Мой черный монстр радостно заурчал, и я ответил ему взаимностью: включил скоростной режим и понесся от светофора к светофору, обгоняя всех.
Без четверти десять я взял ключи на вахте НИИ и поднялся в свой офис. Римка еще не пришла – да она сроду раньше одиннадцати не появлялась. Я оставил ей записку с номерами вчерашней «Нексии» и просьбой пробить ее по нашим левым базам. Затем достал из сейфа аванс, что мне дал позавчера Вячеслав. Верну ему целиком, решил я, до копейки. Мое рабочее время, нервы и бензин, истраченные на дело, не стоят тех неприятностей, которые, как я чувствовал, оно способно принести.
Затем я снова сдал ключи на вахту и отправился в центр Москвы. То, что я скоро развяжусь с этим мутным делом и не менее мутным Вячеславом, наполняло меня радостью.
Без четверти одиннадцать я оказался в районе Никитской и еще минут десять потратил, чтобы отыскать место на парковке. В итоге обрел его только на Вспольном переулке и отправился к месту встречи пешком.
Гостиница оказалась из новых, маленькая и уютная. Девушка-портье меня поприветствовала настолько радостно, словно я был ее братом, нашедшимся после многолетней разлуки.
– Я к Вячеславу, – сказал я и сообразил, что даже не знаю его фамилии.
– Вы Павел?
– Да.
– Проходите, пожалуйста, он ждет вас, номер двести третий. Вот сюда, по лестнице на второй этаж.
– Лифта нет? – буркнул я. Меня утомляла подобная заданная и заученная лучезарность.
– К сожалению, нет, – закручинилась рецепционистка. – У нас традиционная гостиница, старый фонд.
– Зря.
Я поднялся по лестнице. Гостиница и впрямь оказалась небольшой – на этаже только шесть номеров. Я подошел к комнате номер двести три – и меня охватило чувство, похожее на дежавю. Потому что дверь номера была приоткрыта.
Я толкнул дверь носком своих мокасин – она распахнулась. Номер оказался люксом или полулюксом – в общем, как говорят отельеры, улучшенный. С порога я видел только дверь в ванную, телевизор на стене и под ним письменный стол.
– Эгей! – негромко окликнул я. – Вячеслав!
Молчание было мне ответом. Наверное, я совершал ошибку – любопытство, как известно, сгубило даже кошку, – но я вошел внутрь. Снова, как позавчера в Марьине, достал из кармана бумажный носовой платок, обернул им руку и захлопнул за собой дверь. Я сделал несколько шагов в глубь комнаты, и передо мной открылось все ее убранство: широкая заправленная постель размера «кинг сайз», две тумбочки с красивыми лампами, а выше – картина полуэротического содержания. Номер дышал солидностью и спокойствием. В таком жить бы да радоваться – но не моему заказчику Вячеславу.
Его больше обрадовать не могло ничто.
Он, одетый в стиле «кэжуэл» – цветастая рубаха, белые брюки, – лежал на полу, частично привалившись спиной к кровати, и во лбу его красовалась маленькая круглая дырочка – пулевое отверстие. Можно было даже не слушать дыхание и не щупать пульс – Вячеслав был совершенно, непоправимо мертв.
Тут в коридоре раздались голоса. Я замер. Две мысли пронеслись у меня в голове. Первая – очевидная: «Моего заказчика убили». И вторая – тоже не бог весть что: «Его убили так, чтоб подставить меня».
В этот момент на письменном столе зазвонил гостиничный телефон. Я вздрогнул. Что-то мешало мне ответить: «Вячеслав подойти не может, потому что он мертв» – хотя это, возможно, было наиболее разумным решением. Равно как и другое, аналогичное: подождать, пока телефон отзвонит, самому набрать номер портье и сказать о страшной находке внутри номера. Телефон смолк, но я к нему не двинулся.
Мне подумалось, что где-то здесь, внутри комнаты, имеется моя расписка в том, что позавчера я получил от хозяина номера кругленькую сумму. Однако искать ее мне сейчас было бы весьма странно. Зато прямо на письменном столе, у стационарного телефона, лежал другой аппарат, мобильный. Не иначе, хозяина номера. Не знаю, зачем – наверное, чтобы хоть отчасти развеять туман вокруг личности Вячеслава и его задания, – я сделал неразумное и непозволительное: взял мобильник и сунул его в карман.
И тут в дверь номера забарабанили – отчетливо, по-хозяйски. Я не стал открывать дверь и не ответил. С момента, как я вошел сюда, меня подгонял не разум и даже не чувства. Скорее инстинкты. Теперь главным из них оказался один: бежать.
Я подошел к окну и распахнул его. Вспрыгнул на подоконник. Никитская подо мною была во все стороны практически пуста, только у мусорного бака копошился аккуратно одетый дворник. Неспешно проплывали машины – все больше недешевые лимузины. Ни на гостиницу, ни на меня в окне никто внимания не обращал.
И тогда я собрался и прыгнул вниз. Удар о тротуар оказался сильнее, чем я рассчитывал, – но я сразу понял, что ничего себе не сломал. Как учили, я упал вперед, на плечо и на бок, перекатился и встал. Бейсболка слетела с моей головы, я поднял ее, отряхнул и надел на голову.
Откуда-то со стороны Манежа раздался вой полицейской сирены. Он приближался.
Я пошел по Никитской в сторону Вспольного, где была припаркована моя машина. Быстро, по-деловому, но ни в коем случае не суетливо и не бегом.
Я понимал, что здорово влип, но пока не мог сообразить, как мне из сложившейся ситуации выпутываться.
Алена Румянцева.
Годом ранее
На следующий день, когда Алена Румянцева вышла с работы с черного хода салона и отправилась в сторону метро, ее встретил давешний знакомый – Андрей.
– Сюрприз, – сказал он и протянул огромный, словно свадебный, торт и безвкусный букет цветов. Но муж Зюзин ей не дарил цветы уже… Да трудно вспомнить, когда в последний раз и дарил.
– Как ты узнал, где я работаю? – удивилась она.
– Птичка в ухо насвистела, – он взял ее под руку – цепко, словно правонарушителя. Повлек к машине. – Поедем, поужинаем.
– Я говорила тебе, я замужем.
– Ничего страшного, муж твой монтирует сегодня сигнализацию в особняке в дальнем Подмосковье. Пока управится, пока потом в Москву вернется…
– Ты меня пугаешь, – искренне сказала она.
– Чем? – хохотнул Андрей.
– Откуда ты все знаешь?
– Я говорю: работа такая.
Он повез ее в ресторан не первой руки, но и не в шалман какой-нибудь. Все было мило, вежливо, вкусно. Обслуга приветствовала Андрея с подобострастием. Он прямо-таки заставил ее выпить два больших коктейля, да и сам налегал на виски, несмотря на то что был за рулем. Последнее обстоятельство, даже в большей степени, чем его всеведение, доказало Алене, что он и впрямь имеет отношение к правоохранительным органам. У них, как известно, свой свояка видит издалека и рука руку моет.
Довольно пьяненькую, он повез ее домой в Марьино. Правой рукой гладил ее бедро, на светофорах целовал в губы и шею. Алене это доставляло сладкую, греховную, но радость. Ничего подобного она так давно не чувствовала с мужем!
Не доезжая до ее дома, он остановил машину в глухом месте на набережной Москвы-реки. Они долго и сладко целовались, но потом Андрей сказал:
– Что мы как подростки американские! Все должно быть красиво. – Перестал приставать и повез к ее дому.
Она пришла раскрасневшаяся, растрепанная, с огромным букетом – а муж ничего и не заметил. Только про цветы спросил. Она, особенно не стараясь, наврала, что клиент подарил, чрезвычайно впечатленный ее работой, – а Зюзин подобным, шитым на живую нитку, враньем легко удовлетворился.
Потом Андрея не было целую неделю, и Румянцева уже начала недоумевать, злиться и спрашивать себя, что с ней не так или что она сделала неправильно. А потом он вдруг возник и не стал ничего объяснять. Это, впрочем, было в его манере: никогда ничего не объяснять, тем более не оправдываться и никогда ни перед кем не извиняться. Редкостная уверенность в себе – но это в нем и привлекало.
В этот раз он был без машины и сказал: «Пойдем в гости к моему другу». Друг, оказалось, живет недалеко, на Сретенке, в хрущевской башне, чудом затесавшейся среди старорежимных особнячков. Квартира друга, однокомнатная, с низкими потолками, была, впрочем, довольно стильно превращена в современную студию с кремовыми стенами, зеркалами и кроватью, заправленной алым покрывалом. Стол был застелен белоснежной скатертью, уставлен яствами и накрыт на двоих. Оставалось только свечи зажечь и «Моет» откупорить.
– А где твой друг? – с ехидцей спросила Алена.
– Он улетел, но обещал вернуться, – усмехнулся Андрей, процитировав старый советский мультик. – Прошу к столу!
Тогда и случилось то, к чему все и шло. Андрей, в отличие от Зюзина, в постели никогда ничего не просил, ее не добивался, и о партнерше ничуть не думал. Брал Алену – уверенно, жестко, нахрапом. Приказывал. А она – подчинялась. И – удивительно, с первого раза, безо всякой притирки – ей не пришлось изображать страстное наслаждение – наоборот, потребовалось сдерживать рвущийся изнутри крик, чтобы не обеспокоить своими звуками других жителей панельной «хрущевки».
С тех пор и началась их связь.
О себе Андрей ничего не рассказывал, от Алениных наводящих вопросов про его жизнь мастерски уходил.
Однажды, когда он был в душе, она обревизовала его карманы. Паспорта не нашла, но обнаружила удостоверение: действительно, капитан полиции Андрей Федорович Шаев. И больше никаких документов, даже прав не имеется. Но когда он вышел после водных процедур, отчего-то догадался, что она в его вещах копалась, сказал жестко:
– Еще раз так сделаешь, будет плохо.
Она попыталась сыграть дурочку:
– Что – «сделаешь»? Что, я не поняла?
Он не повелся, ответил, прямо глядя ей в лицо:
– Я тебя предупредил.
И этого оказалось достаточно, чтобы предотвратить дальнейшие ее попытки.
Встречались они обычно у «друга» на Сретенке (при этом никакого друга она в глаза не видывала). Андрей, как правило, водил Алену в рестораны – но тем совместная культурная программа ограничивалась. Никаких театров, концертов, выставок и даже кино. А вскоре после того, как Алена попыталась обшарить карманы любовника в поисках информации, он расщедрился на объяснение:
– Формально я, как и ты, женат. Но вместе мы не живем. Разводимся. У нас есть сын. Школьник. Меня он не любит, не воспринимает. Не хочет общаться. Мать настроила. А я не настаиваю.
Муж Зюзин, возможно, что-то стал подозревать. Но ни разу ни словом не обвинил, не попросил объяснений. Она, правда, всегда возвращалась ночевать домой – но, с другой стороны, разве трудно догадаться, что к чему, когда супруга является часа в два ночи, слегка выпившая, раскрасневшаяся, довольная? Разве трудно хотя бы спросить: «Ты где была?» Алене иной раз хотелось, чтобы это случилось. Чтобы состоялся скандал, объяснение. Чтобы ситуация как-то разрешилась. Но нет, в треугольнике «Зюзин – она – Андрей» все оставалось тихо, благопристойно.
Однажды в постели, когда они отвалились после особенно жарких объятий, она спросила любовника:
– Андрей, а чего ты хочешь? Ну, дальше?
Тот был в редкостно размякшем состоянии, поэтому перевернулся на живот, уставился ей в лицо и переспросил:
– А ты?
– А я… Ох, я бы хотела отсюда смотаться. Куда-нибудь, где тихо, чисто, тепло. Где море, песок, коктейли, нирвана.
– Смотаться? И что? Чем заниматься? Песок граблями ровнять на пляже? Пепельницы чужие опустошать? Или коготки кому-то стричь?
Она передернулась:
– Ну, нет! Жить тихо, спокойно, наслаждаться.
– А для этого деньги нужны. Много денег.
– Давай где-нибудь достанем. Ведь ты же умный. И «корочки» у тебя есть.
– Вдобавок мне, как сотруднику силовых структур, сейчас запрещен выезд за границу.
– Значит, понадобятся документы на чужое имя.
– Да, сущая ерунда, – он хмыкнул. – Чтобы до конца жизни ни в чем не нуждаться, требуется десять миллионов зелени – а лучше двадцать. И чистые паспорта.
– Прекрасная ведь цель, если разобраться, – промурлыкала она. – Но только при условии, если со мной будешь ты.
Однако дальше из этого разговора ничего не последовало. Она продолжала обманывать мужа, и они встречались с Андреем раз примерно в неделю, а то и в две – ему часто приходилось ездить в командировки (как он говорил). При этом инициатором свиданий всегда был он, а она начала временами тоскливо думать, что, может, придет, рано или поздно, момент, когда она ему надоест или сделает что-то не так, и он, без объяснений и ссор, просто навсегда исчезнет из ее жизни. Нет, нет, нет, Алена не хотела этого и готова была на все, лишь бы этого никогда не случилось.
Павел Синичкин.
Сейчас
Глубоко надвинув бейсболку, я двигался по Никитской в сторону Садового. Камер видеонаблюдения в этом районе, в километре от Кремля, явных и скрытых, было, хоть ложкой ешь. Они наверняка запечатлели, как я вхожу в отель, поднимаюсь на второй этаж в номер убитого, а затем выпадаю из него на улицу. Да и безо всяких камер улик против меня хватало. Приторная девушка-портье, например, которая спросила, Павел ли я, и указала мне на номер убиенного.
Поэтому в том, что сейчас я – подозреваемый номер один, сомнений у меня не было ни на грош. Другое дело, мне ли не знать, что полиция наша – структура инерционная. И до тех пор пока меня поставят в розыск, какое-то время у меня есть. И я хотел употребить его с максимальной пользой – прежде всего для себя и своих близких. И еще я понимал, что для того, чтобы снять с самого себя подозрение в убийстве Вячеслава, лучше всего было бы найти настоящих его убийц.
Вдобавок мне, конечно, следовало избавиться от вещей, которые легко выведут полицию на меня самого. Возле здания ТАСС, на пересечении с бульварами, я выкинул в урну свой телефон. Жаль, конечно, было расставаться с неновым, но рабочим и любимым айфоном – но свобода дороже. Хорошо еще, я не поленился и скопировал все контакты на свой второй, левый, не записанный на меня ни в каких базах, мобильник.
Еще у меня в кармане имелась убойная улика, неопровержимо связывающая меня с убийством в «Имперской», – трубка, которую я прихватил со стола. Крайне непрофессиональным и даже отчасти безумным действием было похищать ее! Однако именно телефон, свидетельствует моя практика, является в наше время наиболее надежным и полным хранителем данных о его владельце. А о личности Вячеслава, убитого сегодня утром, у меня до сих пор имелись в основном только догадки. Кто он и откуда? Что привело его ко мне? Кто за ним стоит? Надо думать, для начала следует попытаться ответить на эти вопросы, прежде чем задаваться другим, но основополагающим: кто и за что его убил?
Я не собирался долго хранить улику против себя самого, поэтому, выйдя на Спиридоновку, на ходу достал украденный аппарат. Слава богу, он был не защищен паролем. Я стал просматривать журнал вызовов. Последний отвеченный значился сегодня в 10.37 – за полчаса до того, как я вошел в номер и увидел труп. Звонивший идентифицировался как «Влад». Аватарки не было. Я посмотрел на номер Влада и постарался запомнить его. Телефон начинался с мобильного префикса, нехарактерного для столичного региона – а из какого, я на память не знал.
Версия 4.
Вполне могло быть, что Влад позвонил Вячеславу в 10.37 со словами: «Я здесь, рядом. Открой, я войду». А когда тот отпер комнату, вошел и пустил хозяину пулю в лоб.
Я стал откручивать звонки Вячеслава назад. Меня интересовал свой собственный. Да, вот он, здесь. Сегодня ночью, в 0.23. Вячеслав оказался аккуратистом, он, невзирая на наше недолгое знакомство, успел занести мой номер в свою базу: «Паша, частный сыщик». Мы закончили разговор за три минуты и пятьдесят пять секунд, и практически немедленно Вячеслав набрал номер человека, который значился как «Михаил Владимирович». Вместо аватарки у Михаила Владимировича имелось два мощных, жирных кулака. Оригинально. Разговор Вячеслава с ним длился тридцать пять секунд. И еще раз Михаил Владимирович звонил, в свою очередь, Вячеславу сегодня утром, в девять пятнадцать. Номер этого персонажа начинался с того же неопознанного мною префикса, что и телефон Влада.
Как ни жаль мне было расставаться со столь мощным источником информации, но на углу со Спиридоньевским переулком я протер его от своих отпечатков и выбросил в урну. Номера Михаила Владимировича и Влада прочно отпечатались у меня в мозгу. Когда-нибудь в более спокойное время я расскажу вам о своей системе запоминания, благодаря которой я умею быстро заучивать целые массивы данных. А пока намекну, что в ее основе лежит образность и ассоциативность.
На Вспольном переулке я нашел свою машину там, где оставил. Еще одна улика против меня – система паркоматов зафиксировала «БМВ» в часы убийства в пешей доступности от места, где оно случилось. Впрочем, улик против меня и без того хватало. Я подключил свой «левый» телефон к системе «свободные руки» и вырулил на Садовое.
Первый звонок – в офис.
– Да, Пашенька, – пропела Римка.
– Я просил пробить «Нексию». Ты узнала?
– Да, Пашенька.
– И?
– Владелец – гражданин семидесяти восьми лет. Установочные данные на него записывать будешь?
– Нет, спасибо. – Явно либо «Нексия», либо номера на ней были крадеными.
На самом деле сейчас «Нексия» меня интересовала мало. Однако работа и вертикальная иерархия в нашей маленькой фирме – прежде всего. Да и разогнаться, отталкиваясь от незначащего, было в разговоре легче, прежде чем сообщить действительно важное.
– Римма, я тебя отправляю в отпуск. Прямо с этого дня и часа. Захвати обязательно с собой все наши базы. Сдай на вахту ключи и поезжай куда глаза глядят. Если вдруг на тебя выйдут и начнут спрашивать обо мне, отвечай: ничего не знаю, ничего не ведаю. Что с ним, где он, неизвестно. Все понятно?
– Все, – вздохнула она. – Ты опять вляпался в какое-то дерьмо.
– Типа того, – согласился я.
– Я могу чем-то помочь?
– Спасибо, что предложила. Пока нет, но если вдруг что понадобится, я дам знать.
Я отключился и тут же набрал номер салона «Кейт и Лео».
– Зою пригласите к телефону.
Девушка с рецепции показалась шокированной:
– Что вы?! – зашептала она в трубку. – Это невозможно! У нее сейчас клиент!
Я не стал дольше разговаривать. Значит, Зоя, несмотря на вчерашнее нападение и мое категорическое предупреждение, не приняла опасность всерьез. Конечно, она мне никто, и это не мое дело, но жалко мальчишку в очочках с фотки – останется Тема сиротой. Да и маму его жалко.
Я свернул с Садовой на Мясницкую, а потом на Чистые пруды. Сам в это время набрал номер дружбана моего с Петровки Перепелкина. В принципе то был единственный человек (кроме меня самого), кто мог в создавшихся условиях как-то прикрыть мою задницу.
С каждым новым годом нашей дружбы (и дальнейшим продвижением Сани по карьерной лестнице) в его голосе – по крайней мере, в разговоре со мной – появляется все больше барственных и вельможных ноток. Но я терплю – что остается делать, приятеля со столь высоким полицейским положением еще поискать.
– Ты опять, – хохотнул в трубку полковник Перепелкин. – Что еще?
– В двух словах не скажешь. Давай встретимся, пообедаем. Только срочно. Я угощаю.
– Да, видать, тебя припекло. Сейчас гляну расписание. Давай сегодня в тринадцать тридцать. У меня будет минут двадцать – полчаса. Приходи в суши-бар на Каретном. Можешь заказать мне роллы «Калифорния» и «Филадельфия». И зеленый чай с жасмином.
Что ж, если друг считает, что может использовать тебя в качестве официанта-метрдотеля, ты сам виноват, не надо подставляться. Но выбора у меня не было, приходилось терпеть.
Я нашел местечко для парковки на Чистопрудном бульваре.
О проекте
О подписке