История звездного дуэта Мирослава и Дарьи многим казалась предсказуемой. В самом деле, много ли мы знаем разновозрастных счастливых пар? Из современников – кинодуэт белорусской актрисы и кулинара Юлии Высоцкой и режиссера Андрона Кончаловского с разницей в возрасте в 36 лет. Из исторических примеров – Чарли Чаплин и Уна О'Нил, дочь знаменитого кинодраматурга и экс-актриса, кстати, моложе Чаплина тоже на 36 лет и родившая ему восьмерых детей.
Кого мы вспомним еще? Похоже, что сама фортуна противится тому, чтобы семья создавалась не как дуэт равных друг другу личностей, пары для воспитания детей, а как некий мезальянс, союз между мужем-«отцом» и женой-«дочкой». Впрочем, если мы посмотрим на те разновозрастные союзы, что выдержали испытание временем, то увидим, что на их долю выпали испытания совсем не меньшие, чем достаются партнерам равного возраста. Союз Юли Высоцкой и Андрона Кончаловского выдержал даже испытание автокатастрофой во Франции, по вине Андрона, в результате которой их дочь оказалась в многолетней искусственной коме. В большинстве же семей, напротив, испытания разрывают семейные связи. Если нет эмоциональной привязанности, уважения к другому человеку, боязни его потерять, то оказывается, что одному идти в гору гораздо легче, чем тащить на страховке больного или слабого партнера.
И все-таки логикой не обойтись там, где многое подчинено тайне. Общие ценности, общение на одном языке, темперамент, не раздражающий партнера, и лидерская ответственность без деспотизма, превращающего семью в институт рабства. Или же всему основой служат потребности, когда партнер способен дать именно то, в чем ты нуждаешься? Или удачное распределение функций в общем деле и высокая совместная результативность? Единая, значимая для обоих жизненная программа? Или, что уж там мудрить, – любовь, и этим все сказано.
Прочность здания определяется крепостью фундамента, а не высотой и отделкой стен. Но что именно выполняет в счастливой семье роль фундамента? Общее дело? Общие ценности? Потребности? Эмоциональный фон? Стиль взаимоотношений? Образ жизни? Привычки? Отношение к досугу? Отношение к детям? Когда главной ценностью становится задача свить гнездо, создать очаг, то как это соотносится с чувствами? И что делать родительской семье, когда дети выросли из гнезда и улетели? Разводиться?
Искать ответ на эти вопросы в классической русской литературе бесполезно. Откроем «Русских женщин» Некрасова. Прочнее союза между мужем и женой не найти, чем в семье крестьянской. Да не семья это, а ярмо! Всю жизнь – с одним мужиком, даже если он на своем длинном жизненном пути превратился из толкового работяги в беспросветного алкоголика. Недаром же Наум Коржавин подметил: «Ей жить бы хотелось иначе, носить драгоценный наряд. А кони все скачут и скачут. А избы горят и горят».
Ничуть не оптимистичнее Шолохов с его «Тихом Доном» и артехипичной Ильиничной, старой казачкой с больными ногами, мозолистыми, потрескавшимися руками и, несмотря на окружение трех поколений кровных родственников, внутренне одинокой, которая призывает свою невестку Наталью все прощать мужу: и измену, и побои – так она сама поступала всю жизнь сама, ради детей. Одним словом, рецепт прочной семьи известен с времен «Домостроя»: хозяйственно-бытовые навыки, помноженные на терпимость, плюс забота о детях. Рецепт же счастливой семьи, куда как более привлекательного союза, сокрыт за семью печатями. А существует ли такой рецепт семейного счастья в принципе?
Едва ли жизнь можно сравнивать с танцем, она многомернее, сложнее и непредсказуемее. Жизнь наполнена страданиями, преодолением трудностей. Танец, мир светлого, радостного и прекрасного, не может быть символом реальности. Танец как аллегория страсти едва ли соизмерим с законами семейного быта. Великие танцоры, как известно, стали великими благодаря иррациональному, а не рациональному стилю мышления – они велики своей страстью, а не техникой.
Секрет удачного танцевального дуэта – можно ли его назвать и секретом счастливой семьи? Спортсмены, чьи имена мелькают в числе финалистов, связаны друг с другом единым образом жизни: тренировки, переезды, перелеты, соревнования. Единые личностные потребности – вот откуда берется изнурительная совместная работа на паркете, общий адреналин, медали, падения и взлеты. А какую роль в этом играет центр традиционной семьи – ребенок?! Вопрос риторический.
Ребенок, обязательный элемент традиционной семьи, делающей ее не только незыблемо прочной, устойчивой, долговечной, но и, самое главное, дающий смысл жизни каждому в паре, не имеет подобной силы и значимости, когда речь идет о семье представителей искусства или науки. Счастливейшие семьи нашего времени – балерины Майи Плисецкой и композитора Родиона Щедрина, оперной певицы Тамары Синявской и короля эстрады Муслима Магомаева – не имели детей. Семьи представителей культуры и науки словно бы оказались на особом положении. Любовь к мужу у жены сильнее любви к детям?! Нонсенс! Но возьмите дважды нобелевского лауреата Марию Склодовскую-Кюри, которая посвящала все свои открытия именно покойному мужу Пьеру, нелепо угодившему во цвете лет под автомобиль… Поймет ли обыватель подобное?! И разве связал общий ребенок поэта Сергея Есенина и его жену, Зинаиду Райх? Судя по «Роману без вранья» Анатолия Мариенгофа, отнюдь нет!
Семья интеллигентов держится не на биологическом инстинкте, а на иных связующих механизмах. Их можно было бы проигнорировать, но… есть магнетическая тайна, заставляющая обращаться именно к таким примерам, – ведь именно такая семья оказывается не только прочной, но и счастливой. Тайна счастья! Она манит куда больше, нежели секрет прочной семьи, который прекрасно раскрывает мозолерукая Ильинична из «Тихого Дона». А хочется знать тайну именно счастья. Как ее разгадать?!
А может быть, и нет никакой тайны, а есть лишь исключения из общего правила? Быть может, счастливая семья – это что-то вроде призрачной метерлинковской Синей птицы, уникальное сочетание личностей, которое невозможно зафиксировать никакими формулами?
– Искусству – искусственное, жизни – жизненное!
– А? Ты что-то сказала? – Галка допила чай и помахала рукой официанту, чтобы тот подошел с расчетом.
– Я лишь хотела сказать, что паркет – это не жизнь, а искусство и особый мир, параллельный реальности.
– Какое глубокомысленное наблюдение! Ну недаром же кто-то сказал: «Вначале танцуй, а потом думай». В жизни все как раз приходится делать наоборот. Дабы не попасть впросак!
Галка заскрипела бумажником – толстым, квадратным, из натуральной кожи шоколадного цвета, таким, какие обычно носят мужчины. Полина смотрела на Чеснокову и не могла взять в толк, почему эта сильная, неглупая и еще далеко не старая женщина одинока. Что мешает ей найти спутника жизни? Полина набралась наглости и спросила Чеснокову об этом напрямую. Рука с купюрой, на которой была изображена английская королева, зависла на секунду в воздухе. Галка размышляла над ответом, но в итоге честно призналась:
– Я просто не хочу тратить энергию на «тухляков». Самый невосполнимый ресурс – время. Я не могу тратить свою жизнь на мужиков-уродов.
– В смысле?
– Метафора! Если свечу притушить, она начнет коптить, отравлять воздух. Есть люди – без стержня, они, подобно свечам с плохим фитилем, требуют, чтобы кто-то все время над ними чиркал спичкой. Иначе они тухнут. Среди знакомых мужиков таковых большинство. А прочие – эгоисты, прагматики, потребители, Нарциссы. Тоже вампиризм, но другого сорта. Тухляки живут твоими эмоциями, у них вечный депрессняк. Их надо спасать, утешать, им нужна заботливая мамка, нянька, сиська. А Нарциссы – рассудочные циники. Манипуляторы, которым нужны твои деньги, связи, проекты. Подкрадутся с букетиком цветочков, с конфетками… Чтобы использовать тебя, да и выбросить на помойку, как выжатый лимон…
– Грустно. Неужели нет других вариантов?
– Я не видела.
– Так ты не видела или же их действительно нет?
– Я потеряла веру в то, что в мире людей есть и другие мужчины. Рыцари остались только в книжках. Прав был Омар Хайям, который утверждал: «Уж лучше одному, чем вместе с кем попало».
– Поэтому ты любишь посплетничать? Злорадство по поводу разводов…
Полина доедала салат «Цезарь» – символ ресторанного жлобства. На огромной, размером с маленький поднос белоснежной тарелке красовались небрежно брошенные воздушные листики китайской салатной капусты сорта «Айсберг», посыпанные зубодробильными сухариками и стружкой безнадежно зачерствевшего сыра. Ложка жирного и безвкусного майонезного соуса, украшавшая этот овощной «Эверест» наподобие нерастаявшего ледника, довершала картину.
– Я занимаю позицию наблюдателя! Развлекаюсь фейерверками искр, сыплющихся из звездных семейных союзов. А почему бы и нет?! Да, после бокала Nebbiolo бодрящий черный чай весьма кстати. Интересно, у этих англичан зеленый чай есть или только черный?
– Судя по нашествию китайцев, зеленый чай в Англии появится.
– Жизнь не стоит на месте. В отличие от паркета.
– Если паркет рассматривать только как искусство, то ты права. Художественные формы тяготеют к консерватизму. Но ведь танец – это еще и люди, это судьбы! Это та же Сибирякова и Нагорный…
– Сибирякова – обычная кошка, хищная карьеристка. Цыганка, вырядившаяся в испанские платья да шали! Артистка фламенко, ха! Мы еще не знаем, как эта девочка из захолустного городишка стала сотрудником аппарата Международного комитета, где ее угораздило познакомиться с Нагорным! Наверняка вошла с черного входа. А сейчас ей хочется полной свободы, стареющий Мирослав – помеха. Думаю, эта коварная хищница примется за карьеру в совершенно новой для себя сфере. Может, пойдет в депутаты Государственной думы. И деньги Мирослава, вырученные от продажи дома, ей очень даже пригодятся.
– О! Кто-то сказал, что сплетник – это человек, который может вам сообщить массу мельчайших подробностей, но при этом не назвать ни одного факта.
– Но я же прогнозирую!
Национальные вкусовые привычки британцев поражают однообразием. Можно лишь удивляться, как англичанам не надоедает изо дня в день завтракать хрестоматийно известной овсянкой, вошедшей даже в ряд анекдотов по Шерлока Холмса. Удивительно, как не набьют оскомину все эти тосты с сыром и джемом, и тут даже изысканность манер не спасает от ощущения рутины, когда, следуя этикету, вы каждый раз после откусывания кусочка печенья заново мажете его крошечную часть маслом и джемом. Англичане даже не додумались до такого стандартного блюда на завтрак, высмеянного сатириками именно за его бесконечную повторяемость, как яйца с ветчиной или яичница с беконом.
Английский завтрак – это бесконечное повторение изо дня в день, из недели в неделю, из года в год одних и тех же компонентов: тосты с сыром и джемом, овсянка, чай с молоком. Просто удивительно, что им не приходит в голову добавить к этому скудному набору хотя бы шоколадный круассан или яблочный пай, йогурт или сметану, пару сосисок, яичницу, фрукты. Нет, ничего подобного! Просто удивительно, как при бесконечно повторяющемся «овсянка, сэр», при тоскливой рутине, начинающейся уже рано утром, этим странным британцам удается оставаться бодрыми, здоровыми, энергичными, доброжелательными и жизнерадостными.
Кажется удивительным, что нация, создавшая сотни вкусовых оттенков своего легендарного виски, оказалась столь малоизобретательна в отношении своих национальных блюд, подающихся к завтраку. Но вспомнив равнодушие британцев к стеллажам с виски в магазинах и другие факты, такие как обязательное присутствие во Франции бутылочек с местным вином в столовых, разбирающихся посетителями теми же темпами, что и стоящие рядом с ними компоты и лимонады, можно сделать определенную гипотезу в отношении своеобразия британской кухни.
Если свои знаменитые бордосские вина французы создавали прежде всего для собственного употребления, в чем несложно убедиться, перечитав «Трех мушкетеров» А. Дюма, то свои легендарные виски британцы сразу же создавали на экспорт. Шотландский виски – такая же национальная валюта, как клетчатые пледы из овечьей шерсти. Виски были отличным импортным товаром для стран, ведущих торговые отношения с Соединенным Королевством. И совсем иное место в национальной культуре занимали у французов их каберне, совиньон, шардоне, не говоря уж о русской водке, крепко вошедшей в анекдоты о похождениях богатыря Ильи Муромца.
Любителя гастрономического туризма в Блэкпуле ждет разочарование, здесь трудно найти ресторанчики именно национальной британской кухни. Хотите перекусить – пожалуйста! К вашим услугам и английская сеть фастфуда Fish and Chips, а также итальянские пиццерии и испанские кофейни. Но что-то из пищи, приготовленной именно в чисто английском стиле? О нет, это слишком сложная задача для английской аристократичной нации.
Быть может, эта нация потому и стала нацией аристократов, что дети даже королевской семьи воспитывалась в спартанских условиях? Без излишеств, без роскоши, без чревоугодия…
– Тебе никогда не приходило в голову, Галка, – с трудом подбирая корректные слова, заметила Полина, – что вместо того, чтобы обсуждать чужую судьбу, неплохо бы устроить собственную?
– Замуж меня выдаешь? – Галка надрывно расхохоталась. – Чего ради? Нынешний мужик жаден. Деньги держит на счетах да карточках, а жене лишь подачки на 8 Марта. Зато тяни себе, как буйволица, кухню, стирку… Оно мне надо?
– Но ведь не только же ради денег выходят замуж?
– А ради чего же еще? Главный мотив – хозяйственно-бытовой союз с общей крышей и на общие деньги. Тоска! Других вариантов нет?
– Перечитай Бертрана Рассела «Семья и брак», может, найдешь и другие варианты.
– Но это же старье, книга написана в прошлом веке!
Журналистка растерянно ковыряла вилкой в салатных листьях, не находя аргументов для Чесноковой и все еще не решаясь позвать официанта, чтобы объяснить ему, что в салат «Цезарь» полагается добавлять вареное яйцо, помидоры черри, мясо курицы, индейки или же креветки и соленую семгу. Название блюда обязывает держать марку. Почему же это игнорируют? Быть может, тому способствуют национальные английские кулинарные привычки? Или англичане имеют особое представление об «итальянском» салате «Цезарь»? Кафе-то итальянский.
За окном все еще барабанил дождь. Но теперь он шел размеренно, словно марафонец, измотанный долгой дорогой. Прохожие умерили свою прыть и уже не бежали, а дефилировали под своими пестрыми зонтиками. Настенные часы с римскими цифрами напоминали, что если хочется успеть к началу вечернего отделения фестиваля, то следует поторапливаться.
Бересклет и Чеснокова условились поспорить на шоколадную фигурку в форме Блэкпульской башни в отношении развития событий. Этого пари очень хотелось Галине – независимой бизнес-леди, собирающей, словно уборщица веником в совок конфетные фантики, яркие обертки человеческих судеб.
После ухода Галины репортерша еще сидела несколько минут в «Донне», допивала чай. Она размышляла о том, что жить ладно, счастливо, с любовью большинство людей в семье не умели никогда. Мужчина и женщина исстари вступали в брак как в хозяйственный союз, в котором им проще было выжить в суровом мире, противостоять бедности. За верностью следили, потому что это было выгодно, ведь измена с последующим новым браком могла обрушить материальный достаток. Развод – неизбежная дележка имущества, потому и запрещался церковью. Избегалась процедура раздела имущества. Мужчине не было выгодно, чтобы жена работала, это давало бы ей финансовую независимость. И хотя в Центральной Индии долгое время господствовал матриархат, то есть лидерская роль женщины, но весь мир материальных ценностей подхватил идею патриархата, в котором жена, чье умственное развитие ограничивалось кухней, детьми и домоводством, была идеалом многих религий, созданных, разумеется, мужчинами. «Домострой» и «Молот ведьм» – вот две чудовищные книги, обучающие мужей повелевать женами. Женщина, как существо физически более слабое, чем мужчина, была вынуждена играть обслуживающую роль по отношению к мужчине-добытчику. Кухарка, прачка, а еще и «инкубатор». Об этом много прекрасных слов говорится в книге «Второй пол» Симоны де Бовуар.
Но с движением феминисток, с борьбой женщин за возможность самостоятельно добывать деньги многое изменилось. Оказалось, что жить в одиночку даже удобнее, чем парой. Время расходуется более разумно, конфликтов – меньше. Психологи, изучающие семью, обнаружили интересные формы этого явления. И если, к примеру, Владимир Дружинин утверждал, что его книга о психологии семьи – это «книга о несвободе. Ибо нет более несвободного варианта личностных взаимоотношений, чем семья, нет более жесткого общественного института. Понятие любви остается за пределами книги. Любовь и общество – антагонисты, понятия несовместные». Но одновременно появились и размышления о семье Игоря Кона, который считал, что в идеальном варианте «семья» близка к «дружбе», что это «половая дружба». Появилось множество психологических трудов, исследующих однополые браки, которые стали популярны во всем мире, так что пришлось это отражать в законе самых консервативных стран! В новейших исследованиях доказывалось, что институт традиционной семьи себя изжил, что надо искать новые формы социальных союзов, поскольку у современного человека совсем иные потребности, нежели просто физическое выживание и продолжение рода…
Так что же лучше – жить в браке или оставаться свободным? Так или иначе, но индивидуальный выбор остается за каждым. Одно лишь почти бесспорно: люди XXI века научились жить независимо, самостоятельно. А вот жить парами так и не научились.
О проекте
О подписке