«Здравствуй!» – говорю я и не жду ответа.
Она кивает, мол, ну конечно, здравствуй, как же ещё. Она никогда не говорит, но всегда кивает. Поняла, рада, что пришла, заходи, садись, чаю хочешь?
И всё это одним движением. Ну разве она не чудо?
«Чудо», – думаю я и, естественно, прохожу.
В её доме всегда тепло и пахнет яблоками и какими-то травами, название которых я никогда не узнаю. Да и зачем мне? Вот именно, незачем. Я просто тут, и это всегда хорошо, хоть и отнимает много сил.
Старый медный чайник закипает на огне. Она не признаёт ничего современного, и в этом она тоже чудо.
Зачем я приезжаю сюда, к чёрту на рога, каждую осень? Так получилось однажды, а теперь это отличная традиция, которая держит меня на плаву, чтобы со мной ни происходило весь этот год. А точнее, всю эту маленькую, всего четыре сезона, жизнь.
Из носика несмело начинает подниматься пар.
«Слишком быстро», – думаю я.
«Значит, ждала», – запоздало соображает моя бедная, раскалывающаяся к дождю голова, и внутри разливается тепло.
Кружка чая с боярышником, медленно согревающиеся кончики пальцев, постепенно приходящая в себя я и молчаливая хозяйка. Смотрит на меня внимательно, давно понимая, зачем я пришла, но всё равно чаем поит и кормит вареньем, как и всегда. В этот раз золотистым, яблочным.
Я не знаю её имени. Да и зачем, если она знает обо мне всё, смотрит мудрыми синими глазами и не спрашивает. Пришла, значит так надо. Кому надо – дело десятое. Важно, что пришла. Сама. Пешком. Ей это почему-то действительно важно.
Достаю из сумки платок, шерстяной и прекрасно-сиреневый, тёплый. Купила случайно, но уже тогда знала, что привезу ей. Улыбается. Ей конечно же не нужно от меня никаких подарков. Зачем ей? Но мне всегда приятно видеть, как она улыбается.
У неё нет возраста, да и, наверное, никогда не было. Она просто однажды появилась и всегда была такой. И всегда была тут.
Жалко, что я узнала так поздно, но чего уж теперь.
Чай допит, но чайник у огня, значит, будет ещё чай. Не прямо сейчас, чуть позже. Сейчас не время. Точнее, не время для чая.
На стол передо мной привычно ложится колода, кубики и перо. В этот раз колода старая и потрёпанная, кубик из серого камня, а перо в коричневое пятнышко. Интересно, где она их каждый год берёт в этой глуши?
Она садится напротив, сплетая длинные пальцы. Мол, сама давай, знаешь, что делать, уже большая девочка.
Я, конечно же, большая. И, конечно же, знаю.
Достаю карту. Перевёрнутый «Мир». На кубиках «Пять» и «Три», а перо падает, как будто весит тонну.
Значит, будет сложно. Значит, сентябрь, и значит, придётся многое менять.
Что ж, не самый худший вариант. Я всегда меняю. Так или иначе. А она всегда меня ждёт. Главное, чтобы не «Единица» и не «Башня». Противно, знаете ли, умирать в январе, но так уж мы договорились когда-то.
Я и моя Смерть.
На столе передо мной уже стоит кружка чая. Мои пальцы окончательно отогрелись, а я и не заметила.
Она улыбается мне своими мудрыми синими глазами и пододвигает поближе вазочку с вареньем. На этот раз рубиново-вишнёвым. Ешь, мол, набирайся сил. Пригодится.
«Спасибо», – хочу сказать я, но зачем.
Она и так всё обо мне знает.
Мы с самого детства были неразлучны.
Пятеро смелых, пятеро мушкетёров, в общем, пятеро нас было всегда и везде. Во всех возможных в нашем возрасте забавах, проказах, драках и конечно же наказаниях, которые мы принимали стойко все вместе или в индивидуальном порядке дома в углу, но обязательно несгибаемо и со всей возможной серьёзностью. Штирлиц гордился бы нами, если б узнал, как мы хранили тайны друг друга, брали на себя вину за разодранные джинсы или кофты, а также локти, колени и прочие полезные и нужные части тела и элементы гардероба.
Родители всегда смело отпускали, если за любым из нас заходили остальные. Нашу «банду» местные бабушки ненавидели люто, но за глаза конечно вспоминали былые годы, свою детскую дружбу и смахивали слезу умиления… Правда, ровно до того момента, пока наша дружная компания не обдирала в очередной раз яблони или куст крыжовника. Тогда ненависть к нашему союзу «храбрых и отважных» вспыхивала с новой силой. Мы самоотверженно дружили и безоговорочно верили друг другу, несмотря на то, что было нас три мальчика и две девочки. Причудливое сочетание характеров помогало нам выбираться из любых детсадовских, дворовых и чуть позже школьных трудностей. Не устоял наш великий союз только перед временем и, конечно, переездом. Сколько горьких слёз было пролито и великих клятв в вечной и нерушимой дружбе дано в тот день, когда мои родители перетаскивали вместе с какими-то мужиками шкаф из моей комнаты, а позже чуть не доломали его же, пытаясь впихнуть в «Газель», уже вместившую в себя львиную долю нашего имущества.
Мы разъехались, выросли, влюблялись, мечтали и жили, но уже далеко друг от друга. Наш союз поддерживали ненадёжные сигналы телефонных линий да письма, которые год от года становились всё реже.
Получив очередное такое письмо с поздравлением на день рождения, я тепло улыбнулась его строкам, вспоминая наши детские приключения и тот самый день, навсегда изменивший мою жизнь и мой привычный мирок. Письмо опоздало на две недели, но, судя по дате, друзья были совершенно ни при чём. Повинны были улитки, на которых наша горячо любимая почта, судя по всему, и доставляет письма по городам и весям…
Весь день наш далёкий «союз храбрых» не шёл у меня из головы. Я даже попросила маму найти детские альбомы, где хранилась самая наглядная память о нас, отважных. Вот пятеро малышей в садике. Второй ряд. Все в зелёную точку. Ветрянка была к нам беспощадна и наши матери схватились за головы, когда мы свалились все и сразу. Вот первый класс. Как самоотверженно защищали нас мальчишки, а мы выгораживали их перед нашей учительницей, что фингалы эти могли быть получены только на физкультуре и только по странному стечению обстоятельств. Вот старый железнодорожный мост над рекой, где мы сидели у костра и орали песни под гитару, а когда ехал поезд, прыгали и махали руками, мечтая о том, чтобы он увёз нас в далёкие страны…
Поезд увёз меня. Ещё двоих увёз самолёт. А последние остались защищать рубежи. Прикрывать наш отход… Эх, ребята… Как же давно это было. Мы все уже большие, работаем, у каждого личная жизнь и у каждого ничего серьёзного. Мы как-то смеялись, что наше сердце поделено только на пять частей, нету лишнего ни для кого, вот и не срастается.
Перекусив на кухне под привычное бурчание мамы о «сухомятке», я зацепила свою законную чашку чая и забилась в угол дивана, на котором в тот момент спала и гордо величала «ложем», а мама прозвала «лежбищем» за вечно неровно заправленный плед. Погрузилась в мир книги, выхода которой ждала последние пару месяцев, и сама не заметила, как уснула.
Тишину ночной квартиры разорвал дребезжащий звук телефонного звонка. Я, спросонья запутавшись в пледе, которым, видимо, заботливо укрыла меня мама, кинулась к телефону – по моим прикидкам, он должен был уже перебудить всех обитателей квартиры. Судя по тому, что больше никто на звук этого древнего монстра не выполз, я успела как раз вовремя.
– Алло!
– Привет.
Дашкин голос как гром среди ясного неба. Заставил меня замереть в прихожей, в темноте, в одном тапке – и улыбнуться.
– Дашка, хорошая моя, я так рада тебя слышать! Как дела? А я вот ваше письмо получила. Так радовалась, что вы меня не забываете.
– Ну да, ты у нас теперь птица далёкая, письма до тебя долго летят. А у нас всё хорошо, каштаны вот зацветают. Приезжай хоть на пару дней, а? Знаешь же, как хорошо у нас в это время.
– Ой, Дашк, я постараюсь, но не обещаю. Сама понимаешь.
– Понимаю. Но ты всё же приезжай. Я очень хотела бы тебя видеть.
Дашкин голос заглушали какие-то шуршания и помехи на линии, но просить перезвонить было выше моих сил: вдруг она опять пропадёт, отвлечётся на что-нибудь и забудет.
В ту ночь мы долго болтали обо всём, что успели пропустить в жизни друг друга за то время, пока нас не было рядом. Я не помню, сколько прошло часов или минут. За окошком блеснул первый робкий луч, и я ещё подумала, что вот завтра она пойдёт по своим делам такая же сонная, как я, но счастливая от того, что эта ниточка, связавшая нас когда-то, цела…
– Ну ладно, мне пора. Я вообще-то попрощаться звонила. Только ты не вешай нос. Я всегда буду с тобой.
– Ты что, куда-то уезжаешь? – робко спросила я, но в ответ трубка выдала невнятное шипение, и сигнал оборвался.
Я кинулась в комнату и открыла письмо, в котором был номер телефона дашкиной новой квартиры: её семья совсем недавно переехала. Я ещё не помнила его наизусть и по мере необходимости подглядывала.
Быстро набрав номер и надеясь, что она ещё не уснула, я считала гудки. Один, второй, третий… Вот наконец трубку подняли, и дашкин отец, который так часто в детстве втихаря от наших матерей баловал нас конфетами, низким голосом произнёс такое знакомое: «Вас слушают».
– Здравствуйте, а Дашу можно?
– Даши нет.
– Как это нет? Она что, уехала?
– Нет. Даша умерла сегодня ночью в больнице. У неё во время операции остановилось сердце. Её больше нет с нами, – и тихий всхлип.
Трубка упала из рук. Как же так? Ведь она же мне вот только что рассказывала, что всё у неё хорошо, что она замуж собирается, что с учёбой всё отлично и золотая медаль у неё в кармане. Как же так?
Через два дня я приехала в наш город, который так хорош, когда цветут каштаны.
Её похоронили на маленьком кладбище на краю города. Все наши были там.
Все в ту ночь подошли к телефону.
Она попрощалась со всеми, дотянувшись до нас из невообразимой дали и обещала всегда быть с нами. А мы в тот день пообещали, что всегда будем помнить её, ведь человек жив, пока о нём кто-то помнит.
Нас пятеро. И хотя у каждого из нас свой срок, пусть всегда будет так.
О проекте
О подписке