Глава 3

– Крымов, ты опоздал на целых пять часов, – встретила его Юля в агентстве, даже не взглянув на него, словно обращалась к стене.

Щукиной не было – она уехала улаживать дело, связанное с новым сотовым телефоном, и обещала прибыть с минуты на минуту, вот почему Юля могла так свободно разговаривать с Крымовым.

– Извини, зайчонок, но я едва откопался…

Крымов отряхивался прямо в приемной, как шесть часов назад то же самое проделывал на лестничной площадке Жанниного дома красавец Борис. Но если тот был русоволосым, славянского типа мужчиной, то Крымов был брюнетом, породистым, с голубыми глазами, которые в последнее время все чаще стали приобретать какой-то странный зеленоватый оттенок.

– То есть?

– Еле-еле откопал ворота гаража, затем пришлось прокладывать себе дорогу от гаража до ворот, ну и так далее и тому подобное… Короче, я запер свой дом – до конца снегопада поживу в городской квартире. Я туда уже и Зосю командировал.

– Кто такая Зося? – Юля наконец подняла голос и теперь уже посмотрела на Крымова в упор. Зося! Этого еще не хватало, чтобы он так вот спокойно при ней говорил о своей очередной пассии!

– Успокойся, мышонок!

– Да прекратишь ты называть меня зайцем или мышью?! Ты сам-то кто?

– Тсс… – Крымов приложил палец к губам. – Тсс… Успокойся.

Подошел к Юле и, запрокинув ей голову, поцеловал долгим поцелуем в губы.

– Вот так-то лучше будет. – Он отпустил ее и шумно выдохнул, словно поцелуй забрал последний воздух из его легких. – Я опоздал, конечно, я свинья, но я ласковая свинья… и к тому же – породистая. То бишь умная. А Зося – это моя домработница. Ей за пятьдесят.

– Лет или месяцев?

– Веков. Это моя хорошая знакомая, она работает в одной семье уже лет пятнадцать. Это я к тому, что ей можно доверять. Ты же знаешь, что я не умею убираться, что я эти две недели, что принимал вас у себя, чуть не поседел от одного только вида грязной посуды и пылесоса…

– Ну ты, Крымов, точно свинья: разве не мы со Щукиной мыли посуду и пылесосили?

– Вы, ну и что с того? Я все равно чуть не поседел… Все, успокойся… А то я еще раз тебя поцелую…

– У нас появились новые дела, мы с Надей уже вовсю работаем, а ты у себя за городом сочиняешь дурацкие записки… Мне нужна твоя помощь.

– Я весь внимание.

Юля рассказала ему про Жанну.

– Что ей нужно и сколько она собирается нам заплатить… Правда, я так и не понял, за что?

– Думаю, мы должны выяснить, кто эта Марина и что ее связывает с Жанной. Что касается денег, то они у нее есть, но ты не собираешься ограбить мою портниху?

– Передай ей, что она может расплатиться со мной натурой, тем более что я совсем одичал… И вообще, Юлечка, если бы ты только знала, как я одинок… – Крымов явно начинал дурачиться…

– Ты неисправим. Я подключила к делу Корнилова – он поручил своим людям узнать о женщинах-заключенных, которые после Нового года вышли из тюрьмы…

– Думаю, что их отпускали ПЕРЕД Новым годом, – заметил уже вполне серьезно Крымов. – Да и то навряд ли…

– Почему это?

– Да потому, что месяц тому назад была амнистия. Вот отсюда и надо бы плясать. Как Корнилов-то?

– Ничего, держится…

Виктор Львович весной схоронил жену. Все думали, что он уйдет из прокуратуры, поговаривали даже о том, что он переедет к сестре в Петербург, но Корнилов остался и после недели отпуска снова вернулся на работу.

– А я стараюсь лишний раз не видеться с ним… Не могу… – Крымов вздохнул, но потом, переключившись на Жанну, спросил: – Она не звонила?

– Нет. Но я сама позвонила ей, чтобы убедиться, что телефон работает и что в случае необходимости она сможет дозвониться до меня…

– Слушай, а ты не могла бы сейчас раздеться?

– Ненавижу! – Папка с документами полетела Крымову в голову.

– Поехали в «Тройку», я же умираю с голоду! У меня все мысли только о еде, а ты мне про каких-то зeчек ненормальных рассказываешь. Все это чепуха – поверь мне. Никто к твоей портнихе больше не придет. Можешь ей так и передать. И пусть она спокойно шьет себе дальше. Уверен, что она-то уже пообедала, в отличие от тебя, ретивой работницы. Бросай все к чертовой бабушке, и поехали поужинаем. А то сейчас еще Щукина приедет, напросится, чтобы я и ее пригласил.

Это был веский аргумент. Кроме того, Юля за весь день съела лишь бутерброд с сыром.

– А в твоей «Тройке» уху готовят?

– Там готовят все, что я скажу. Они любят меня там до смерти, ведь я помог им разыскать поставщика куропаток, который нагрел их на стоимость «Мерседеса».

– Это он, что ли, заливал их водой и замораживал, как в «Океане» кальмаров?

В машине она рассказала ему про свой телефонный разговор с Шубиным, который обещал на следующее утро привезти в агентство родителей пропавших без вести девушек.

– Пусть везет. Только сдается мне, что эти девушки всплывут весной… в какой-нибудь речушке или лиса раскопает могилки… Я, честно говоря, уже устал от этих маньяков. Телевизор включишь – маньяки, книжку в руки возьмешь – тоже маньяки…

– …книжку начнешь писать – и снова про маньяков?!

– А ты откуда знаешь?

– Я видела у тебя на письменном столе книжицу о некрофилах и серийных сексуальных убийцах.

– Правильно. Хвалю за наблюдательность. Только тебе повезло, что ты не успела хотя бы пять минут подержать в руках эти книжечки. Боюсь, что у тебя сразу же отпала бы охота заниматься чревоугодием… Нет, правда, оказывается, я не знал и сотой доли про некрофилов. Ведь принято считать, что некрофилы – это извращенцы, вступающие в половой контакт с трупами, а на самом деле это далеко не так. Некрофилы – это люди, которые убивают ради того, чтобы убивать… Сначала меня раздражала манера автора объяснять поступки, мне постоянно казалось, что он пытается оправдать этих убийц, но потом я понял, что это более глубокое исследование… Словом, для того, чтобы уметь искать этих некрофилов среди обычных людей, надо сперва научиться их ПОНИМАТЬ. Именно понимать, а не оправдывать…

– Послушай, Крымов, если ты таким образом хочешь на мне сэкономить, то, может, ты сразу же и отвезешь меня домой?

– В смысле? Что ты хочешь этим сказать?

– А как ты думаешь, мне захочется ужинать после научной лекции про некрофилов?

Крымов извинился:

– Ты прости меня, зайчонок, но все это чертовски интересно… Мы потолкуем с тобой об этом после ужина, хорошо? Тем более что мы уже приехали.

Он остановил машину, вышел из нее, обошел кругом и открыл дверцу со стороны Юли:

– Прошу вас, госпожа Земцова… – Он поймал ее взгляд, обращенный в сторону удаляющейся от дверей ресторана «Тройка» парочки: высокого мужчины в светлой куртке с капюшоном и темных брюках и девушки в черно-белой шубке и красной шапочке. – И кого это мы там увидели, что шейку чуть не свернули?

Юля замотала головой, словно отгоняя наваждение:

– Да нет, это я так, под впечатлением… Мне показалось… – И уже полностью обращаясь только к Жене: – Значит, так, господин Крымов, ежели начнете при мне за столом про некрофилов рассказывать, я прямо тарелкой в…

– …харю? – расхохотался Крымов, увлекая Юлю за собой. – Хватит болтать, и не делай таких страшных глаз… ну груб я, груб, что ж с того? Некоторым женщинам это даже нравится…

И он легонько подтолкнул ее к запорошенному снегом крыльцу.

* * *

Когда она разделась и легла, он убедился в своей правоте: эта деревенская, кровь с молоком, девушка оказалась весьма сговорчивой, и уже после трех рюмок коньяку согласилась поехать к нему на квартиру. Он подошел к кровати и посмотрел на гостью, сравнивая то, что он представлял себе, когда она была еще в одежде, с тем, что он сейчас видел. Да, все было роскошно и по-животному гармонично, ладно, аппетитно. Но вот только не возбуждало, как там, на вокзале. Вот если бы она легла так бесстыдно прямо на посыпанном опилками, загаженном и заплеванном полу, среди чемоданов и баулов, тогда другое дело, может, он и возбудился бы. Но теперь, когда эта груда теплого мяса, от которого исходил аромат мыла и дешевых духов, лежала перед ним, как на подносе, он готов был зарычать от бессилия… Почему? Почему он не может взять ее, набросившись на ее тело, как дикий зверь? Где отыскать силы, чтобы забиться на ней в предчувствии сладкой агонии, где?

– Ну что же вы, Сережа? – Она прикрыла глаза. Эта кудрявая и раскормленная шлюха ожидала от жизни – в лице этого крепкого на вид и сильного самца – новых наслаждений.

И вдруг, увидев, что представляет собой ее партнер в сексуальном смысле, тихонько и дробно, как заведенная кукла, мелко засмеялась. Хохотнула. Затем еще громче, и через минуту уже хохотала, трясясь всем своим дородным и белым телом, от чего дрожали мелкой дрожью все нежные складочки на ее животе и колыхались ослепительные, с бледными большими и размытыми сосками, груди. А влажный рот, который он собирался осквернить прямо в ресторане, в курительной комнате, когда там никого еще не было, теперь не вызывал в нем ничего, кроме отвращения…

Перешагнув через упавшие с него расстегнутые брюки, он медленно стянул с себя свитер, белье и, оставшись совсем голым, вдруг кинулся на хохочущую перед ним молодую женщину и задушил ее. На это ушло не больше нескольких десятков секунд. Асфиксия. Быстро и чисто.

И вот теперь, когда она прекратила свой дикий хохот и превратилась из сильной и нахальной девки в безвольную тряпичную куклу с вытаращенными глазами, у него внизу живота возникла жизнь. Словно кто-то невидимый взял его за воспаленную, набухшую плоть и потянул за собой на постель, на эту женщину, вернее, на то, что от нее осталось…

Но она была еще теплая, почти горячая, а губы ее пахли коньяком. Подмышки источали кисловато-хлебный запах пота.

– Сейчас тебе будет хорошо… Отверни головку, вот так…

Он вошел в нее, и животный инстинкт задвигал его телом, неистово жаждущим власти над этой остывающей плотью.

Иногда он оборачивался к висящему на стене зеркалу, чтобы увидеть себя в движении, и появившаяся перед ним эротическая картинка восхищала его своей достоверностью. А ведь это был не он, это был другой мужчина, который так же, как он, жил в этой квартире и смотрел на него из зеркала. Они были очень похожи внешне, но сильно отличались характерами. Один довольствовался жизнью, которую вели подобные ему существа, живущие через стенку, в соседнем доме, на соседних улицах этого города, равно как и в сотнях других городов, а другому выпала высокая миссия решать чьи-то судьбы, отправляя женщин в черный тоннель, зовущийся у простых смертных СМЕРТЬЮ. Ведь на то они и были смертными, чтобы умирать. Но КОГДА им отправляться к своим умершим предкам – знал только один человек во всем городе. У него не было постоянного имени и постоянного места жительства. Он менял и первое, и второе, в зависимости от степени опасности, нависшей над ним и связанной с его миссией.

И когда другой, глядя на него, комфортно расположившегося в зеркале, говорил ему в глаза, что его действия – никакая не высокая миссия, а кровавая дань ненависти к женщинам, которые насмехаются над его мужской немощью, то первый, оскорбляясь, уходил в тень, не считая нужным отстаивать свое мнение. И тогда наступал перерыв для его жертвоприношений. Ведь нелегко, находясь в одной квартире с не понимающим тебя существом, поддерживать в себе силы и дух для дальнейшего исполнения миссии.

Хотя впоследствии они мирились и вместе, понимая всю ответственность и серьезность дела, закапывали трупы, уничтожали вещи жертв. Причем в особых случаях, когда была возможность, отвозили либо отрезанные части тела, либо что-то из одежды погибших женщин куда-нибудь подальше от города, чаще всего в те районные центры и поселки, откуда те были родом. Так было спокойнее и надежнее.

Вот только откуда родом была Лена?

Сергей (сегодня он был Сергеем) открыл сумку Лены и без труда нашел в ней паспорт, в котором черным по белому было выведено: «пос. Липовка М-ского района…» В паспорте были и деньги, как он и предполагал. Полторы тысячи рублей. Что же касается остального содержимого сумки, то это было в основном грязное белье, которое дочка везла домой, чтобы его постирала мама.

Ночью, когда Сергей спал, ему вдруг показалось, что его позвали. Это был голос Лены. И доносился он с дивана, на котором она лежала.

– Ты спишь? – спросила она, откидывая одеяло, которым была укрыта, и вставая с дивана. – Сережа, ты спишь?

Она подошла к нему и присела рядом:

– Подвинься, я лягу. Мне холодно. Согрей меня, пожалуйста… А коньячку у тебя на найдется, а то ноги совсем замерзли?..

* * *

Дома ее не было, в агентстве – тоже. Значит, зря он спешил, зря гнал машину по ночному шоссе… Где она, с кем? С Крымовым?

Шубин поехал к нему. И не ошибся: в окнах крымовской городской квартиры горел свет. Было около часа ночи.

Поднялся, позвонил. И не удивился, когда понял, что ему не хотят открывать. Что ж, каждый волен поступать так, как ему этого хочется. И Крымов не обязан открывать дверь по первому звонку, так же как брать телефонную трубку, если нежданный разговор может помешать его счастью. Хотя для Крымова счастье – держать в объятиях женщину вообще, не важно, зовут ли ее Юлией или Полиной…

Шубин вышел из подъезда, пересек двор и вошел в подъезд дома, стоящего напротив крымовского. Поднялся на четвертый этаж, достал бинокль и направил прямо на светящееся окно спальни. В щель между темно-красными шторами ничего не просматривалось, кроме розовой стены. И вдруг вспыхнуло окно кухни. Оно было задернуто прозрачной занавеской, через которую если днем ничего невозможно рассмотреть, то вечером, когда внутри зажигается свет, можно увидеть все до мельчайших подробностей…

Шубин опустил бинокль. Он был потрясен. Он вдруг почувствовал чужую боль, ЕЕ боль. «Господи, – подумал он, – какое счастье, что ОНА этого не видела!»

Игорь достал из кармана сотовый телефон и позвонил Щукиной. Он видел, как она резко обернулась – должно быть, телефон находился в прихожей или спальне, откуда она пришла на кухню…

– Слушаю, кого это черт принес? – спросила она хрипловатым и крайне недовольным голосом.