Глава вторая

1

Таня сидела за столиком единственной в городе пиццерии и размешивала пузырьки в стакане с темным газированным напитком, напряженно думая о только что съеденных толстых сдобных кусках пиццы. «Можно было бы съесть всего один – было бы вполне достаточно, а тот голод, что остался, растворился бы после двух глотков газировки. Но нет же! Нужно было впихнуть в себя аж четыре куска, получить мучительную дозу удовольствия и ненавидеть себя весь оставшийся вечер! А еще вдобавок у сестры нет весов! Надо же?! У такого правильного человека нет такой правильной вещи, как весы, презентую ей на ближайший праздник», – спланировала она.

Напротив за столиком сидела небольшая компания подростков, они время от времени поглядывали на Таню, от этого девушке стало некомфортно, и она решила прогуляться, пока на улице совсем не стемнело.

Подростки вышли следом, Тане даже показалось, что какое-то время они шли за ней. Она прибавила шаг, расстояние между ними стало увеличиваться, словно мокрое пятно, расползающееся в разные стороны, и вскоре они исчезли.

– Представляешь, – говорила она Виктору, когда вернулась домой, – в той двери, за которой никто не живет, как ты меня заверил, опять появилась записка, но уже другая!

– И ты опять ее прочла?

– А то! Я же главная по этой части! Там прочла, тут прочла, как была бы жизнь без этого скучна! – Таня засмеялась. – Между прочим, если бы я не начала делать успехи в танцевальной школе, то наверняка стала бы следователем, это безумно интересно!

– А я думал, психиатром.

– И это тоже! В чужой жизни разобраться нет никакой сложности, не то что в своей. А как ты думаешь, у самих психиатров в личной жизни все как на примере учебного пособия?

– Я думаю, что у них все так же, как у нас, но им сложнее, потому что от них больше ожидают. Так что там было в записке?

– Сейчас я приду и все тебе расскажу, эксперт-аналитик, мы можем вполне работать в паре, – шутила Таня, раздеваясь на ходу, шаги ее отдалились, а затем снова послышались в комнате. – Так вот, там снова об этом же! Записка написана очень вежливо, но чувствуется, что человек уже накален. В записке сказано, что если вы не примете меры в ближайшее время, то я их сам приму!

– Это как?

– О мерах экзекуции кота ничего не сказано, видимо, это будет в другой части, надо подождать.

Таня устроилась поудобнее и открыла дневник:

«Утром ко мне пришла медсестра-массажистка, я ждала прихода и была уже полностью готова ее принять, представляя, как это будет, и готовилась терпеть ужасные боли. Именно ее как профессионала рекомендовал Андрей Сергеевич, но сразу предупредил, что она не порхающая бабочка, а, скорее, крокодил-аллигатор, который раскроет свою зубастую пасть и будет долго кровожадно меня пережевывать, но оно стоит того. Я доковыляла и открыла ей дверь сама, поскольку дома больше никого не было.

На вид она оказалась совсем не аллигатором, а вполне бодрой и располагающей к себе женщиной лет так шестидесяти, в синем плаще и белом медицинском халате под ним, в руке она держала зонт и сумку, хотя дождя в этот день вроде не обещали. Видимо, она относилась к тому типу людей, которые носят с собой зонт всегда, вне зависимости от погоды, в страхе растаять под каплями внезапных осадков – так называемые «сахарные люди». Среди моих знакомых из прошлой жизни есть всего двое таких – "сахарных". Они встречаются достаточно редко и наверняка занесены в Красную книгу.

«Сахарная» медсестра-массажистка прошла, расстегнула плащ и протянула мне руку:

– Александра Алексеевна.

Я пожала ей руку и немного помедлила с ответом.

– Лесма, – после короткой паузы уверенно сказала я.

Медсестра слегка поморщилась и стала искать карту в сумке:

– А у меня там другое имя.

Я тут же перебила ее:

– Это ошибка, я знаю, мы уже разобрались в больнице, просто неверно заполнили карту.

– Хорошо. Пройдемте.

Я села на заранее приготовленные в гостиной два стула и вытянула больную ногу вперед.

– Лена, а где у вас можно вымыть руки? – спросила массажистка.

– В ванной! – крикнула я ей в коридор.

«Отомстила мне "Леной" за "сахарную" женщину, ладно – 1:1», – думала я.

Александра Алексеевна быстро переставила стулья как надо, и мы сели напротив друг друга, она взяла мою ногу и стала давить на нее с такой силой, что у меня от боли и неожиданности заслезились глаза, а лицо стало мокрое и багровое. Это было похоже на сцену из «Красной Шапочки», где волк, притворяясь бабушкой, накидывается на девочку. Я была Шапочкой, а она бабушкой, но с зубами аллигатора, а вовсе не «сахарная» женщина – зонт, видимо, ей необходим для конспирации.

Есть два состояния, в которых время неумолимо замедляет свой ход: когда ждешь и когда больно. У меня они были оба, поэтому стрелка часов, висевших на стене, можно сказать, встала и лишь иногда, посмеиваясь, делала небольшой ход вперед.

– Не переживай, Лена, все будет хорошо, – заговорила Александра Алексеевна после долгого молчания, будто бы знала, о чем я подумала в этот момент. – У тебя не хватает части кости, и это уже не исправить, можно тянуть ногу годами, но она не станет прежней в силу длины и кривизны. Я говорю тебе правду, – подняв глаза, сказала она, – потому что не люблю пустых обещаний, я не обнадеживаю пациентов, как некоторые врачи. Конечно же, они делают это с благими намерениями – мол, время залечит, но это все же неправильно – человек начинает надеяться на прежнюю жизнь, которой уже не будет, и тратит на это свое драгоценное время, за которое успел бы перестроиться на новый лад.

Я позволила себе заплакать, но лишь от физической боли, а не от сказанного ею.

– Был у меня один случай, – Александра Алексеевна попыталась отвлечь меня от слез, – парень упал с мотоцикла и сломал позвоночник. Он пролежал в канаве почти сутки, пока его нашли и привезли в больницу. Сделали серию операций, потом мы с коллегой начали им заниматься. Никто не давал ему ни малейшего шанса на жизнь, врачи махнули рукой, хотя, конечно, продолжали делать все возможное.

– Умер? – не стала я дожидаться продолжения длинной истории.

– Нет. Выжил.

– Ну и славно, – сказала я и закрыла уставшие глаза.

Но дело было вовсе не в том, что я не смогу вернуться к прежним занятиям, а совсем в ином. Она, как все остальные, не представляла, что произошло со мной в тот день, с которого я начала носить в себе тяжелый груз и невозможность поделиться им с миром. Никто бы мне не поверил, ни одна наука из мною известных не нашла бы объяснения моей истории, идущей вразрез с научной формулой жизни. Все, что произошло, выходило за рамки всех религиозных соображений – ни один человек на свете не поверил бы в это. Разве что в недрах парапсихологии, изучающей псевдонаучные явления, можно было бы поискать ответы, но только не в моем случае и не с моей травмой ноги и головы».

– Ты очень медленно читаешь, – отметил Витя. – Мы такими темпами до истины доберемся в конце жизни или вообще потеряем интерес. Я вот уже злюсь из-за того, что она пишет какими-то загадками: зачем поменяла имя? И кого она никогда не увидит? Я ничего не понимаю.

Таня откашлялась:

– Ну, извини, эти записи стары, как святая инквизиция. Часть размазана, часть выцвела, да еще и написаны от руки, так что разобрать не так просто. А до истины все люди добираются в конце жизни, а некоторые не добираются и вовсе. Пишет она вполне логично и понятно. У нее есть тайны, которые она не хочет раскрывать сейчас, она раскроет их позже, может быть, даже в другой части.

– А там две части?

– Четыре, насколько я вижу, а может быть, есть и еще.

Виктору не терпелось почерпнуть из этого дневника информацию о себе. Он ждал, что сейчас, вот-вот получит ответ на вопрос, который интересовал его всю жизнь: что это за монета и почему она досталась именно ему – мальчику, которого списали со счетов жизни, которому за всю жизнь более никто ничего не подарил? Словно у него был золотой ключик, и оставалось только найти дверь, которую он откроет. А может, старушка все же в силу своего недуга и возраста спутала его мать с кем-то и никакой тайной комнаты нет?.. Разочарования Виктор боялся. Нетерпимость – свойство характера многих людей, и Виктор не был ей обделен.

– Подойди ближе, пожалуйста, я хочу дать тебе эту монету, возьми и разузнай, сколько можешь, о ее происхождении, возможно, новая информация прольет свет на ее появление у меня. Тут недалеко в городе есть ювелирная лавка, там наверняка тебе всё поведают, – Виктор повозился за стенкой, и из щели между полом и дверью вылезла золотая монета.

Таня немного растерялась:

– А почему за все время ты не попросил мать разузнать о монете? Это логичнее, чем поручать дело малознакомому человеку.

У Тани была нетерпимость другого характера, а с ней в паре шагало любопытство, особенно когда на ситуацию можно было глянуть изнутри или с изнанки. Также она была очень рассеянна и безответственна, о чем хорошо знала, поэтому с нежеланием принимала на себя любого рода обязательства.

– Ты мне друг, а не малознакомый человек!

– Прости, я не хотела так выразиться, ты мне тоже друг, и я сделаю для тебя все, что в моих силах, поверь мне, – Таня приблизилась к двери Виктора, протянула руку и взяла монету.

Раньше девушка никогда не держала в руках золотых монет, поэтому не могла определить ее подлинность.

– Кажется, она действительно золотая, – сказала Таня, потирая ее пальцами с двух сторон.

В этот момент она почувствовала, что подобное движение очень знакомо ей, будто бы она на самом деле была не танцовщицей, не прирожденным следователем и даже не психиатром, а самым настоящим нумизматом или фальшивомонетчиком. Монетка гармонично и складно каталась у нее между пальцами, играя отблесками света лампы, ее блеск манил, манил неизвестно куда, в бездну прошлой жизни, – или же это было волшебное свойство чистого золота.

– А маме я такое дело доверить не могу, – объяснил Виктор. – Слышала же, с кем она живет. Завладев золотой монетой, мамин сожитель попросту сдаст ее в ломбард без всякого интереса, и ко мне она уже точно не вернется. Он сделает это с легким сердцем и твердым убеждением, что слепому не нужны деньги, а ему вполне пригодятся.

То есть все-таки между Виктором и его матерью не было таких доверительных отношений, как показалось девушке поначалу. Мама попросту рассказывала ему все подряд, изливая душу и не думая о том, что все это слушает ее собственный сын. В заботе лишь о себе ей было наплевать на его чувства.

Таня гордилась оказанной ей честью и заверила Виктора еще раз, что сделает все от нее зависящее и обязательно разузнает о монете.

– Только давай сразу проясним, – остановилась она уже в дверях, – ты не будешь ожидать, что я раскрою тебе тайну, которую ты, возможно, выдумал сам, без всяких на то поводов. Чтобы потом нас обоих не постигло разочарование оттого, что я не способна дать тебе то, чего ты от меня ожидаешь.

– Я понимаю, – ответил Виктор и, как показалось Тане, покачал своей белой пушистой головой.

Следующим утром Таня вышла из дома и направилась в ювелирную лавку, до которой было сорок минут пешком или пять остановок на автобусе. Выбрав, конечно же, первый вариант, девушка перебросила сумку через плечо и пошла быстрым шагом по почти сухому, но еще парившему остатками влаги от ночного дождя асфальту. Солнце било сквозь свежую зелень кустов сирени, аккуратно высаженных вдоль дороги, согревая босые ноги Тани. С соседней улицы доносилось жужжание газонокосилки и веяло свежескошенной травой – этот кисловатый запах напоминал деревенское утро, не хватало только крика петухов и шума трактора. Дома, словно камни на берегу реки, – все одинаковые и в то же время совершенно друг на друга не похожие. Некоторые произрастали аж из восемнадцатого века, такие ветхие, что казалось, они могут рухнуть от дуновения ветра, но в то же время мудрые, повидавшие много эпох, ставшие свидетелями разных времен и множества человеческих жизней, покрытые толстыми потрескавшимися слоями краски разных цветов, со статуями и фигурными узорами из дерева, украшающими их фасады. У таких домов-стариков есть своя история, зачастую не хуже человеческой. А рядом возвышаются новые дома – заводские кирпичики, все как один, лежат ровно, окна и балконы отделаны белым пластиком, они чистые и не имеют ни одного ржавого пятнышка, ни одного следа, оставленного долгой морозной зимой и затяжной слезной осенью.

Таня дошла достаточно быстро и, открыв дверь лавки, отшатнулась в сторону, услышав резкий, неприятный звон над головой. Этот звон издавали железные трубочки при ударе друг об друга, их заставил плясать деревянный шарик на нитке в центре этого музыкального инструмента. Раньше эта китайская игрушка, отпугивающая злых духов, согласно легенде, бесполезно висела почти в каждом доме и раздражала его обитателей, а потом ей нашли хорошее применение – вешать над дверью в магазинах, чтобы ни один покупатель не проскользнул мимо отвлекшегося продавца. Таня вспомнила, как паниковала бабушка, пугаясь злых духов, когда эта вещица брякала, раскачиваясь на сквозняке между комнатами.

– Здравствуйте! – улыбнулась Таня старому бородатому армянину с пролысинами до затылка, смотревшему на нее своими черными зрачками из глубины комнаты.

Он сидел на высоком стуле между двумя прилавками и протирал какую-то вещицу кусочком ткани. – Здравствуйте, – кивнул армянин, не сводя глаз с девушки.

– Вы не могли бы мне помочь? – сказала Таня, снимая с плеча сумку. – У меня есть монета, и мне нужно знать ее происхождение, а также из чего она точно сделана.