенно когда с озера Комо ветер. И в парке можно притворяться, будто статуи от пыли протираешь, а на самом деле ароматами цветов дышать да мечтать.
Рабочий день считался ненормированным, с перерывами только на поесть и поспать, но не каторга ведь, постоянного надсмотрщика не имеется. Богдана всегда находила возможность почитать, написать бабуле письмо, позаниматься итальянским. Опытная Грася научила: пока хозяйка поблизости – не дай бог присесть, летай по дому, изображай бурную деятельность. Но, по счастью, у Пирины вечно – то косметолог, то массажи или шопинг. А пару вечеров в неделю хозяева отсутствовали: то на концерт отбудут, то на прием.
О проекте
О подписке