– Так это, наверно, тяжело – тачкой ворочать.

– Тяжело? Ну и хорошо. Реально мускулы укрепляются, безо всяких тренажерных залов… Тебе пельмени с солью или с кетчупом?

«Мне в чистой тарелке», – мысленно попросила я. Но пришлось есть из такой, какую дали. В гостях не привередничают.

Саша накинулся на еду, как будто и впрямь три дня не ел. Меня опять начали одолевать сомнения. Ну не похож он на умирающего, и все тут. О мускулах, видите ли, рассуждает…

– А как же каратэ? – вспомнилось вдруг мне. – Помнишь, ты в том году ходил?

– Тоже бросил, – с полным ртом невнятно сообщил Саша. – Это все детские игры. Хотя разок очень пригодилось…

Я приготовилась к хвастливому описанию побоища во всех его неаппетитных подробностях – парни это любят, – но, как ни странно, Саша больше ничего не добавил.

– Хороши детские игры – кости ломать, – сказала я, прерывая затянувшуюся паузу.

– Все эти единоборства, – Саша взмахнул вилкой, – не стоят одного пистолета. Помнишь, был такой детский фильм, как его – «Индиана Джонс и последний крестовый поход»?

– И что?

– Там был араб с саблей. Он этой саблей и так, и этак, а Индиана Джонс ему из «кольта» в лоб – бабах! – и дальше пошел. Безоружный против человека с пистолетом ничего не сделает, будь он хоть супербоец.

– А у тебя теперь есть пистолет? – с любопытством спросила я.

– Если бы, – огорченно сказал Саша. – Лицензия нужна, а мне хрен сделают. Я бы на черном рынке купил, если б знал, где безопасно. Мне сейчас только засветиться с пистолетом и не хватало. Родители и так столько проблем мне создали… Они ведь только повода ждут! – с ожесточением воскликнул он. – Им только повод нужен, чтобы опять начать докапываться! Никак не могут оставить меня в покое!

Саша замолчал и уткнулся в тарелку. Я тоже молчала, ошеломленная таким выплеском эмоций. Потом встала, положила тарелку в забитую до краев мойку и поставила на огонь чайник.

– Представляешь, мама сказала, что вы переехали.

– Это они съехали, – все еще угрюмо сказал Саша, сдирая упаковку с тортика. – К бабушке. Убрались от меня подальше. Спасибо хоть на улицу не выгнали.

– А что у тебя с ними? Конфликт?

– Кризис доверия. Да ты сядь, не мельтеши, я сам накрою. Торт будешь?

– Буду, – сказала я, в душе довольная – вот и тайна открылась. Саша поссорился с родителями (неудивительно, учитывая, что он бросил школу), и они оговорили его перед моим папой – только и всего. Тем более позорно и возмутительно поведение папы, и я с ним на эту тему еще проведу воспитательную беседу…

Саша поставил передо мной огромную кружку с чаем, отрезал мощный кусок торта. Я вдруг подумала, что он, пожалуй, переменился в лучшую сторону. Несмотря на запущенный внешний вид и дурацкие мысли о «простой жизни какая она есть». (А, может, и благодаря им). Повзрослел, что ли? И ведет себя по-другому, без прежнего хамства и эгоизма. Явно стал спокойнее, рассудительней… Или ему все пофиг? Еще мне показалось, что он выглядит усталым. Не столько физически, сколько душевно. Но общаться с ним стало определенно проще.

Мы очень славно посидели еще часик, поболтали о том, о сем. Саша оживился и принялся с удовольствием вспоминать детство. Вдруг оказалось, что он прекрасно помнит многие наши игры, вроде «аутодафе» и «ядерной войны», и даже такие, о которых забыла я сама. Раны на животе он мне не показал и обработать не позволил – сказал, что все сделает сам. Поблагодарил за лекарства. Сказал, что на улицу не будет выходить еще дня три как минимум, и попросил прийти с припасами еще раз, денька через два. А заодно купить ему… патроны для ракетницы.

– Да где я их возьму? – растерялась я.

– В любом магазине «Оружие». – Саша написал на бумажке марку патронов и протянул мне. – У вас на Савушкина вроде был какой-то. Или в «Охотнике и рыболове» на Невском…

Выходя из квартиры, я заметила в прихожей, в углу, странную лопату. Небольшую, остроконечную, на толстом черенке. Лопатка была совершенно новая, даже с ценником. Интересно, зачем она Саше?

На обратном пути, когда позитивные впечатления слегка развеялись, я тщательно обдумала Сашино поведение, и у меня возникло смутное неприятное ощущение, что меня используют. Причем втемную.

Откуда пришло это ощущение, я и сама затруднялась определить. Наверно, прошлогодние воспоминания подсказывали, что Саша не мог взять и резко измениться к лучшему. Есть такая поговорка: «Если вы пришли человеку на помощь, он непременно вспомнит о вас… когда ему снова понадобится помощь». Не про Сашу ли она?

Чем дольше я думала, тем яснее понимала, что Саша о многом недоговаривал. Он так и не сказал, кто разодрал ему живот, что он делал в метро, почему съехали его родители, почему он не хочет выходить из квартиры, хотя физически явно способен это сделать, и зачем ему патроны… А, черт, не так уж он изменился. Только стал хитрее. Раньше он не умел лицемерить, теперь научился. Значит, либо изменилось отношение ко мне… либо его вынуждала лицемерить жизненная ситуация.

Вдруг пришла на ум мысль – может, прежняя Сашина бесцеремонная манера поведения объяснялась гораздо проще, чем я полагала? Просто он не считал нужным со мной притворяться. Кто такая Гелька? Подумаешь, подруга детства, почти сестра, чего там с ней миндальничать! А что теперь?

В общем, окончательно запутавшись в попытках проанализировать Сашино поведение, я вернулась домой и снова насела на маму.

– Как вам не стыдно! Только из-за того, что человек не находит общего языка с родителями – вышвыривать его из дома?! Папа вел себя как бандит, а ты ему даже ни словечком не возразила!

– Господь с тобой, ты о чем, Гелечка?

– О Саше Хольгере! И нечего притворно вздрагивать! Мало ли как человек видит свою дорогу в жизни? Может, у него призвание такое – работать на стройке!

Мама покачала головой.

– Такую дичь несешь – слушать противно.

– А что ты можешь мне возразить по существу?!

– Неужели ты правда не знаешь, что случилось с Сашей?

– Знаю – он бросил школу.

– Ох, Гелечка – дело совсем в другом, – и мама выразительно постучала согнутым пальцем себе по лбу. – У него… это.

– На себе не показывай, – автоматически сказала я, а потом до меня дошло. – Что – крыша течет?!

– У Саши Хольгера серьезные проблемы с психикой, – раздельно произнесла мама. – Наташка, конечно, ничего мне не говорит, но я так себе представляю, что у него шизофрения.

– Ой, блин…

– Думаешь, почему Хольгеры переехали? Они его боятся.

Я не нашлась, что сказать. Не фига себе новость! Даже как-то не верилось…

– А вылечить разве нельзя?

– Где?

– Ну, – я чуть не ляпнула «в дурдоме», – в какой-нибудь больнице…

– Да ты что! Психиатрия – это же клеймо на всю жизнь! Ни на хорошую работу, ни в институт со справкой не возьмут, – мама вздохнула. – Наташу с Игорем жалко. Они все думают – может, какой-нибудь возрастной кризис, само пройдет? На чудо надеются. Только ведь не пройдет. Если уж это появилось, то все, тушите свет. Твой папа говорил Игорю – немедленно вызывайте санитаров, и на «скорой» – в дурку. И только так. Иначе доиграетесь, он кого-нибудь убьет… и отправится уже не в дурдом, а в тюрьму. И вы с ним за компанию.

– Что, даже так серьезно?

Мне стало страшно. Ого, какой опасности я сегодня подвергалась! Домой к нему ездила! Чай с тортиком пила! О боже – да я, оказывается, чудом уцелела!

– Ой, мам… Вот это да! Чего ж вы мне раньше не сказали?

– Мы думали, ты знаешь.

– Нет – все знаю и назло его сюда привела! Мам, ты сама как проснешься! Неужели так сложно было сказать мне прямым текстом – «Саша Хольгер – псих!» Разве я бы тогда рискнула…

В последний момент я умолкла, сообразив, что чуть не проговорилась о своей поездке. Но мама ничего не заметила.

– Неужто о таком вслух говорят? – с горечью сказала она. – Такое же таят от всех! Что с ним случилось, что спровоцировало сдвиг в мозгу, никто не знает… – мама подумала и убежденно сказала: – Это все на почве полового созревания!

– А в чем конкретно выражается?

Мама пожала плечами.

– Наташка говорила – агрессивный стал, вспышки бешенства, все какие-то враги ему мерещатся… В общем, как ее… мания преследования. Она ведь не вдруг началось. У Саши давно были проблемы, уже несколько лет, исподволь накапливалось, и вот – прорвалось. Как его из художественного училища выгнали, так и покатилось. К школе потерял интерес – по-моему, бросил, если не выгнали, – работал на каком-то заводе, его и оттуда выставили… А потом уж пошла настоящая клиника. Наташка говорила, такой бред нес – слушала и пугалась до полусмерти. Об аде, о конце света, о демонах… – мама понизила голос, хотя в комнате были только мы двое. – А кончилось все тем, что к нему начали черти являться… и он с ними принялся воевать. Ну, тут уж потеря контроля над собой пошла, стало все ясно…

– Кошмар, – пробормотала я.

Что-то не складывалось. Я вспоминала Сашу – какой он был сегодня – и не могла поверить, что это все о нем. Конечно, психи иногда мастерски маскируются под нормальных. Еще я читала, что иногда они нормальны во всем, кроме своей мании. Бывают периоды обострений – например, каждое полнолуние…

Нет, я верила маминым словам. Но пару раз прежде я видела настоящих психов, и они были другие. Я могла точно сказать – психа заметно. В них всех есть что-то общее – жуткое. Рядом с психом страшно и неприятно находиться, даже если он ничего не делает, и не обращает на тебя внимания. Это похоже на боязнь заразиться. Или дело в опасении, что псих причинит вред?.. Не знаю. В общем, то больное, разрушительное, что сидит у них в голове и выглядывает наружу, пусть даже самым краешком, для нормального человека инстинктивно отвратительно.

А с Сашей я пообщалась полдня, но ни разу ничего подобного не ощутила. И даже определенно могла сказать: новый, сегодняшний Саша – исхудавший, замученный, но собранный, как бы хранящий какую-то тайну, – мне нравится больше, чем тот прежний самодовольный, бесцеремонный хмырь, каким он был в пятнадцать лет.

«Но с другой стороны, – вдруг подумала я с внезапным сомнением, – Зачем он просил привезти меня патроны для ракетницы?»