Цитаты из книг автора «Анна Белинская»

От этой омерзительной двузначной фразы меня бросает в пот, а липкое отвращение поднимает тошноту в желудке. Я не успеваю даже подняться с дивана, как слышу рокочущий голос Егора: – Я тебе сам сейчас так дам, что последней, кто тебя будет просить, окажется медсестра в больничке, умоляя попасть точно в баночку, а не под себя.

Снова бросаю взгляд на то место, где ворковали голубчики, но ни Егора, ни девушки не нахожу. Неведанное чувство сковывает по рукам и ногам. Оно по силе такое мощное и разрушительное, что справиться с ним мне не подвластно. Что это?

Она вспыхивает и опускает взгляд, когда Егор наклоняется и что-то шепчет на ушко. Я мгновенно забываю о боли физической, чувствуя совершенно другую. Где-то в груди, где-то под ребрами.

– Спишь? – грубо толкаю парня в бок. Злюсь на себя страшно, выплескивая негодование на него. – Иди, тебя, вон, зовут, – киваю в сторону парней. – Нечего тут меня охранять, – бурчу я. И чего он, действительно, весь вечер торчит около меня? Я к себе его не привязывала и нянькаться со мной не просила. Пусть развлекается. Поспать в понедельник на парах успеет. Бестужев открывает один глаз, за ним другой и внимательно меня разглядывает. – Иди. Караулишь тут меня. Может, Артём бы давно подсел ко мне, а ты мешаешь, – не подумав, ляпаю, что попало. Потому что злюсь. И на себя, и на него. – Мешаю, значит? – фыркает парень, вскакивая на ноги. Чего это он? Брови насупил, губы сжал, только копыт не хватает. Бросает в меня недобрый взгляд и уносится в сторону звавших его парней. Ну и пусть идёт. И хорошо.

– А ты и рада была принять эту заботу, если бы я не пришёл, да? – укоризненно выпаливает наглый Бес и, смутившись, опускает голову, пряча глаза под кепкой.

Я спускаюсь под недовольное разглядывание Бестужева, который идет рядом. Волна жара приливает к щекам, отчего те начинают пылать. Он смотрит не так, как Артём Чернышов – с легкостью и беспечностью, Егор смотрит по-мужски. В нём нет юношеской простодушности, как у других парней его возраста, его взгляд не по годам мужской, пронизывающий и с глубокой историей. И чего он бесится?

Мне приятна его забота, и я пробую прислушаться к себе: сердечный ритм в норме, дыхание ритмично-стабильное, голова трезвая. Только что-то зудит и болезненно тянет внутри, не давая покоя, точно нарыв.

Я спускаюсь на ступеньку ниже и прижимаюсь спиной к перилам. Артёму приходится меня отпустить, и я ловлю себя на мысли, что только сейчас свободно выдыхаю. Я совершенно не чувствую того самого трепета в руках Чернышова, который, по идее, должна была ощущать. Наоборот, мне кажется неправильной такая случайная близость.

«Ну и бабник, – яростно сжимаю кулаки, – а ещё целоваться лез!». Пусть я и первая начала! Я так злюсь, так злюсь, как никогда не злилась! И чего я так злюсь?

Пусть эти двое воркуют, но, извольте, без меня. Мне не интересно, что они могли бы, потому что непонятное чувство обжигающего жара опаляет мою самоуверенность так, словно в кровь плеснули жидкостью для разжигания костра.