Мужчина неуверенно задержался перед зеркалом. Призрак головной боли, затаившийся где-то внутри, снова начал прорываться наружу вместе с двумя осторченелыми весёлыми гусями. Он вздохнул, потрогал под мышкой прозрачную папку с платёжками и счетами и начал нехотя продвигаться по пушистому бесшумному ковру. Натуральный ворс под ногами всё-таки немного успокаивал, а скорпионы, скопившиеся по периметру, пребывали в благодушии и не жалили.

Дверь в гостевую комнату была слегка приоткрыта. Мельком заглянув туда, посетитель заметил блондинку в коротком леопардовом платьице, беспечно сидящую на диване.

«Лёнькин трофей», – равнодушно подумал он, проходя мимо.

Следующая дверь вела в кабинет. Это было довольно большое помещение с синими стенами, овальным столом и большим окном, плотно задёрнутым шторами с ламбрекенами. Вглубине кабинета виднелась еле заметная дверь, выкрашенная в такой же синий цвет, возле которой находился холодильник.

Первым в глаза бросился незнакомец. Не то, что он был злой, как шайтан. Скорее, бдительный Выставив из-под стола ноги в стоптанных кроссовках, он рассматривал обстановку вокруг себя настороженным взглядом солдата, находящегося в дозоре. Отметив на нём затрапезную курточку и кепку, так и не снятую в помещении, вошедший мужчина подумал: «Тоже мне, начальство в галстуке…».

Кроме незнакомца за столом сидело ещё двое – гегемон и Лёня.

Лёня скучал и барабанил пальцами по столу. Он был ещё совсем молодым человеком с невинными голубыми глазами, и гегемон его ценил именно за эту невинность. Однако в миру, нахальный менеджер по продажам электробытприборов, Лёня был далеко не ангел, а самый, что ни на есть, успешный устный соблазнитель. Разумеется, милая куколка, ожидающая в гостиной, была его трофеем.

Сам гегемон сидел во главе стола и время от времени стрелял по сторонам своими маленькими глазками, похожими на светлые блестящие бусины в прищуренной оправе. Кроме того, он делал какие-то пометки в тетрадке.

– Аркадий Васильевич! – обратился к нему вошедший мужчина, незаметно вытирая о брюки мгновенно вспотевшие ладони, – извините, пробки…

Гегемон оторвался от тетрадки и посмотрел на него отеческим взглядом. Большой и представительный мужчина съёжился под взглядом этого маленького пухленького человека с румянцем на гладко выбритом личике, и снова поймал себя на том, что чувствует себя крайне неуютно в роли неофита и хотел бы как можно меньше соприкасаться с этой ухоженной жирной свинкой, именуемой себя гегемоном. Стараясь ни на кого не смотреть, он выложил на стол распечатки сообщений, краткий психологический портрет, кое-какие банковские документы и заторопился с докладом:

– Алла Юрьевна Котина. Внесена в чёрный список неделю назад. Заказчика зовут Валентин Петрович. Фамилия не названа. Род деятельности неизвестен. Но пятьдесят процентов предоплаты он уже перевёл на наш банковский счёт. По пожеланию клиента – в дальнейшем общение будет проходить только в сети.

– Так, так, так, – вкрадчиво отозвался гегемон и выразительно взглянул на него, отчего заныло внутри, – кто будет работать с объектом?

Мужчина вдохнул поглубже и ответил, как можно суровее:

– Исполнитель пока не назначен.

– Так может, вы сами возьмётесь?

– Я? – неожиданно растерялся мужчина, – почему я? Пусть Леонид… – и он глупо замолчал, машинально перебирая бумажки на столе.

Брови гегемона немедленно взметнулись вверх, потом вниз, что означало, что он хмурится. Столь скупые средства выражения ещё больше сбили с толку стоящего перед ним мужчину и, невнятно потоптавшись, как двоечник, не выучивший урок, он несмело присел на краешек стула, рядом с незнакомцем в стоптанных кроссовках, которого Яша отрекомендовал, как начальство.

– Дмитрий Аркадьевич, – зачем-то представился он этому незнакомцу.

– Степаныч, – небрежно буркнул тот в ответ.

– Ну, раз все уже собрались… – сказал гегемон и, с шумом отодвинув стул, зашагал к другому концу стола, где находился компьютер. Несмотря на маленький рост, он вышагивал, как шествуют в почётный президиум. Достигнув пункта назначения, он опёрся пальцами о гладкую поверхность дерева и сразу стал казаться выше, напоминая представителя сетевого маркетинга высокого ранга.

– Дорогие мои! – начал он свою речь певучим тонким голоском, – прежде всего, хочу вас поблагодарить за прекрасное служение высокому делу, – он незаметно скосил глаза на «насяльству», – ваше возвышенное стремление идти к свету, служить блистающим идеалам… э-э-э… сияющего света…

– А нельзя ли покороче? – лицо Степаныча брезгливо сморщилось, как при виде крота, что-то там рассуждающего по поводу солнечного света.

– Я только хотел…

– Отставить, – мрачно и веско оборвал Степаныч, – к делу ближе.

Гегемон обиженно сомкнул губы в тонкую щель и еле слышно заметил:

– Вообще-то, нас никто не предупреждал, что будет представитель из центра.

– Сомневаешься в моих полномочиях? – удивлённо взглянул на него представитель, а потом неожиданно гаркнул, – а?!

– Что вы, Виктор Степанович! – отпрянул от стола гегемон и вытянулся в струнку, – как так можно! Как я могу сомневаться в ваших полномочиях?

– Ну вот. Так-то. А то я уж… кстати, можешь называть меня просто Степаныч, – милостиво разрешил он, – так мне привычнее… – гегемон угодливо улыбнулся, и Степаныч поторопил его, – начинай, что у тебя там по плану?

И укрощённый гегемон слегка дрожащим голосом предложил посмотреть видео по глобальному преображению, произведённому в прошлую пятницу.

– Валяй.

– Между прочим, нашими коллегами преображение оценено в восемь баллов, – явно подлизываясь, проворковал гегемон, – результат неплохой, впрочем, э-э-э… Степаныч… судите сами.

С этими словами он подвигал мышкой и развернул компьютер так, чтобы присутствующие могли видеть на экране растрёпанную девушку, сидящую на стуле в длинном закрытом сером платье.

– Сестры, – сказала она с экрана хриплым голосом, – опомнитесь! Грядёт время, когда чаша ваших грехов переполнится, и души ваши отправятся в мерзкое место, где злой дух назначит вам испытание тяжкое. Призываю вас взирать на Марию, образец святости и чистоты! Призываю идти путём благости Божьей! Призываю к смирению, к признанию своей малости перед мужским родом! Всею душою моею, до последнего моего часа буду верно исполнять обязанности по отношению к мужу моему, на мя уложенные…

– Останови видео, – вдруг снова раздался недовольный сиплый голос, и гегемон испуганно клацнул кнопкой.

– А почему у неё один глаз всё время подмигивает?

Гегемон умоляюще взглянул на вредное начальство и осторожно пояснил:

– Возможно, побочное действие…

– Ай-я-яй… а может, девица-то твоя попросту прикидывается?

Пухлое лицо гегемона задвигалось, ища подходящее выражение. Румянец заиграл ярче. Наконец там установилось выражение преданности, а из неуверенного, чуть перекошенного рта раздался такой сладкий голос, словно его производитель переел варенья:

– За год нашей деятельности ещё не было ни одного случая возврата или хотя-бы недовольства со стороны заказчиков. Есть, конечно, небольшие недоработки, как в данном случае. Но поверьте, на подлинном качестве товара это никак не отражается…

– Стоп, – прервал его Степаныч, прищурившись, – что-то мне подсказывает, что в прошлом ты работал завхозом.

Щёки Аркадия Васильевича запылали жарким огнём, и он застенчиво пробормотал что-то про интенданскую часть женской тюрьмы.

Степаныч живо развернулся к сидящему рядом Дмитрию Аркадьевичу и радостно, по-приятельски, словно, кроме них двоих в комнате больше никого не было, поделился с ним:

– Теперь ты понял, почему он всё про товар, да про возврат? Вот перец! Ещё бы про усушку и утруску вспомнил!

Не дожидаясь ответа от похолодевшего от страха Дмитрия Аркадьевича, снова развернулся к гегемону и громко произнёс, чеканя каждое слово:

– Заруби себе на носу, что личность этого, как ты выражаешься, товара, не так проста, как тебе хочется.

У гегемона подозрительно задёргался подбородок, и всё же он позволил себе возразить слабым голосом:

– Какая там личность… все эти загадочные женские личности всего лишь миф, который создали сами же женщины и навязали его доверчивым мужикам.

– Отменная дурость! – рявкнул Степаныч, – а если ты и в самом деле считаешь, что любую бабу можно просчитать и укротить, то ты… – не найдя сразу подходящего слова, он выставил перед собой указательный палец и принялся крутить им в воздухе.

«Дурак», – особенно не напрягаясь, мысленно закончил за него Дмитрий Аркадьевич. Он глядел на унижения гегемона и отчего-то тихо злорадствовал.

– …то ты не понимаешь, что вместо новой особы создаёшь психологическую матрёшку с вложенными в неё разными личностями, – закончил Степаныч и строго обвёл глазами каждого. Затем он в некотором раздумье почесал у себя за ухом и задал вопрос притихшей аудитории:

– А теперь подумаем все вместе, отчего же эта девица подмигивает?

Все, включая гегемона и слегка озадаченного Лёни, взглянули на монитор, где на них по-прежнему смотрела застывшая девушка.

Посмотрел и Дмитрий Аркадьевич. Странно, но в выражении лица девушки, несмотря на некоторую долю скорби, и в самом деле затаилось что-то неуловимо издевательское. И пока Дмитрий Аркадьевич смотрел, пытаясь разгадать, в чём тут фокус, в его сознании вдруг начал проклёвываться маленький неуверенный росточек догадки. И чем дольше он смотрел на монитор, тем настойчивее этот хилый росток пробивал себе путь. За доли секунды он успел прорасти, увеличиться в размере, превратиться в дерево с пышными цветами, и наконец, увенчаться плодами… И вот в этих-то плодах как раз и заключалось то необъяснимое, то волнующее, то таинственное превосходство женщин, которое они приобрели за своё тысячелетнее рабство.

«О чём я думаю», – ужаснулся он, но было уже слишком поздно – крамольные мысли хлынули из него, как из лопнувшего шланга, а вся доктрина Новой Инквизиции начала радостно и ликующе трещать по швам. Чтобы вернуться к благочестивости, он больно ущипнул себя за запястье… а потом всё щипал и щипал себя, за этим занятием и застал его гегемон.

– Дмитрий Аркадьевич! Да что с вами! Дмитрий Аркадьевич!

– Что? – пришёл в себя Дмитрий и потрясённо посмотрел на гегемона.

– Идите, приведите Непочтительную! – прошипел тот и махнул рукой в сторону двери, – а ты, – обратился он к Леониду, – звони заказчику, как там его… Николаю Петровичу. Пусть подъедет через час, думаю, управимся.

Не произнеся ни слова, Дмитрий вышел из кабинета, добрался по бесшумному ковру до композиции из пузатого кресла, столика и компьютера, прошёл через арку в столовую и остановился перед замаскированной дверью, ведущей в гостиную.

А между тем, девушка, томящаяся в зале, уже вся извелась. Она прислушивалась к открывающейся входной двери, к вкрадчивым шагам по коридору, к голосам, доносящимся до неё время от времени из другой комнаты…

Но сюрприз, сюрприз… Она с нетерпением ждала этого обещанного сюрприза! Лёнечка привёз её сюда, посадил на этот диван и с очаровательной гримаской шепнул на ушко, что её ждёт какое-то сногшибательное, какое-то глобальное преображение! Милый парень, она промечтала о нём весь вчерашний вечер! В её вчерашних мечтах он был отважным и прекрасным принцем, спасающим её от убожества жизни. И конечно, она готова была сейчас сидеть хоть вечность, ожидая, когда её поведут к куче всяких стилистов, которые займутся её новым образом…

Неожиданно девушка громко ойкнула. Задумавшись, она не заметила, как к ней подошёл высокий солидный мужчина.

– Деточка, пройдёмте со мной, Леонид ждёт Вас.

– А где же он сам? – нервно поправила подол девушка, – такой загадочный…

– Пройдёмте, деточка, – повторил приглашение Дмитрий Аркадьевич, приглашая её жестом за собой, – воспользоваться ванной можете здесь, деточка, – он провёл её в комнатку, в которой раздавалась тихая музыка. Девушка нерешительно прошла туда и словно очутилась внутри затейливой вещицы, в которой каждый предмет сверкал и поблескивал, а сама она тут же стала похожа на хрупкую статуэтку, двигающуюся под старинную надтреснутую музыку заводной шкатулки. Сполоснув руки над раковиной, действительно по форме напоминающую морскую раковину перламутрового оттенка, она поискала глазами полотенце и вдруг вскрикнула – над ванной она увидела висящую вниз головой женщину, кровь стекала вниз… брр-р… Это была картина, выложенная из кафеля.

– Современное искусство, знаете ли, – пробормотал Дмитрий Аркадьевич.

– А-а-а! – силилась улыбнуться девушка побелевшими губами, – Лёнечка говорил ведь, что увлекается искусством… – она, поёживаясь, пошла за своим провожатым, стараясь принять беззаботный вид, но за спиной у себя услышала вздох, полный страдания и смертной тоски. Или это ей просто померещилось….

Они зашли в какую-то комнату. Девушка увидела большой овальный стол, сервированный на шесть персон, за которым пока сидело трое – её ухажёр Лёнечка, какой-то грубоватый мужлан в несвежей рубашке и наконец, старый брюзгливый толстячок.

«Что за хрыч, папаша, что ли? – девушка была разочарована, – а где же стилисты?»

Лёнечка посмотрел на неё странным долгим взглядом и отвернулся.

Сопровождающий мужчина молча подвёл её к столу, церемонно отодвинул стул и усадил напротив типа в галстуке.

Предполагаемый папаша молча оглядел её придирчивым взглядом, затем поднялся, зажег высокую пирамидальную свечу и поставил ее в центре стола. Лёнечка тут же подскочил и погасил большой свет, исходящий из прозрачных лепестков люстры. Теперь комната освещалась только пламенем свечи, отчего девушка вообразила себя мошкой, кружащей вокруг опасного пламени этой свечи.

– Вы не проголодались, деточка? – сопровождающий мужчина склонился над ней и осторожно посмотрел в глаза.

– Немного… – несмело ответила девушка, у которой вдруг сильно забилось сердце. «Зачем я сюда пришла? Кто такой этот Лёнечка?» – запоздало спрашивала она себя, безуспешно пытаясь унять сердцебиение. Она не знала, как себя вести, о чём говорить, а все присутствующие торжественно молчали. Ей оставалось только смотреть перед собой, стараясь не встречаться ни с кем взглядом.

Лёнечка, о котором она промечтала весь вчерашний вечер, сидел где-то у конца стола, и до неё по-прежнему доносился аромат его терпкого парфюма. Внезапно она вспомнила о своём старом, толстом и добреньком Николаше, который оплачивал её съёмную квартиру, возил в магазины и даже обещал личное авто. На фоне мрачных предчувствий, она неожиданно остро подумала: «Мне бы следовало бы кормить его правильной пищей…»

Послышался шум отодвигаемого стула. Это Лёнечка поднялся и прошёл куда-то вглубь комнаты. Девушка оглянулась и увидела за своей спиной холодильник, стоящий в нише, и небольшой сервировочный столик. Лёнечка выбрал что-то из холодильника, сложил всё это на столик, а потом взял в руки нож и стал медленно нарезать какие-то продукты. Она снова села прямо. «Всё хорошо, всё хорошо… – под стук своего сердца успокаивала она сама себя, – сейчас меня чем-нибудь угостят…» Но огромная тень на стене, которую она видела боковым зрением, тень от Лёнечки, шевелящаяся и орудующая чудовищным по размеру ножом, убеждала в обратном – что всё, напротив, очень плохо. Застыв в неудобной позе, девушка продолжала смотреть на эту тень до тех пор, пока Лёнечка не закончил свои приготовления и не вернулся на место.

На столе появились тарелочки с гастрономическими продуктами, веером уложенные колбаса и сыр, и ещё что-то…

Сопровождающий её мужчина принялся ухаживать и накладывать в её тарелку еду. Но не успела она взять в руки вилку, как на фоне неясного тревожного гула зазвучала какая-то заунывная музыка. Её рука застыла в воздухе, а через секунду появился маленький человек. Он словно возник из ниоткуда. Этот человек был одет в длинную полосатую робу. Его волосы были захвачены сзади в хвост. В вытянутых руках, на которых были надеты зелёные перчатки, он торжественно нёс перед собой две старинные чаши. Одна чаша была большая, другая поменьше.

Карлик обнёс чаши вокруг стола, а затем одну из них с поклоном передал «хрычу». Это была большая чаша. Тот принял её и разлил содержимое по бокалам.

Затем карлик снова проделал тот же круг, держа в руке малую чашу. В конце пути он из неё немного плеснул на небольшой поднос, на котором лежали кусочки хлеба, а потом протянул её девушке, испуганно взиравшей всё это время на зелёные перчатки. Увидев, что ей что-то протягивают, она вздрогнула и взглянула в лицо этого странного человека. Её поразили глаза, неровно мерцающие в свете свечи. С этими глазами было что-то не так. Она, цепенея, вглядывалась в них до тех пор, пока не поняла, что они были почти белыми и без всякого выражения. Мутные зрачки быстро перемещались туда-сюда в горизонтальном направлении, и она испугалась этих зрачков ещё больше, чем зелёных перчаток.

Когда она взяла протянутую ей чашу, все присутствующие одновременно встали. Каждый держал свой бокал. Ей тоже жестом приказали встать, и она встала, замирая от предчувствий…

«Хрыч» нараспев произнёс необычный тост:

– Жена да прилепится к мужу своему!

«Да прилепится…» – словно прихожане пастырю гулким эхом откликнулись остальные, после чего с серьёзными лицами отпили из своих бокалов.

«Вот упыри! – очнулась девушка, – что здесь происходит?» – она решительно поставила чашу на стол, но почти в тот же миг кто-то обхватил её сзади. Вдохнув знакомый терпкий аромат, она поняла, что сзади был гадкий Лёнечка. А перед её лицом молниеносно возникла рука в зелёной перчатке, которая подхватила её чашу и поднесла ко рту. Сопротивляться было бесполезно, и она послушно глотала напиток, который был горьковатым, но приятным на вкус, напоминая мартини.

После того, как чаша опустела, её бережно усадили на стул, а белоглазый гном подошёл к подносу с хлебом и стал из хлебных мякишей делать два шарика, постепенно придавая им вытянутую форму. Вскоре мякиши, обильно смоченные полынным напитком, приобрели человеческие формы – мужскую и женскую.

Девушка, оторопев, смотрела на жутковатый кукольный театр.

«Он сказал – прилепится…» – плохо соображала она.

Кукловод и вправду начал пытаться слеплять между собой эти фигурки. Фигурки никак не хотели слипаться, но карлик что-то говорил им вслух, как бы, уговаривая. Наконец, хлебная парочка устойчиво встала в центре подноса, дружно держась за руки…

Девушка бессмысленно созерцала эти фигурки, не понимая ни языка, на котором говорил карлик, ни его действий… но вскоре это стало ненужно – бездонно-низкий голос, исходящий от маленького человечка, убедил и её. Опутанная непонятными словами, она начала медленно валиться в бездну. В какой-то момент в пространство вокруг неё ворвалось непонятное, но грозное гудение. «Холодильник», – подсказало ей её собственное уплывающее сознание, и она попыталась ухватиться за эту последнюю реальность, как за спасительный выступ на скале. Но реальность оттолкнула её от себя холодным равнодушием, а безотрывный гул почти свёл с ума.

– Я больше так не могу… – из последних сил пожаловалась она разбушевавшемуся агрегату, и тот, словно сжалившись, стал гудеть тише и менее надрывно, как-бы, впадая в медитацию: О-о-ом-м-м… О-о-ом-м-м… О-о-ом-м-м…

Девушка перестала сопротивляться и впустила в себя эти последние звуки, похожие на мерцающие тёмные шары. Наступила тишина.

* * *

– И долго она так будет лежать? – озабоченно спросил толстячок, обмахивая свою вспотевшую лысину сложенным вчетверо клетчатым носовым платком.

Девушка лежала на кушетке, уже переодетая в длинное серое платье. К её голове было подведено множество клемм с проводочками. Сверху была установлена специальная антенна. Девушка была неподвижна, но веки её подрагивали.

Степаныч пытливо разглядывал терминал, стоящий у изголовья кушетки, который по своему внешнему виду напоминал простой ноутбук. Яша позвякивал пробирками. А гегемон привычно и монотонно бубнил, успокаивая встревоженного заказчика: