Слова его вызывают во мне ярость, но я держу себя в руках, понимая, что каждый мой протест сейчас – лишь вспышка эмоций, которые мне скоро придётся заглушить. Чувствую, как перехватывает дыхание, но не позволяю себе слабость. Всё, что он говорит, кажется чуждым, как будто его слова – ядовитый дым, заполняющий лёгкие. Он смотрит на меня с ледяным равнодушием, будто мы оба – лишь части его «порядка».

Мать делает шаг вперёд, ставя себя между мной и Белфордом, словно пытаясь убрать меня с его пути.

– Абигейл, дорогая, ты должна быть благодарна за то, что лорд Белфорд выбрал тебя. Такие предложения не делают дважды, – в её голосе звучит упрёк, но чувствуется и напряжение.

Я смотрю на неё, не скрывая ненависти – от её готовности отдать меня этому ледяному чудовищу.

– Благодарна? – мой голос дрожит от ярости, но я стараюсь говорить ровно. – Мама, ты хоть представляешь, что говоришь?

Мать на секунду замирает, а потом расправляет плечи, словно решив, что пора показать мне моё место.

– Я понимаю больше, чем ты думаешь, Абигейл, – говорит она строго. – Твои чувства сейчас – всего лишь временная слабость. Ты поймёшь, что это верное решение, когда пройдёт немного времени.

Но мне от её слов становится только хуже. Бросаю взгляд на Белфорда, который с каким-то извращённым удовольствием наблюдает за моей борьбой с этим решением, навязанным мне. Его ледяной взгляд буквально приковывает меня к месту, и в голове звучит его безмолвное обещание: Ты всё равно подчинишься мне.

В этот момент Райн подходит ближе и кладёт руку мне на плечо. Его взгляд полон тревоги и сочувствия. Он шепчет, чтобы слышала только я:

– Абигейл, прошу… не сейчас. Я с тобой, но не сейчас.

Смотрю на брата и вижу в его глазах страх, от которого мне только хуже. Он понимает, что у нас нет выбора, но помочь не в силах. Он лишь пытается удержать меня от поступка, который может стоить мне жизни.

И тут раздаётся голос отца, слабый, но решительный:

– Лорд Белфорд обладает не только силой, но и властью, которая сможет защитить вас обоих. Если это значит, что он станет твоим мужем, Абигейл, так тому и быть.

Слова отца – как удар в сердце. Он уже не спрашивает, он решает за меня. Для него моё мнение – лишняя деталь. Ледяная дрожь пронизывает меня, и остаётся лишь не сломаться, не выдать своих чувств. Белфорд подходит ближе, и я ощущаю его присутствие, словно холодное лезвие. Он склоняет голову, его губы изгибаются в угрожающей усмешке.

– Мне не нужно твоё согласие, Абигейл, – шепчет он, чтобы слышали только мы двое. – Лишь твоё подчинение.

Из последних сил держу себя в руках, смотрю ему прямо в глаза и отвечаю с вызовом:

– Тогда я предпочту ненавидеть вас до конца своих дней.

Смотрю ему в глаза, сжав зубы, заставляя себя стоять прямо. Внутри всё трещит по швам. Этот самодовольный ублюдок считает, что может просто одним приказом сделать меня своей женой? Да кто он такой? И зачем ему я?

– Зачем вы это делаете? – спрашиваю, ощущая, как злость и страх смешиваются в нечто почти невыносимое. – Зачем вам вообще это?

Белфорд не отвечает сразу. Его молчание обжигает сильнее любой колкой реплики. Он смотрит на меня с тем же ледяным спокойствием, выворачивающим изнутри, и это молчание говорит громче слов. Его глаза словно изучают меня, раздевая до самой сути, и я чувствую, как всё сжимается внутри. Страх грызёт изнутри, но я не подаю виду.

– Так что, милорд? – наконец спрашиваю с вызовом, хотя голос дрожит. – У меня будет хотя бы право узнать, в чём я вам пригожусь?

Его губы трогаются в лёгкой усмешке, и это злит меня сильнее, чем я готова признать.

– Твои вопросы не стоят ответа, – отвечает он, и в его голосе – ледяная сталь, от которой пробирает дрожь.

Какого чёрта?

Этот человек думает, что может так просто отмахнуться от меня, как от случайной пылинки? Да кем он себя возомнил?

– Вы мне просто невыносимы, – резко говорю, чувствуя, как ярость прорывается наружу.

Почти кричу, злясь на себя за это, за то, что не могу держать себя в руках, но он неотрывно смотрит на меня. И я не понимаю, что творится в его голове.

Чёртов ублюдок!

Он слегка усмехается. Это едва заметное движение губ, и от него внутри всё переворачивается. Что это?

– Ты бы с радостью сбежала, но не сделаешь этого, – наконец говорит он, и его слова звучат как твёрдое заявление, а не догадка. – Потому что, Абигейл, несмотря на твой упрямый нрав, ты понимаешь, что выбраться отсюда можно только одним способом.

Сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладони. Внутри всё закипает от ярости, но страх тоже не отпускает. Он смотрит на меня, играя, словно я мышь, попавшая в лапы хищника. Впервые за долгое время чувствую себя абсолютно беспомощной, и это ощущение оставляет только одну мысль: мне придётся уничтожить его, если хочу выбраться из этой паутины.

– Не надейся, что я сдамся, – выдыхаю, выдерживая его взгляд. В голове мелькает образ: как мне хотелось бы увидеть его поверженным, лишённым этой ледяной уверенности.

Но его усмешка становится ещё шире, и он наклоняется ближе, шепча так, чтобы слышала только я:

– Тогда мы оба будем получать от этого удовольствие, – говорит он, и в его глазах я вижу холодное развлечение, словно он уже знает, что моя ярость – всего лишь временная игра.

От его слов по телу пробегает дрожь.

Смотрю ему в глаза, и ярость во мне разгорается до боли, пронзая каждую клеточку. В голове вспыхивает образ, настолько чёткий и яркий, что я чувствую, как пальцы сжимаются крепче, будто уже держат клинок. Меч летит по воздуху и вонзается в его шею, раскалывая его ледяное спокойствие, это непроницаемое лицо. Представляю, как кровь, его кровь, обагряет всё вокруг, а голова падает с плеч, лишённая этой высокомерной усмешки, которую он мне бросает.

Чёрт возьми, как мне хочется видеть его, хладнокровного и уверенного, поверженным в грязь. Пусть его глаза, наполненные страхом, глядят на меня, когда он осознает своё бессилие. Когда он больше не сможет шептать своим ледяным тоном эти унизительные приказы, не сможет внушать страх, не сможет командовать, подчинять и манипулировать. Один удар, один проклятый удар – и всё это будет разрушено.

– Если бы могла, – говорю, сжав зубы, чтобы не сорваться на крик, – я бы с радостью снесла твою чёртову голову с плеч.

На мгновение в его глазах мелькает удивление – или мне так кажется? Но, как только эти слова слетают с моих губ, он улыбается шире. Его ледяной взгляд пронизывает меня, и я вижу в нём не страх, а скорее забаву.

– Возможно, ты когда-нибудь попробуешь, – говорит он, наклоняясь ближе. – И, поверь, я буду рад дать тебе шанс… перед тем как ты осознаешь, насколько это бесполезно.

Мать стоит рядом. Её взгляд полон довольного одобрения, от которого меня буквально выворачивает изнутри. Она подходит ближе, поправляет складку на моём платье и говорит, словно между делом, так, чтобы никто не слышал:

– Возрождённый скоро прибудет, Абигейл. Всё уже готово.

На мгновение у меня перехватывает дыхание, и я не могу поверить в её спокойствие, будто всё это – обыденное событие. Чувствую, как мир рушится под ногами.

– Как… так быстро? – спрашиваю, едва справляясь с дрожью в голосе. – Мама, ты ведь даже не сказала мне…

Она одаряет меня холодным взглядом, словно моё удивление и гнев совершенно неуместны.

– Абигейл, не будь капризной, – шепчет она, её голос тёплый только на поверхности. – Этот союз – лучшее, что может случиться с тобой и нашей семьёй.

Я еле сдерживаюсь, чтобы не выкрикнуть матери всё, что накопилось у меня внутри, но чувствую на себе взгляд Белфорда – он словно сканирует меня, видя каждый мой страх и каждую попытку сопротивления. Держу подбородок высоко, не позволяя себе показать слабость, хотя внутри всё бурлит от ярости и ужаса.

Райн, стоящий рядом, осторожно кладёт руку мне на плечо, словно пытается передать хоть каплю поддержки.

– Всё будет в порядке, – тихо шепчет он, но я вижу, что он и сам в этом не уверен.

Смотрю на него, и мне становится невыносимо.

Всё будет в порядке?

Слова матери ещё не успевают полностью осесть в моём сознании, когда двери распахиваются, и в зал входит Возрожденный. Его высокая, тощая фигура, окутанная мрачными одеждами, едва касается пола, будто он и есть воплощение тени. Под капюшоном виднеется его взгляд, который медленно скользит по залу, и я чувствую, как воздух вокруг становится вязким и липким от его присутствия. Этот фанатичный служитель Прародительницы вызывает у всех трепет. У всех, кроме меня.

В груди поднимается такая ярость, что я чувствую, как пульс гулко отдаётся в ушах. Мне придётся подчиниться этому магу? Я должна подойти к этому проклятому алтарю, хотя ненавижу всё это с самого детства?

– Нет, – едва слышно выдыхаю, и взгляд Возрожденного останавливается на мне. Его лицо скрыто, но тень, исходящая от него, давит ощутимо. Мне всё равно.

– Нет, – говорю я громче, глядя прямо на мать. – Я не сделаю этого. Это ваше решение, не моё.

Окружающие обмениваются взглядами, полными ужаса, и мать смотрит на меня так, словно готова разорвать на месте.

– Абигейл, – её голос звучит, как приговор. – Ты же понимаешь, что не имеешь права отказаться.

– Не имею права? – мой голос дрожит, но не от страха, а от переполняющего гнева. – Значит, вы решили отдать меня в руки чудовища без права голоса? Лучше умереть, чем…

Не успеваю договорить – холодные, стальные пальцы резко обхватывают мою талию. Белфорд, не скрывая своей силы, прижимает меня к себе так крепко, что я задыхаюсь от его железной хватки. Пытаюсь вырваться, но он удерживает меня, его губы склоняются к моему уху, и я чувствую его ледяное дыхание.

– Твой отец выполнил свою часть сделки, Абигейл, – шепчет он, его голос резок, как удар. – Теперь моя очередь. Если ты не подчиняешься… я просто убью его.

Эти слова прожигают меня насквозь. Сначала я едва понимаю их смысл, но потом осознаю, что он не шутит. В его руках не только моя жизнь, но и жизнь моего отца, который из последних сил пытается меня защитить.

Стискиваю зубы, чувствуя, как каждый нерв натягивается до предела, как кровь закипает от унижения.

– Ты, мерзавец, – шиплю я, пытаясь вырваться, но он лишь усиливает хватку. Его ледяной взгляд не дрогнул ни на секунду.

– Ты подчиняешься, – тихо говорит он, и в его голосе слышится уверенность человека, привыкшего к победе. – Или я не оставлю ему шанса.

Мне хочется уничтожить его, вырвать эту холодную уверенность из его глаз. Этот хладнокровный монстр держит меня, как пленницу, в паутине своего «договора».

В зале сгущается мрак. Свет факелов едва пробивается сквозь вязкие тени. Я стою посреди этой тьмы, как заключённая, окружённая теми, кто называет себя моей семьёй. Вон стоит дядя Денли – его глаза блестят от одобрения, а мать смотрит с холодным удовлетворением, словно только что продала меня так же спокойно, как продала бы мешок с мукой.

Возрожденный, не скрывая пафоса, произносит свои мрачные слова, а внутри меня всё горит от ярости. Эта церемония больше похожа на похороны, чем на свадьбу. Возрожденный выводит символы на камне, чернила зловеще блестят в свете факелов. Воздух вокруг густой и тягучий, от него становится тошно. Я думаю о том, как бы врезать этому фанатику прямо между глаз. И Белфорду заодно.

Тяжёлая атмосфера в зале давит на меня, как тиски. Отец сидит в кресле с осунувшимся лицом и опущенными плечами, будто тьма, окружившая нас, поедает его изнутри. В воздухе стоит аромат горелых трав, терпкого ладана и морозной свежести – тягучий и удушающий. Я чувствую себя зверем, загнанным в клетку, и, чёрт возьми, будь у меня возможность, я бы уже давно вырвалась.

Белфорд стоит рядом, воплощение бесстрастного высокомерия. Сердце сжимается от гнева. Он смотрит на меня, как на что-то любопытное, но полезное. Чёрт бы его побрал.

Возрожденный поворачивается к нам. Его голос глухой, словно отголосок из глубины могилы, велит Дамиану дать клятву. Белфорд наклоняется ко мне, уверенно сжимает плечи, его слова звучат прямо у моего уха:

– Я, Дамиан Белфорд, клянусь защищать тебя, Абигейл, – его голос холоден, как ледяное лезвие, проникающее под кожу. – Клянусь защищать тебя даже от себя самого, быть рядом с тобой в любом из трёх миров и никогда не покидать тебя, кем бы я ни стал.

Он смотрит мне в глаза, и что-то в его взгляде – тень усмешки или ускользающая жестокость – заставляет меня вздрогнуть. «От себя самого», – думаю я, чувствуя, как ярость вспыхивает в груди.

Возрожденный медленно кивает, его взгляд перемещается на меня. Клянусь, в этот момент его глаза, почти невидимые под капюшоном, смотрят на меня так, будто я тоже принадлежу этой тьме, этому вязкому, зловонному воздуху.

Слова едва срываются с моих губ:

– Я, Абигейл Грефт, – говорю холодно, чувствуя, как сердце сжимается от гнева, – клянусь быть с тобой, пока твоя голова держится на плечах.

В зале раздаётся лёгкий вздох, и я замечаю, как тень усмешки мелькает на лице Дамиана. Возрожденный смотрит на меня с укором, будто моё заявление противоречит его священному ритуалу. Да плевать мне на него.

Возрожденный вытягивает ладони, покрытые чёрными символами, подходит к нам и берёт наши руки, обматывая их тонкой тёмной лентой, едва различимой в свете факелов.

– Свидетели трёх миров, – произносит он зловеще, – примите эти клятвы и укрепите этот союз.

По руке пробегает ледяной холод, будто кровь выкачивают из вен. Лента туго сжимает запястья, и мне становится по-настоящему страшно, словно теперь я прикована к этому человеку, к этому чудовищу, навсегда.

Когда Возрожденный отпускает наши руки, тишина поглощает зал. Лента исчезает, оставляя на запястье едва заметный след, похожий на тонкий шрам.

***

Сразу после церемонии нас провожают в покои, откуда, кажется, уже нет выхода. Белфорд идёт позади, и, когда мы входим в большую спальню, освещённую лишь несколькими тусклыми свечами, я останавливаюсь на пороге, чувствуя, как ярость закипает внутри. Прежде чем он успевает что-то сказать, я обрушиваю на него всю накопившуюся боль и злость:

– Ты хоть понимаешь, что только что сделал? – мой голос полон ярости и обиды. – Ты сделал меня своей пленницей!

Гнев и страх смешиваются внутри, как горючая смесь, готовая вспыхнуть от малейшей искры. Я тяжело дышу, чувствуя его взгляд – он видит меня насквозь, и это злит ещё больше. В его глазах блеск хищной усмешки, словно он предвкушает каждый момент.

Он подходит ко мне, выпрямляется, воплощая в себе тьму, и будто наслаждается тем, как я пытаюсь сопротивляться, вырываясь перед ним.

– Ты хочешь показать мне свою силу, Абигейл? – его голос едва слышен, он шепчет, как змея, скользящая по коже. – Я могу дать тебе шанс. Но знай, мне абсолютно всё равно, что ты чувствуешь.

Собрав все силы, я бросаюсь на него, но он легко перехватывает мои руки и прижимает их к себе. Мой гнев и сопротивление – всё это оказывается жалким и бессильным против его ледяного спокойствия.

– Ты будешь рядом со мной, – шепчет он, ещё сильнее сжимая мои запястья, – пока твоя голова держится на плечах. Ты обязана оставаться рядом и делать то, что я велю.

Я не могу сдержать дрожь, его пальцы впиваются в кожу, и его голос, словно сталь, проникает глубоко в голову, оставляя чувство беспомощности и горькую ненависть.

– Чего ты добиваешься? – выдавливаю сквозь стиснутые зубы. – Пытаешься сломать меня? Хочешь увидеть, как я падаю на колени, униженная?

Он лишь усмехается, мои слова, кажется, его только забавляют.

– Мне не нужна твоя слабость, Абигейл, – резко отпуская меня, говорит он, так что я едва не теряю равновесие. – Я хочу, чтобы ты поняла: сопротивление бесполезно.

Я сжимаю кулаки, чувствуя, как ярость заполняет меня изнутри, угрожая разорвать. Его слова, его власть надо мной вызывают такую ненависть, что становится трудно даже дышать.

– Никогда не покорюсь тебе, – бросаю я, срываясь на крик. – Я останусь с тобой ровно до того момента, пока не смогу сбежать. Или убить тебя. Что будет проще.

Он усмехается, его лицо слегка наклоняется ко мне, и его голос – тихий, холодный – обжигает каждое слово.

– Попробуй, Абигейл, – шепчет он, и от его слов мороз пробегает по коже. – Попробуй, и увидишь, насколько это бесполезно.

Я отталкиваюсь от него, ощущая, как злость поглощает меня. Он не знает, на что я способна, чтобы разорвать эту связь, избавиться от его власти. Я сделаю всё, чтобы освободиться.

Он смотрит на меня с презрением и холодной решимостью. Мне хочется закричать, но голос застревает в горле. Он подходит ближе, и я, сжав зубы, смотрю на него с вызовом, стараясь игнорировать подступающий страх. Но его спокойствие пугает.

– Ты совсем не умеешь слушаться, Абигейл, – его голос звучит холодно и отстранённо, будто это всего лишь неприятная формальность.

Не успеваю ничего ответить, как его рука резко сжимает плечо, а затем пальцы впиваются в шею, чуть выше ключицы. Острая боль пронзает всё тело, перехватывая дыхание и заставляя колени подогнуться. Стараюсь удержаться на ногах, но тело отказывается слушаться.

– Пусти… – пытаюсь произнести, но голос срывается. Едва хватает воздуха, чтобы вдохнуть.

Он не отпускает, и чем сильнее я сопротивляюсь, тем жёстче его хватка. Боль нарастает, туман застилает сознание, силы покидают меня, будто он вытягивает их вместе с дыханием. Всё вокруг плывёт, и его голос где-то на границе сознания говорит:

– Спи, Абигейл. Ещё будет время для разговоров.

Хочу ответить, сопротивляться, но это становится невозможным. Ноги подгибаются, и я проваливаюсь в тьму, чувствуя только тупую боль в шее и ненависть, которая не утихает даже в забытьи.