«Не всем нужна правда. По сути, она вообще никому не нужна».
Наталья Васильевна открыла глаза. Часы показывали начало восьмого. На улице было темно, и лишь отблески одинокого фонаря освещали утренним путникам дорогу, одновременно подсвечивая окна квартир. Поднявшись с кровати, Наталья надела джинсы и свитер. Споткнувшись о сумку, валявшуюся на полу, она издала жалобный крик.
– Вот чёрт! – она пнула её ногой. – Влад! Почему ты не убрал вещи? Я же просила!
Супруг приоткрыл один глаз и с удивлением посмотрел на жену.
– Что ты хочешь?
– Посмотри, какой бардак!
Сумки, пакеты и даже дублёнки валялись на полу. Не удосужившись убрать вещи на место, она перешагнула через них, недовольно бубня себе что-то под нос.
Квартира Виноградова уже жила полной жизнью. Чайник пыхтел, периодически издавая жалобный свист, стиральная машинка второй час трудилась, деликатно стирая рубашки хозяина, а плита только и успевала разогревать конфорки для утренних блюд. Постояльцы квартиры тоже не спали. Александр Петрович аккуратно выглаживал стрелки на любимых чёрных брюках, Настя впопыхах завтракала на кухне, собираясь на работу, Алла Владимировна готовила завтрак для остальных.
Наталья Васильевна, натянув улыбку, зашла на кухню.
– Доброе утро, – взлохматив и так нечёсаные волосы, сказала она.
– Доброе утро, Наташа. Ванна свободна. Завтракать будешь?
– Буду, – забравшись с ногами на стул, ответила она, – глазунья и кофе с печеньем, как это по-домашнему, – с лёгкой иронией в голосе сказала она.
Дверь на кухню снова открылась. Заспанная, с еле открытыми глазами, Ксения потягивалась в дверях.
– Ненавижу утро, – хриплым голосом сказала она. – Мама, зачем вы меня тянете к этому целителю? Я думаю, сон повлияет на меня более благотворно, чем этот непонятный дед.
– Закрой рот и садись завтракать, – строго сказала Наталья. – Мы собственно из-за тебя сюда припёрлись за триста километров. Подумай, наконец, о своём здоровье. Ты же на грани!
– Ой, мама! Не говори ерунды! Это вы с папой на грани! Меньше пейте коньяка и ешьте мяса! Тогда и ваша энергетика будет чиста! А так и без экстрасенса понятно, в чём ваши проблемы!
От возмущения Наталья Васильевна вытаращила глаза так, что казалось, они вот-вот выпадут и покатятся по столу. Настя с Аллой Владимировной, замерев, наблюдали за происходящим. Ксения не обращала ни на кого внимания. Она с жадностью намазывала на ломоть батона масло, забыв, что не ест мучное.
Кульминация разговора так и не состоялась. Наталья Васильевна решила промолчать и вечером один на один хорошенько отчитать дочку. Позавтракав в тишине, всё семейство направилось к выходу, так и не удосужившись посетить ванную комнату.
Захлопнув за Филипповыми дверь, Алла Владимировна с облегчением вздохнула. Но, как оказалось, рано. Оглядевшись по сторонам, она обречённо опустила руки: всё было перевёрнуто вверх дном. Кровати не заправлены, вещи валялись по всем углам, разбросанная по столу косметика, помятая одежда, торчащая из сумок, – Алла Владимировна схватилась за голову.
– Лень – страшный грех, – сказала она и аккуратно сложила валявшийся на полу свитер Ксении.
– Отстаньте от меня! – Ксения ворвалась в квартиру, как вихрь. – Вы слушаете какого-то дурака, а мне не верите! Со мной всё в порядке! Я здорова!
В дверях показались Владислав и Наталья. Александр Петрович зашёл в квартиру последний. На вопросительный взгляд супруги он лишь развёл руками:
– Дела семейные. Пока не попросят, не вмешиваемся.
– Золотое правило. Если бы все о нём помнили – ссоры сошли бы на нет. Что-то серьёзное?
– Ксения поругалась с целителем. Начала доказывать ему, что он не прав. А тот поставил ей какой-то серьёзный диагноз! Вот они и хотят, чтобы она походила к нему на сеансы, очистилась, так сказать, – Александр Петрович поочерёдно поднимал крышки кастрюль, изучая содержимое. Облизнувшись, он несчастными глазами посмотрел на супругу.
– Поняла, поняла. Уже собираю на стол! – улыбнувшись, сказала она.
– Кстати, Владу и Наташе он тоже поставил диагнозы. Наташа чуть ли ни одной ногой в могиле.
– Какой кошмар! – Алла Владимировна замерла с черпаком в руке. – И что делать?
– Будут ходить на эти сеансы. Он им должен что-то там почистить, – Александр Петрович улыбался. – Я в это всё не ахти как верю. Ты знаешь, мой девиз: живи по совести и по чести! Тогда и к целителям бегать не надо. А если ты к матери приехать на выходные хотя бы раз в квартал не можешь, то о чём говорить! Я ему намекал: мол, брат, ты не там ищешь, но он меня не слушает. Твердит, как мантру, что его сглазили, что энергетика плохая. В общем, чушь! – полковник сел за стол, нетерпеливо стуча ложкой.
– Ты не будешь всех ждать?
– Они надолго! Ты что, не слышишь?
Из комнаты доносились взволнованные голоса родителей и истерические возгласы дочери. Александр Петрович обмакнул усы в только что приготовленный рассольник.
– Вот оно, счастье! Суп, сметана, хлеб и Алчонок, – он с аппетитом отправлял ложку за ложкой в рот. – А они чем занимаются? Ерундой, одним словом, ерундой!
«Священнее матери и отца лишь Бог».
На улице только начинало светать. Первые лучи солнца пронзали облака, стараясь обогреть замёрзшую землю. Декабрь полноценно вступил в свои права. Сугробы по колено, шапки снега на макушках деревьев и электрических столбах, и сосульки, как гирлянды, ровными рядами висящие по периметру дома.
Иван Фёдорович сидел на крыльце и курил сигарету. Табачный дым не грел его, но кружась вокруг лица, создавал иллюзию тепла. Потёртая телогрейка уберегала его немощное тело от морозов уже лет пятнадцать, а то и все двадцать. Он проснулся около пяти утра. Ночной сон был прерывистым и тревожным. Иван Фёдорович ждал этого утра уже четыре года. Каждый день он просыпался в надежде, что, возможно, именно сегодня приедет его блудный сын. И вот этот день настал.
Запахнув посильнее телогрейку, Иван Фёдорович снова потянулся за сигаретой. Он давно так сильно не волновался.
«А вдруг сын зайдёт в дом и не улыбнётся, – размышлял он, – или не спросит “как дела?”, или внучка не узнает меня? – он замер с сигаретой в руке. – Сколько лет она не приезжала к нам? Десять или двенадцать? Эх, родители, сами не зная, вы согрешили так, что не отмолитесь».
Входная дверь приоткрылась. Тамара Ильинична, накинув пуховый платок, вышла на крыльцо.
– Ну, что ты сидишь, мёрзнешь?
– Нормально всё, – махнул он рукой.
– Они всё равно приедут не раньше двенадцати. Отморозишь всё, на крыльце сидя.
– Иди в хату. У тебя что, дел мало? Ты еды наготовила? Чем сына будешь кормить? – Иван Фёдорович забросал жену вопросами.
Тамара Ильинична отмахнулась от него рукой и закрыла дверь в дом. Несомненно, она была рада приезду сына, но простить его так и не смогла. Настолько лет выпасть из жизни семьи и не привозить внучку – эти поступки неподвластны ни логике, ни совести.
Тамаре Ильиничне в этом году исполнилось восемьдесят два года. Несмотря на столь почтенный возраст, ей до сих пор были подвластны все женские стихии: и работа, и дом, и семья. С мая по октябрь дни напролёт она проводила на рынке, торгуя овощами и зеленью из своего огорода. А все заработанные деньги дарила детям и внукам. Супруг был её второй правой рукой. Их трудовой дуэт был безупречен: пока один работает в огороде, второй торгует на рынке.
– Ненавижу зиму, – всегда говорила она, – вот что мне делать? Сидеть перед телевизором? Или сутками спать? Работы нет!
Единственным утешением была семья дочери, которая жила через две улицы. Юлия ежедневно навещала маму, стараясь помогать ей во всех домашних делах. Последний год забота о родителях стала её культом. Она отгородила их от всех повседневных дел, готовила им исключительно полезную по её мнению еду и пичкала их всевозможными витаминами и пищевыми добавками.
Родители во всём доверяли дочери. Они не спрашивали, что это за таблетка или зачем пить этот порошок, полностью полагаясь на её компетентность. Сперва такая резкая озабоченность их здоровьем пугала стариков. Просто последние годы ни одна из кровиночек интерес к родителям не проявляла. Именно поэтому внезапный визит сына удивил Тамару Ильиничну. Она была уверена, что вряд ли доживёт до их следующей встречи.
– Наверняка ему что-то понадобилось от нас, – сказала Юлия за день до этого. – Может, деньги?
– Не будь такой циничной, – мать грозно посмотрела на дочь.
– Ты всё ещё веришь в то, что маленький Владик раскается и приползёт к родителям молить о прощении?
– Ты же знаешь, что это Наташа промыла ему мозги! Как только он на ней женился, он перестал общаться с нами.
– А где были его мозги?
– Мужик, как осёл, где привязали, там и стоит! Просто есть упрямые, а наш ну совсем мягкотелый! Он с детства был такой.
Юлия лишь покачала головой.
Тамара Ильинична прокручивала в голове разговор с дочерью. Она понимала, что та права. Он сам виноват в своих грехах. Эта женщина лишь помогла ему раскрыться в полной мере. Она с грустью взглянула на семейную фотографию, стоявшую на столике. Молодые, красивые, живые лица Влада и Юлии смотрели на неё. В их глазах жила надежда на счастливое будущее и уверенность в том, что жизнь – это сплошная дорога увлекательнейших приключений.
Тамара Ильинична ласково провела пальцами по покрытому тонким слоем пыли стеклу портрета.
– Сынок, сынок, как же ты мог забыть меня? – она тяжело вздохнула, дрожащей рукой вытирая слезу.
Заснеженная «БМВ» резво подъехала к дому. Несмотря на встречный ветер, хлопья снега успели покрыть крышу и капот автомобиля. Влад вышел из машины и помог жене выбраться наружу. Наталья Васильевна надела лучшую из своих шуб, чтобы подразнить не только местных модниц, но и свекровь с золовкой. Она знала, что они обе на дух её не переносят, но это нисколько её не огорчало, а, наоборот, лишь подпитывало эго.
Ксения мирно похрапывала на заднем сидении автомобиля, забросив грязные сапоги на подголовник. Всю дорогу ей снился сон, в котором её учитель предложил ей руку и сердце, они поженились и уехали жить в Тибет. На её лице невольно появилась счастливая улыбка. Ксения не хотела просыпаться, поэтому уже минуту отталкивала руку мамы, повторяя: «Уходите все! Уходите! Теперь я не одна».
– Ксения, немедленно проснись! Ты опять наелась корня валерианы?
– Уходи! – повторяла она.
– Я тебе сколько раз говорила, не ешь валериану! Она слишком седативная! – Наталья Васильевна отвесила дочери оплеуху по щеке.
– Ты нормальная? – открыв глаза, спросила Ксения. – Мне же больно!
– А ты нормальная? Что за бред ты несёшь?
– Ты достала постоянно бить меня по лицу! Я уже взрослая! Иди на папе вымещай свою злость!
– Взрослая она! Ты хотя бы десять рублей сама заработай! Ничего не умеешь!
Наталья Васильевна нервно подкурила тонкую сигарету. Ксения нехотя вылезла из машины, складывая в рюкзак вещи, разбросанные на заднем сидении. Владислав, выгрузив багаж на землю, молча стоял и наблюдал за перебранкой жены и дочери. Он не особо слышал, о чём они спорят, думая о том, как посмотрит в глаза родителям. Он удивлялся своему поведению и настроению. Раньше совесть не беспокоила его. Она тихо дремала в недрах души. Но после встречи с братом что-то проснулось внутри. То, что щекотало нервы.
– Не могла покурить раньше? – с раздражением в голосе спросил он.
Наталья вопросительно приподняла ярко накрашенные чёрные брови.
– От тебя сейчас будет вонять сигаретами! А ты маму будешь обнимать.
– Ты как боялся матери двадцать пять лет назад, так до сих пор её и боишься, – она с презрением посмотрела на мужа. – Если боялся, надо было ещё лет десять посидеть дома, глядишь, и ехать не к кому было бы, – Наталья потушила сигарету о свежевыкрашенный забор.
Влад промолчал, но в глазах читалась ярость.
– Смотри не лопни от злости, – она пнула ногой калитку, – сумки не забудь забрать.
– Ну, здравствуй, сынок, – Тамара Ильинична крепко обняла сына. – Думала, не доживу до этого дня, – подолом старого фартука она вытерла слёзы.
Позади стоял отец. В его бездонных голубых глазах плескалось море невыплаканных слёз. Влад, опустив глаза, протянул ему руку. Отец схватил его за запястье и притянул к себе.
– Как же долго ты не приезжал! Как же долго… – его плечи затряслись, рыдания прервали слова.
– Прости, батя, прости, – шептал он отцу, – если сможешь, прости.
О проекте
О подписке