Валентине не понравилось, что наш разговор диспетчеры подслушивали. Не скажу, что и я в восторге от этого знания, но все мы давно привыкли к тому, что селектор двухсторонний и позволяет не только объявлять по громкой связи, но и прослушивать помещения, где болтают, где храпят, пользуясь минуткой затишья.
Стучат ли наши диспетчера начальству? Нам, медикам, это безразлично. Зная, что нас могут прослушивать, мы просто никогда не ведем бесед, которые могут чем-то скомпрометировать собеседников.
Я не предупредил об этом Артемиду, не успел. А теперь просто нужно ей объяснить это как факт, как «природное явление неодолимой силы». Оно есть, его надо принять и соблюдать условия игры, тогда ты будешь или в зоне ничьей или в выигрыше, но противник-игрок об этом догадываться не должен. Я уже настолько врос в обстановку тотального шпионажа, что избегал возможности получения хоть какого-то важного компромата на меня. Это уже делалось на уровне рефлексов и инстинкта. При этом нужно было поддерживать репутацию человека начисто лишенного амбиций. Кажется, мне это неплохо удавалось. Но почти всегда мешало в одном важном деле – создании семьи. Знакомые мои девушки не видели во мне жениха, как не видели различные контролеры потенциального преступника.
Женщины любят ярких и самобытных, а я – никакой, средний арифметический. Во мне нет ничего выдающегося. И все романы мои до сих пор заканчивались разрывом. Причина банальна, не понимая моей индивидуальности, все подруги рано или поздно начинали ломать меня под себя. А я не ломался. Натыкаясь на сопротивление, дамы мои предпочитали расстаться сами. А я, утомившись отражать прессинг, отдыхал в обществе родителей, слушая очередную порцию упреков от мамы. Получится ли что-нибудь с Валентиной, я не знал и не загадывал. Покажет сегодняшнее дежурство. Либо мы встретимся завтра вечером и проведем его как-то вдвоем, в меру нашей фантазии, либо я ее отстажирую, как сказал Горыныч, и на этом наши отношения закончатся. В планах было стандартное: «Поужинаем вместе? И если – да, то может быть и позавтракаем?»
Загадывать не имеет смысла. Я не спокоен, в смысле, умеренно взволнован, но рабочая обстановка не позволяет думать о личном интересе. Я все время мысленно балансирую. Она сидит в салоне машины и в кабину доносится ее аромат. Не аромат духов, а ее личный. Запах женщины. Смеси шампуня и дезодоранта.
В салонном зеркале я вижу только край ее фигуры, плечо, немного волос, грудь и руки. Она собирает волосы в пучок и скрепляет их на затылке. Я не вижу этого, но по ее движениям догадываюсь. Водитель Сережа может ее видеть больше, но ему разглядывать Артемиду некогда, хотя глаза его чаще обычного перелетают на зеркало заднего вида, показывающее обстановку в салоне.
Он, не глядя, вынимает из ящика подлокотника головную УКВ-рацию-гарнитуру, проволочную дужку с наушником и микрофоном, похожие, только микрофоны, используются на телевидении. Это наша связь с машиной на вызове. Важный элемент безопасности. Сережа протянул рацию Артемиде. Она должна знать, для чего. Горыныч проинструктировал. Знает.
Три вызова подряд. Валентина работала очень точно. Это определение самое правильное. Ни на слово не отклонялась от инструкции. К счастью, никто на вызовах не пытался спровоцировать конфликт. Все проходило быстро: осмотр, опрос, десять минут жужжал ДК, задавая через нас дополнительные вопросы больному. Выдавалось лекарство, вводилось. Под мою диктовку Валентина набирала «результаты осмотра врача». Если больной или родственники начинали задавать не имеющие к нашей работе вопросы: «Девушка, а где вы красили волосы?» или «Какая симпатичная заколка, где можно купить такую?», мы отвечали:
– Нам запрещено обсуждать с клиентами темы, не имеющие отношения к работе и больному. Задавайте, пожалуйста, правильные вопросы.
Только один раз на вызове Валентине сделали комплимент:
–– Девушка, как заиметь такую прекрасную фигуру?
И Артемида не удержалась, ответила рекламным слоганом:
–– Киберкостюм от компании «Нейромионикс» слепит идеальную фигуру даже из ледникового валуна и добавит минимум десять лет жизни и здоровья!
Нас вернули на подстанцию. Мы пообедали, как обычно, взяв продукты быстрого приготовления из автомата.
Артемида не кобенилась, не критиковала «Пластмасса!» или «Химия в быту», как некоторые наши сотрудники. Очень демократично подмела и суп в стаканчике, и лапшу с соевым сушеным мясом. Она не комментировала ничего и не учила никого, не раздавала характеристик. Мне очень нравилось это ее качество. Кажется, она принимает окружающую среду такой, как есть и не пытается ничего и никого подстроить под свои запросы и мнение. По мере наблюдения за ней, я все больше замечал в ее поведении черты характерные для кошек. Она складывает руки под мышки, сидя в кресле, сворачивает ноги под себя, жмурится, если ей что-то нравится и на губах всегда полуулыбка, напоминающая выражение мордочки сытой кошки. Ей не хватало только ушек и хвоста.
Ела она быстро, но аккуратно и даже красиво, тоже как-то по-кошачьи, наклоняясь над тарелкой. Тому, что я наблюдаю за ней, она не придавала значения. Будто всегда была к этому готова. Еще один плюс к ее характеристике. В ней ощущался потенциал настоящего профессионала. Такие люди быстро нарабатывают комплекс рабочих навыков и не совершают ненужных, лишних движений и поступков. Это больше характерно для военных, у которых от точности действий обычно зависит жизнь.
Я, вдруг, почувствовал, что Артемида очень похожа на меня способностью приноравливаться к меняющимся условиям. Она не боится чужого мнения. Умеет себя подать, при этом не старается занять центр внимания. Такие люди видны тем, кто умеет смотреть и видеть суть, а не оболочку. А суть ее мне очень нравилась. Я чувствовал, что она станет идеальным скоропомощнико́м, деловым, немногословным и очень точным. В ней нет абсолютно никакого желания вы́пендриться и при этом от нее трудно отвести взгляд, как от произведения искусства, с каждым мгновением открывая в нем что-то новое для себя.
Даже в мыслях, я старался уйти от главной темы, не оставлявшей мое сознание. Мне все сильнее хотелось встретиться с ней завтра вечером после дежурства. А еще я поймал себя на мысли, что неплохо бы познакомить Артемиду с родителями, и тут же осек себя. Это не просто рано, это совершенно ни к чему. Глупости не надо думать!
Валентина выбросила пустые плошки в мусор, получила в автомате стакан апельсинового сока и задумчиво сказала:
– На такой диете я быстро растолстею. А если я растолстею, то не выйду замуж. Это недопустимо.
Я рассмеялся. Она оглянулась, будто удивившись, откуда я взялся? Я понял, эта фраза ее демотива́тор. Она произносит ее всегда после еды.
Обед закончился, и мы опять помчались от вызова к вызову, от вызова в больницу и из больницы опять на вызов. Копилась усталость. Артемида уже тихо дремала в салоном кресле, а я заставлял себя смотреть по сторонам в кабине, но не оглядываться. Сейчас бы кофе! Крепкого эспрессо. Двойного из хорошей кофемашины, да пятерной прожарки!. Густого и крепкого до ломоты в горле и стакан с ледяной родниковой водой, как подают в сети«Венских» кофейней. Я так сильно представил этот кофе, что на самом деле ощутил аромат и горечь напитка во рту.
Нам дали еще один дальний вызов в Новую Москву, под Троицк в помощь соседям. Диспетчер пообещала отпустить после него на подстанцию. Нужно пополнить МК лекарствами, тот уже зажег оранжевые огоньки и сам отправил рапорт о необходимости пополнения. Да и помыться опятьже не мешает, я под комбезом весь липкий. Даже представить боюсь каково Артемиде.
На вызове все оказалось мирно и спокойно. Дядечка со стенокардией напряжения, жена, дети… Вызов сюда уже не первый, в базе есть… работали быстро, Валентина общалась с ДК, я заполнял карточку. Потом уколы, потом ждем… контрольные вопросы. ДК зажег на экране зеленую галочку – «Вызов обслужен?». Валентина перебирала список лекарств в таблице на экране МК.
Я отклонил запрос ДК и спросил:
–– В больницу поедете?
–– Да не хотелось бы…
–– Вы понимаете, что следующий приступ может оказаться последним?
Молчание, потом сдавлено:
–– Ну, хорошо, я согласен.
Затем от больного требование родственникам принести то или это, сигареты, телефон…
–– Успокойтесь, вам в первые двое суток ничего этого не понадобится. Сейчас вам сделают коронарографию, возможно сразу поставят стенты в артерии сердца, и только через сутки переведут в отделение, – как «отче наш» чеканит Артемида. Ее слушают, приоткрыв рты. Я ждал самый идиотский в мире вопрос:
–– А стентирование – это не опасно?
К счастью не задали.
Мы ставим катетер в вену, капельницу, добавляем некоторые лекарства, защищающие от срыва ритма сердца и просим родственников помочь с переноской больного до машины. Уговаривать не пришлось. Наоборот, пришлось потребовать от больного не вскакивать в желании дойти самому.
Артемида в машине взялась расспрашивать про ампулы без названий и доз, но со штрихкодами. Я ей объяснил, почему они такие.
Лекарства «03» это особые лекарства. Когда еще в начале 2000-х в аптеки потекла река фальсификата, скорая тоже попалась – смертных случаев было не много, но проблема с недействующими лекарствами, прежним главным врачом «Скорой» была вынесена на коллегию министерства.
И за два года специально построили завод, который готовил лекарства исключительно для скорой помощи, проверяя их на годность. Все коробки и ампулы имели особую маркировку. В аптечную сеть они не поступали никогда. Даже в больницы. Те сами закупали где-то, периодически устраивали тендеры. Но, учитывая 100% эффективность наших препаратов, на черном рынке они стоили дороже обычных аптечных. Правда, на коробках не было названий, только номера и штрих-коды. Однако прочитать их можно любым смартфоном, просканировав штрих. Конечно, завод не делал лекарства, он их закупал,проверял на качество и переупаковывал, удаляя старые этикетки.
– Названий на ампулах нет, как вы не путаетесь? – спросила Валетина, привычно, по-кошачьи, свернувшись в салонном кресле.
Я повернулся к ней и пристегнул ремнем безопасности, рассказал про лекарства. Странный это был вопрос, ее ж еще в Склифе должны были просветить насчет штрихованных лекарств для «скорой».
Наша бригада по пути заехала в ЖСК «Лебедь», сработал чей-то браслет здоровья. Вызов оказался ложным, дефект гаджета. Мы уходили в машину, спускаясь пешком по лестнице.Нас окончательно отпустили на подстанцию.
Уже спускаясь, я закончил рассказ про препараты:
– Невозможно спутать. ДК по беспроводной связан с МК и тот выдает лекарства и шприцы автоматом. Перед тем как набрать лекарство, ты его обязательно подносишь к штрих-сканеру ДК, если оно почему-то не то, например, произошел сбой в механизме выдачи, МК ошибся – ДК тебе гуднет. Ампулу возвращаешь в МК, в гнездо для использованных, а он выдает правильную.
Валентина остановилась на лестнице на ступеньку выше меня и сказала:
– И совсем он не ревнивый, твой ДК, – не выпуская чемоданчика с лекарствами, она одной рукой притянула меня к себе и прижалась сухими губами к моим губам.
Это было неожиданно. В моей башке стерлись все мысли, только где-то в продолговатом мозгу, который между спинным и мозжечком, бешено считал секундомер – отсчитывая остатки секунд до посадки в машину. Мы не имеем права выпускать из рук имущество… но одной руки каждому хватало в эти секунды. Наконец она откачнулась, и сказала севшим голосом:
О проекте
О подписке