Я вытягиваюсь, заставляю себя подняться со стула, но мне так тяжело, будто помои, которыми она поливала меня словесно, были настоящими. Мне стыдно и противно от самой себя. Я выхожу из-за стола, она изящно усаживается на мой стул, и уже о чём-то талдычит моему Никите. Мне стоит найти кого-то из обслуживающего персонала, и попросить организовать мне место за столом. Но я ужасно стесняюсь. Дальний столик в углу свободен, и я направляюсь туда за стулом. Слышу за спиной тост. Именинник на месте, все затихли и встали. Мне неудобно сейчас идти туда: каблуки будут слишком громко стучать, стул скрипеть, да ещё надо как-то подвинуть Ирину. Я остаюсь и жду в сторонке, у самого окна. Оглядываю зал. Здесь очень уютно. Тяжёлые шторы цвета краплака – очень глубокий и шершавый оттенок. Стены под дерево, тоже в красно-коричневых тонах, с зелёными вставками. Освещение золотое, очень тёплое. Много отдельных лампочек на потолке, на стенах, на столах, из-за этого создаётся ощущение, что вокруг тысячи свечей, и мы и вправду в какой-то избушке на большом празднике, который собрал всю деревню. Я успокаиваюсь. Тост закончен, гости похлопали и тут же набросились на еду. Над столом нависает шум голосов, смеха, вперемешку со звенящими вилками и тарелками. Никита даже не ищет меня глазами, всё слушает Ирину и иногда отвечает: обычными короткими фразами. Я заметила, что он начинает тараторить, когда отвечает ей. Как будто ему стыдно, что он отнимает её драгоценное время.

Я собираюсь с духом, подтягиваю стул повыше, чтобы он не волочился ножками по полу – Господи, какой тяжёлый. Как я его донесу? Тут встаёт Ирина и объявляет о своём желании сказать тост. Я снова остаюсь на месте.

Она представляется Никитиной сестрой, говорит, что, во-первых, хочет поздравить именинника, а во-вторых… и начинает медленно, растягивая каждое слово, рассказывать о своей фирме, которая сегодня получила право на аренду восьми земельных участков общей площадью 8 тысяч 506 квадратных метров для комплексного освоения в целях жилищного строительства, и т.д., и т. п. Я опускаюсь на стул, который хотела забрать, и разглядываю людей за столом – они слушают её, разинув рот. Никто и вилкой не шевельнёт. Ирина завораживает, как раздувающая капюшон кобра. И всем наплевать, что её пожелание имениннику ограничилось фразой «хочу поздравить», даже самому имениннику уже без разницы. Может им и вправду интересно об этом слушать? Наверняка она делает хорошее предложение, но мне кажется, что сейчас лезть со своими деловыми вопросами как-то… неуместно, что ли.

Наконец она заткнулась, все похлопали, и за столом вновь воцарилось оживление. Ирина встала и обошла стол. Её царственная походка заставляла мужчин в зале сворачивать шеи. Она уже стоит вдвоём с Никитиным начальником, и они что-то с радостью обсуждают. Я с облегчением выдыхаю – мне можно вернуться за стол, пока она занята.

– Ты где была? Я тебя потерял, – Никита обнимает меня и целует в висок.

– Ну конечно, – шиплю я. – Ты даже не обернулся.

Он грустно вздыхает, и отпивает сок из бокала.

– Она делает нам хорошее предложение, – говорит Никита.

– Понятно.

– Тебе совсем неинтересно? Я могу получить повышение, официально. Это значит, что мы накопим гораздо быстрее, чем планировали.

– Это хорошо.

– Ты обиделась на что-то? Катя…

Я не могу оторваться от Виктора Сергеевича – он смотрит на Ирину с таким восхищением, что меня передёргивает. А она всё говорит, говорит, иногда замолкает, чтобы сделать долгий глоток шампанского. Поправляет тонкую линию золотого браслета на запястье. Переставляет ноги накрест, вытягивается ещё выше. Каждый раз, когда она меняет положение тела, его глаза следуют за этим движением, но он заставляет себя снова смотреть ей в лицо. Она очаровала его, как и всех других. Ей покорны любые возрасты, любые мужчины. Да и я не могу оторваться от неё: в ней есть что-то опасное и притягательное одновременно, будто она знает точно, как всё будет, и лучше слушаться её, чтобы всё сложилось правильно. Она ловит мой взгляд, замолкает, наклоняется ближе к Виктору Сергеевичу и что-то говорит ему, не сводя с меня глаза. Я вижу, как он немного поворачивает голову в мою сторону и смотрит на меня. Смотрит с таким презрением и омерзением, что его рот невольно передёргивается в брезгливой усмешке.

Мне даже страшно представить, что она сказала ему. Мне хотелось бы верить, что он смотрит не на меня, что мне показалось. Но у меня отличное зрение. И ещё я не сомневаюсь в том, что Ирина любым способом вытравит меня из жизни Никиты. Рано или поздно.

– Что? Что такое? – Никита смотрит на меня непонимающе. Я даже не сразу заметила, что вскочила со стула.

– Мне… мне душно, – шепчу я. – Я выйду на пару минут.

Выхожу из кафе, не накинув пальто. Беспомощно верчу головой. Не понимаю, что мне нужно делать, и что хочется. Уже стемнело, и дорога заполнена золотыми и белыми огнями от фар и фонарей. Эти огни расплываются перед моими глазами, потому что подступают слёзы. Вот бы сбежать. Добраться до дома, собрать вещи и уехать от него. Пусть сейчас всё закончится. Не хочу ничего.

Делаю несколько быстрых шагов, но меня останавливает оклик за спиной:

– Эй!

Я замираю, как вкопанная. Меня бросает в дрожь. В голове невольно всплывает картинка из вчерашнего вечера, когда на меня напали. Я вспоминаю голос одного из них. Он кажется мне точно таким же, который я слышала сейчас. Агрессивным, хлёстким, от него кровь стынет в жилах – как будто ударили плетью прямо перед моими ступнями, и я не смею сделать шага вперёд.

– Эй, – снова слышу я, и медленно оборачиваюсь.

В полутьме, между окнами кафе, вижу силуэт мужчины. У его лица клубится дым, который порывистым ветром разбивается на ошмётки и мечется в разные стороны. Он курит. Я вижу оранжевый огонёк, который в темноте кажется электрическим.

– Я тебе, тебе! – кричит он мне. Я начинаю медленно возвращаться, моя голова скользит то в один бок, то в другой, будто если я поменяю ракурс, смогу разглядеть его лицо. Я приближаюсь к нему, и чувствую, как холодеют мои руки.

– Ты вышла из ресторана. Там женщина такая… с золотой змеёй на шее. Видела её? Она освободилась? Что она вообще там делает?

– Ты – Лёша?

Он выступает на свет, и я вижу его лицо. На его лбу тень от капюшона толстовки. У него влажные карие глаза, с зеленоватыми вкраплениями. Мой учитель в художественной школе называл такой цвет «Гавана», коричневый с зеленоватым оттенком, залитый холодным серебристым блеском, или попросту табачный. Эти глаза смотрят на меня исподлобья.

– Я тебя не знаю, – говорит он удивлённо.

У него приятный низкий голос, с хрипотцой. И эти две морщинки над переносицей… нравится.

– Я – Катя, девушка Никиты, брата Ирины. Она рассказывала о тебе.

– Правда? – в его голосе проскальзывает надежда. – И что она про меня говорила?

– Что ты её новый любовничек.

Вот же я идиотка! Его лицо становится таким злым, что я даже невольно отступаю.

Я начинаю лепетать:

– То есть она рассказывала, что вы познакомились…

– Так чего там происходит? – перебивает он меня, и отшвыривает сигарету. Она крутится волчком – мой взгляд следует за её полётом, пока она не врезается в припаркованную рядом машину.

– Она разговаривает с начальником, – бормочу я, и медленно возвращаюсь к его лицу. Я как будто наугад выдала ответ на уравнение, и теперь пытаюсь понять, как объяснить алгоритм решения.

– Угу. Понятно, – он поворачивается ко мне спиной и снова уходит в полумрак. Я вижу, как он отстукивает ногой какой-то ритм, нервничает, потом делает несколько суетливых шагов вдоль тротуара. Он расстроен, и злится одновременно.

– Может тебе зайти? – спрашиваю я.

– Не положено.

– По… почему?

– Не положено, – он снова подходит ближе, подаётся головой вперёд так, что его лицо снова освещает настенный фонарь. Его глаза сощурены, губы сжаты. – Таким как я с такими как вы за одним столом жрать не положено.

Он отчеканивает каждое слово с такой яростью, что мне становится не по себе. Я отступаю на шаг в растерянности.

– А какие мы такие?

– А то ты не знаешь? – он сплёвывает на тротуар. – Вы другого сорта, из другой… как это назвать… касты. Очень мы разные, понятно?

– Что у нас с тобой разного?

– Тебе не пора возвращаться, а? – он раздражённо поднимает брови. – Папик рассердится.

Он посмотрел на меня с такой ненавистью, что я поёжилась.

– Ты меня с кем-то путаешь, – мямлю я.

– Угу, конечно. Сколько раз я себе говорил не связываться с такими, как вы. Почему мне так не везёт? Стою и жду, как собака хозяина, – он бормочет себе под нос, не обращая внимания, что я всё прекрасно слышу.

– Но мы не такие как они, – пытаюсь возмутиться я.

– Кто – мы?

– Я и Никита. Мы не такие как Ирина. Она слишком много о себе возомнила.

Он снова выходит на свет, губы сложены в тонкую, жёсткую линию. В его глазах сверкают молнии. Я вся съёживаюсь от его взгляда, коленки подгибаются.

– Тебе до Иры как до Китая раком, – цедит он. – Ты что думаешь, разрядилась в дорогие шмотки и стала от этого красивой? Насосала на бирюльки, – он с брезгливым лицом щёлкает меня по серёжке, – и теперь можешь других судить? Шла бы ты…

– Но я не…

– Пошла на… – выплёвывает в меня матное слово, резко подавшись вперёд, и от рывка головы капюшон спадает. Я вижу его короткие, похожие на густую щетину волосы, и уши со скошенными мочками.

Я отступаю на шаг резко, будто меня снова, как вчера, тянут за волосы.

Он там был. У железной дороги вчера. Я видела его вчера. С ними.

Я на ощупь пытаюсь найти прореху распахнутой двери и проскальзываю в неё, не отрывая от него взгляда. Вжимаю голову в плечи. Убыстряю шаг.

Ирина опять сидит рядом с Никитой. Трогаю его за плечо, он оборачивается.

– Тебя так долго не было. Я уже стал волноваться, – он переводит взгляд на Ирину, которая вставать не собирается.

– Поедем, а? Мне нехорошо, – я хмурю брови.

– Надо меру знать, уже взрослая девочка, – Ирина смотрит на меня с улыбкой и стучит пальцами по своей шее, намекая, что я слишком много выпила.

– Ладно, только попрощаюсь с Виктором Сергеевичем, – Никита уходит. Ирина отворачивается и делает вид, что меня нет рядом. Она уже хохочет над какой-то шуткой, прозвучавшей за столом, и уплетает с моей тарелки аппетитный, блестящий от масла прожаренный кусок мяса. Я могу только догадываться, похожа ли еда в этом кафе на домашнюю, потому что сегодня мне не удалось съесть ни кусочка.

Ирина превратила мой вечер в катастрофу. Но она больше не всемогущая злодейка. Теперь я знаю про неё кое-что. Нечто унизительное. Мужчина, перед которым она в первый же день знакомства раздвинула ноги, оказался ничтожеством. Мелкий воришка, который нападает на беззащитных женщин. Если сегодня он и водил её в ресторан, то за счёт такой же как я она там жрала.

– Ты очень не понравилась Никитиному начальнику.

Я опускаю на неё взгляд. Я по-прежнему стою за её спиной, и ей приходится развернуться на стуле боком. Очень непривычно разговаривать с ней так: когда я смотрю на неё сверху вниз.

Она думает, что она самая лучшая. И всё у неё самое лучшее. И Лёша. Я невольно усмехаюсь. А её улыбка исчезает.

– Чему ты улыбаешься? – хмурится она.

Кто-то дотрагивается до моей руки, я машинально дёргаю плечом и сбрасываю чужую ладонь.

– Катя, – Никитин голос звучит испуганно.

Я разворачиваюсь и иду к выходу. Набрасываю пальто на ходу уже на улице. Я не смотрю в ту сторону, где стоял Лёша. Быстро иду к машине.

Никита обгоняет меня и как обычно открывает передо мной дверь. Я сажусь и захлопываю её сама, громко и с чувством. Мне становится легче, как ни странно.

– Ты случайно… не беременна? – Никита поглядывает на меня с подозрением, заводя мотор.

– Нет.

– Я никогда не видел тебя такой… озлобленной.

– Несколько минут назад я была испуганной до смерти.

– Почему?

Я пожимаю плечами и отворачиваюсь.

– Кто тебя напугал?

– А твоя сестра не боится спать с первым встречным? Что она вообще знает про этого Лёшу?

Никита озирается, смотрит в зеркала:

– Ты его видела? Он что-то сказал тебе?

– Нет.

– Я надеюсь, ты не относишься к тому большинству девушек, которые завидуют Ире? – Никита говорит это тихо, и я чувствую в его фразе что-то чужое, для него непривычное. Это она ему наплела, что я завидую её красоте и деньгам. Я уверена в этом на сто процентов! Смотрю на Никиту очень серьёзно. Мне не хочется выяснять с ним отношения. Смысл говорить ему, что он ведёт себя как слабак, идёт на поводу у сестры, слушается её во всём? Он только расстроится, а поменять ничего и никогда не сможет.

Он кладёт руку мне на коленку:

– Тебе надо расслабиться, сейчас приедем и я сделаю тебе массаж, хорошо?

Я изо всех сил пытаюсь переключиться на Никиту, но у меня не получается. Меня внутри будто что-то выжигает. И я просто киваю.

Мы всю оставшуюся дорогу едем молча. Я хотела попробовать подремать, но стоило мне закрыть глаза, как в голову начинали лезть дурацкие воспоминания о сегодняшнем вечере: безволие Никиты, наглость Ирины, презрительный взгляд Виктора Сергеевича, и Лёша – разъярённый и потерянный, такой грубый и такой разочарованный.