Обошел пруд и вскорости входил в салон красоты «Кейт и Лео». Девушка-рецепционист – другая, не вчерашняя – поднялась навстречу. «Добрый день, вы к нам записаны?» Но она мне была не нужна, только помеха, потому что я уже видел в стороне голову Зои, склоненную за своим столиком над пальчиками какой-то грымзы. Я подошел к ней. Она подняла на меня глаза.

– Зоя, нам надо срочно поговорить.

Девушка рассыпалась в извинениях перед грымзой. Та разглядела мою фигуру, и в ее глазах заблистали искры интереса: ого, явился незваный муж/друг/любовник/поклонник, предстоит объяснение, вау, мыльная опера! За моей спиной зашипела рецепционистка: «Молодой человек! Так не делается! Вы мешаете работать! Это неприлично!» Зоя прервала девушку: «Прости, Катя. Действительно, очень важно. Буквально вопрос жизни и смерти. Это нашей Аленки касается».

Мы с Зоей вышли из салона. Я в двух словах обрисовал ей ситуацию: убийство в гостинице, мой полет из окна. Она побледнела. Я заключил:

– Зоя, дело нешуточное. Бросай здесь все, уезжай. Срочно! Ты сама справедливо сказала: вопрос жизни и смерти. Даже домой не заезжай, сразу на вокзал. Ты меня хорошо поняла?

Девушка кивнула.

– И напоследок еще пару вопросов: тебе имя Влад применительно к Алене что-нибудь говорит?

Она на секунду задумалась, а потом отрицательно замотала головой.

– А Михаил Владимирович?

Снова на ее личике отразилось напряженное вспоминание, но опять она сочувственно вздохнула:

– Нет, ничего. Впрочем, я сегодня с девчонками поговорила. Может, они тебе что-то расскажут? Та же Катька, например, она гораздо ближе с Аленой была. Я ее сейчас к тебе пришлю. А сама пойду. Извини, сам видишь, у меня клиентка.

– Уезжай сегодня же, – повторил я. – Ты поняла?

Зоя кивнула, вдруг поднялась на цыпочки и поцеловала меня в щеку.

– Спасибо, Паша, что заботишься обо мне, – сказала она на прощание.

Ей на смену вышла рецепционистка Катя. Она была не по летней московской погоде одета в черное платье и черные колготки. Зато платье оказалось очень коротким. И ножки стройненькими. В руках девушка держала телефон – не дай бог пропустить хоть один звонок от клиента, надумавшего воспользоваться услугами салона «Кейт и Лео»!

– Катя, это очень важно, – начал я. – Скажи, у Алены был любовник?

Девушка задумалась – но не так, как Зоя, которая безуспешно припоминала. Рецепционистка оценивала меня: достоин ли я того, чтобы доверить мне эту тайну.

– Послушай, – поторопил я ее, – муж Алены мертв. Сегодня утром убили еще одного человека. Я не хочу, чтобы смерти продолжались. Если знаешь, скажи, я клянусь, что не использую твою информацию во зло. Никому, включая Алену.

– Был у нее один тип, – наконец выдавила из себя Катя. – Встречались они где-то с год.

– Кто такой? Как его звали?

– Ничего она не рассказывала. Ни имя, ничего. Встречались они где-то на квартирах. В рестораны он ее водил. Но мутный какой-то. Как я понимаю, очень себе на уме.

– Хоть что-то Алена про него рассказывала? Возраст? Чем занимается? На чем ездит?

– Нет, ничего я не знаю.

– А кто-нибудь может знать?

– Ну, разве что Кристи…

– А кто такая Кристи? – спросил я, хотя уже слышал применительно к пропавшей это имя.

– Подружка Алены, землячка ее, Кристина. Они когда-то вместе в столицу с Дальнего Востока приехали. Но она не у нас работает.

– Телефон ее имеется?

– Да, в базе есть, она к нам приходила, Алена ей скидку делала.

– Дашь мне его, – приказал я. Катерина кивнула. Я перевел разговор на другую персону: – Скажи, а имя Влад тебе ничего не говорит? Алена о таком не говорила?

– Нет, не припоминаю.

– А Михаил Владимирович?

И тут мне улыбнулась удача.

– Михаил Владимирович, Михаил Владимирович… – наморщила лоб она. – Был у нас такой клиент. Не очень давно. Важный, богатый. Как раз к Алене ходил.

– Фамилия его как?

– А вот фамилию он точно не называл. Наверное, типа, супер-ВИП, не хотел, чтобы признали.

– ВИП – в какой области, если по виду судить? Бизнесмен, чиновник, силовик, артист?

– Не артист точно. А бизнюк или чинуша – все они сейчас на одно лицо. Одет дорого, часы очень дорогие. Любит командовать: возьмите, принесите, унесите.

– А телефон его?

– Телефон в базе есть.

Мы поднялись по ступенькам в салон, и через три минуты я стал обладателем еще двух номеров – подружки Алены по имени Кристина и по фамилии Попригина и важного человека Михаила Владимировича. Оба номера я, на сей раз не полагаясь на память, занес в базу своего левого мобильника. И телефон этого Михаила Владимировича НЕ совпадал с тем, что я увидел в аппарате, похищенном у убиенного Вячеслава. Был он с московским префиксом. Возможно, это был другой Михаил Владимирович. Или у него имелась как минимум пара телефонов.

– На всякий случай я прошу тебя, – наклонился я на прощание к рецепционистке Кате, – не надо давать никому координаты Кристины. И сменщице своей, пожалуйста, об этом скажи.

Потом я снова подошел к столику, где Зоя вернулась к обработке ноготков грымзы. Последняя подняла на меня глаза и уставилась с удвоенным интересом – в салонах красоты секреты не держатся, и, видимо, маникюрша рассказала клиентке о том, кто я и чем занимаюсь. Наплевав на интерес клиентши, я обратился к девушке:

– Пожалуйста, Зоя, еще раз: уезжай. Немедленно. Прямо сейчас.

* * *

Я вернулся к машине, проехал по бульвару вперед, развернулся в районе Маросейки и возвратился к Петровке. Было довольно стремно разъезжать и разгуливать в непосредственной близости от штаб-квартиры московского уголовного розыска, но я исходил из того, что труп Вячеслава обнаружили не далее как два часа назад. Вряд ли сыскари за это время успели меня установить и отправить мои данные в розыск.

В суши-баре на Каретном при моем появлении ударили в гонг и чуть не в пояс поклонились. Однако лица казахов и киргизов, изображавших здесь японцев, выглядели печальными. Посетителей, кроме меня, было не более двух. Золотых рыбок в аквариуме (и поваров, скучавших на открытой взору кухне) имелось явно больше. Заведение очевидно прогорало. Падение рубля делало их бизнес, основанный на морепродуктах, доставляемых за тридевять земель, явно малорентабельным.

Я занял место в дальнем полутемном углу. Подскочившей официантке сделал заказ: роллы и зеленый чай для моего друга-полковника. Мне самому есть совершенно не хотелось. Но кто знает, где мне теперь доведется ужинать? Вдобавок в ИВС и СИЗО меня точно не станут потчевать японской кухней. Поэтому для себя я заказал две пары суши и двойной эспрессо.

Буквально через минуту после того, как закуски подали на доске, с васаби, соевым соусом и маринованным имбирем, появился Перепелкин. Он будто подсматривал, когда все будет готово. Или имел феноменальную чуйку. Скорее, второе – иначе не сделал бы карьеры в столичной полиции. Одет он был в штатское – впрочем, в мундире я его давненько не видывал, чуть не со времен присяги.

Саня пожал мне руку, выразительно глянул на часы. Типа, занятой я человек, времени мне с тобой много терять некогда. Скомандовал: «Давай, рассказывай». С каждым годом и нашей новой встречей Перепелкин все больше набирал в высокомерии и снисходительности.

– Что там с убийством в Марьине? – спросил я.

– Работаем, – пожал плечами мой собеседник. – Больше ничего определенного сказать не могу.

Я всегда думал, что японскую кухню надо вкушать размеренно и неторопливо – но Саня свои роллы, напротив, именно что жрал, другого слова не подберу. Хватал прямо рукой рисовый рыбный колобок, обмакивал его в соус и целиком отправлял в рот. Роллы исчезали с дощечки с пугающей быстротой. При этом Перепелкин явно получал от питания удовольствие, мощно работал челюстями, шумно заглатывал и разве что не урчал.

Стараясь быть экономней в словах, я поведал приятелю о вчерашнем нападении на Зою. И о сегодняшнем убийстве Вячеслава.

По мере того как я продвигался в своем рассказе, лицо Сани делалось все мрачней и, я бы сказал, быковатее. Когда я закончил (это чудесным образом совпало с моментом, когда товарищ полковник завершил свою трапезу), он рявкнул:

– Ну, и зачем ты мне все это рассказываешь?! Как я должен, по-твоему, это воспринимать?! Я воспринимаю – как подставу. Потому что если я все это знал и тебя немедленно, на этом самом месте, не арестовал – значит, я тебя покрываю. А если покрываю – значит, имею свой личный и, наверное, корыстный интерес. Значит, кто я после этого получаюсь? Коррумпированный полицейский. УСБ только и остается, что принять меня под белы рученьки. Давай, Паша, показывай, где ты там прячешь «жучок».

Я смотрел на своего давнего дружка со все возрастающим удивлением. Я не стал говорить, что у него, видимо, развилась паранойя. Или что о борьбе с коррупцией чаще всего разглагольствуют – согласно принципу «на воре шапка горит» – как раз коррупционеры.

Напротив, тихо и внушительно, словно впрямь говорю с психбольным, я молвил:

– Ситуацию, Саня, можно рассмотреть с другой стороны. Я, допустим, твой личный агент. И я дал тебе, безвозмездно, то есть даром, информацию, что позавчерашнее убийство в Марьине гражданина Зюзина связано с сегодняшним душегубством на Никитской. И, возможно, в деле замешаны два амбала, которые передвигаются по городу на «Нексии» номер такой-то. Во всяком случае, вчера они напали на Зою Шагину. И все эти дела, возможно, как-то объединены с исчезновением неделю назад некой Елены Румянцевой, работавшей маникюршей в салоне «Кейт и Лео» на Чистопрудном бульваре. И, кстати, непосредственно перед сегодняшним убийством Вячеслава ему звонил некий Влад, номер мобильника нижеследующий. – И я продиктовал ему по памяти телефон возможного убийцы.

– Я тебя услышал, – буркнул Перепелкин. Мои увещевания отчасти смягчили его. – Что ты от меня хочешь?

– Чтобы, когда твои подчиненные выйдут на меня – а они, боюсь, скоро выйдут, – мое тело не вязали и не тащили сразу в ИВС. А потом не закрывали в СИЗО. Пусть допросят, я не против, но потом отпустят.