Гарин погрузился в рекламные дела, при этом все сильнее испытывая желание поскорее вернуться в медицину.
Он принес халат и колпак на работу, когда в операционных, судя по докладам врачей на утренней конференции, затевалась какая-нибудь интересная операция,
Жора присутствовал, как наблюдатель.
Благо, все операции выполнялись с помощью особого телевизионного оборудования, и он видел, что происходит внутри человека.
Хирурги его не гнали, наоборот, с удовольствием комментировали свои действия. Больше всего они делали операции по удалению желчных пузырей с камнями. Случались и неожиданные. Так, пришел гражданский летчик, потребовавший камень из пузыря убрать, а сам пузырь непременно оставить. Объяснял он это тем, что если при ежегодном обследовании пузыря не окажется на месте, его отстранят от полетов. Ребята посмеялись, конечно, но просьбу выполнили, пузырь сохранили.
Через две недели Бланк улетел в Лондон вместе с Рудым и Гариным-отцом.
Жора ничем не выдавал своей компетентности в происходящем. Отец захочет – сам расскажет, а нет – так нет.
Клиникой в отсутствие Бланка руководил Марк. Рабочие готовились сдать еще один этаж и в нем должны были открыться еще два отделения.
Бардин возник в дверном проеме, дождался, пока Гарин обратит на его внимание, оторвется от текста рекламной статьи об открытии в ЭСХИЛЛе детского дневного хирургического отделения, над которым тот работал, и махнул рукой:
– Жора, пойдем ко мне, есть серьезный разговор.
– Пойдем, – согласился Гарин, разминая затекшую спину.
Предвкушая, что Бардин, наконец, сообщит ему об открытии в центре отделения кардиологии, Гарин закрыл общую тетрадь с заготовками рекламных статей и на цыпочках, чтобы не помешать секретарше складывать пасьянс, и, предвкушая что-то приятное, выбежал за Марком. К «приятному» он относил назначение Гарина дежурным врачом по центру пару раз в месяц, или в особые дни, если в отделениях оставался кто-то из тяжелых больных. В центре уже появилось отделение реанимации с тремя анестезиологами. Гарина в этот штат приглашенный заведующий брать не стал. А Бардин нехотя сообщил, что Бланк не разрешил, без объяснения причин.
Они все-таки схитрили, обойдя запрет Бланка. Чтобы хоть как-то сохранять профессиональные навыки, Гарин оставался на дежурства всякий раз, когда Марк просил его об этом, вот также как и в этот раз, поманив за собой:
– Пойдем, есть важный разговор.
Гарин не спешил сесть, обычно Бардин, прикрывал дверь и спрашивал: «Сегодня подежуришь»? или завтра. Или третьего дня… иногда объясняя причину этих просьб, иногда нет.
На этот раз Бардин прошел за свой стол и пригласил:
– Садись.
По тону, каким это было произнесено, Гарин понял, разговор пойдет не о дежурстве. Каких либо косяков он за собой не знал, значит, Марку распекать его не за что.
– Вот какое дело, – начал Бардин, —в ЭСХИЛЛе надо открыть новое отделение, и кроме тебя сделать это некому. Причем рекламу с тебя Бланк снимать не хочет. Надо совместить приятное с полезным, а точнее, необходимое с крайне необходимым.
У Гарина перехватило дыхание на мгновение, но он сообразил, что речь пойдет не о кардиологии.
– Как ты себе это представляешь, что за отделение?
– Переливания крови, Гриша. Нам непременно нужно открыть ОПК, как подразделение, чтобы получить лицензию на кардиохирургию. Одноразовыми привозами крови при форс-мажоре мы больше обходиться не можем. С открытием сердечно-сосудистой хирургии и при ней кардиологии количество переливаний крови возрастет в несколько раз. Я это знаю, ты тоже должен понимать. Инфарктное отделение с БИТом, как было у нас, мы сделать не можем. Основная идея, а точнее идеология отделения ориентирована на неотложное, экстренное восстановление кровообращения, либо растворяем тромбы, либо хирургически устраняем. Главная цель – больной выздоравливает за два три дня. Статистически, сосудистая хирургия – кровава по сути своей. А значит, риск кровопотери во время операции должен быть прикрыт наличием крови и специалистов по ее переливанию. Из незанятых анестезиологов у нас есть только ты. По приказу Минздрава отделением переливания крови может руководить или хирург или анестезиолог. А у тебя интернатура по анестезиологии. Ты формально годишься. И я не хочу поручать это кому-то еще. Для тебя это шанс сейчас вернуться в Большую медицину. Согласен? Второго такого шанса, я боюсь, нет и долго еще не будет.
Тут до Гарина дошло, что Бардин все-таки не с той, так с этой стороны подобрался к решению создания в центре кардиологического отделения. А это уже полдела, будет отделение, можно будет и тихой сапой переползти в него, пройдя необходимую подготовку и наработать лечебный опыт. Но сейчас от него требовалось создать очень важную вспомогательную структуру – отделение переливания крови.
Он подумал, а сумеет ли? Создать отделение с нуля – не шутка, тем более для недавнего студента. Вспомнил, а как же Семашко? Обычный врач, которого вызвали, вот так же, и сказали – надо сделать систему здравоохранения в стране. Давай, займись. И он создал лучшую в мире того времени и до сих пор. Не боги горшки обжигают.
– Мне нужно поучиться, – произнес он хрипло. Голос сел от волнения.
– Это понятно, – согласился Бардин. – Даю тебе визитку, это зам директора НИИ переливания крови, знакомый нашего Бланка, позвони, он тебе поможет найти толкового куратора.
– Ты это делаешь, пока Бланка нет? – сообразил Гарин.
– Ну, частично. Он на меня повесил сейчас всю работу по центру.
– А сам что?
– Не знаю, – пожал плечами Бардин, – чего-то они мутят с Рудым, я слышал они вместе куда-то собирались.
Гарин чуть не брякнул «В Лондон»? Но прикусил язык. Откуда бы ему знать?
– Нам осталось еще два этажа здания освоить, у тебя есть планы?
– Планов громадье, да денег нет, – усмехнулся Бардин. – Сейчас надо открыть самые перспективные, самые доходные направления. Хочу начать делать ангиопластику при тромбозах. Все, кроме головы, пока.
Гарин кивнул, он понимал Марка. В отделении, в БИТе кардиологии они широко использовали препараты, растворяющие тромбы, но проблему с местом сужения сосуда это не решало, бляшка, перекрывающая сосуд, не растворялась, и тромб, однажды появившись где-то, вполне мог появиться там же снова.
Половина всех смертей имеет причину или тромбоз или кровотечение.
Неделя у Гарина ушла на подготовку к учебе. Он разослал объявления в журналы и газеты, отправил статьи научно популярного содержания о новейших методах лечения с приглашением приезжать на осмотры.
Бланк уже давно дал Марку право финансовой подписи, чтобы его не донимали второстепенными вопросами по организации работы.
Марк же, не особенно вникая в суть счетов от Гарина, поступал своеобразно. По четным дням он подписывал счета, сумма которых была четная, а по нечетным – соответственно, нечетная. Так он избегал больших трат за день, ведь за счет работы центра деньги на счет поступали ежедневно.
Большой очереди в центр ЭСХИЛЛ не было, но врачи не бездельничали, люди ежедневно приезжали на осмотры, консультации, из них половина приходила на операции. Обследование занимало дня два амбулаторно.
«Закинув дров в печку», как называл Гарин рекламную кампанию в виде сразу нескольких проектов, он позвонил в НИИ переливания крови, знакомый шефа объяснил:
– Коллега, вам нужно пройти переподготовку, да? Вы возьмите письмо, от вашего центра с просьбой о прохождении вас у нас повышения квалификации по тематике «Клиническая трансфузиология» и приезжайте. Да? Я вам дам отличного куратора и счет на оплату. Как только деньги поступят, да? Можете приезжать. Обучение будет идти с отрывом от производства, согласитесь. Потому освободитесь у себя на две недели. – Говорящий помолчал с минуту, – две недели это восемьдесят учебных часов, да?. Так как вы сотрудник Антона Семеновича, то мы вам сделаем скидку.
Гарин усмехнулся. И там есть словоблуды. Зачем нужны эти смысловые выверты? Неужели нельзя говорить коротко и ясно? Он встречался часто с такими вот подтверждалами, которые разговаривают, будто спорят и сами себе сказанное подтверждают. Не чистая речь. Он удержал себя от передразнивания.
– Я понял, – ответил он коротко, как бы вопреки манере собеседника, который, кажется, не умел говорить емко без лишних слов, – спасибо. Завтра я буду у вас. К какому часу?
– Ну, смотрите сами, или к восьми утра, согласитесь, пока я не ушел на конференцию, да? Или к двенадцати, когда я приду с обхода. Адрес вы знаете? – знакомый Бланка уже начал произносить адрес, но Гарин оборвал его:
– Знаю. Я приеду к семи сорока пяти. Спасибо. – чем дольше Жора с ним разговаривал, тем короче хотелось использовать фразы.
– Вот и хорошо. До встречи молодой человек. Привет Антону Семеновичу.
Знакомый Бланка говорил с каким-то странным акцентом, заменяя некоторые звуки «о» на «у», и у него вышло «мулудой чуловек».
Гарину приходилось встречаться с такими словоблудами. Он это качество назвал – мозговая диссоциация, и то, что его собеседник оказался заместителем директора крупного НИИ – удивляло. Часто такие люди были крайне несобранными и не пунктуальными.
Самая сложная задача в нарождающемся капиталистическом обществе, это определить цену работы или услуг. С товарами как-то проще, стоимость сырья и всех затрат на производство штуки чего либо, а вот как определить, сколько стоит учебный час повышения квалификации? Как определить цену знаниям? Все нормативы советского времени устарели, а новые еще не определены.
Сумма за обучение в первой половине девяностых назначалась «от балды», не сколько это реально стоит, а сколько я хочу или могу с тебя получить. По принципу: мне нужно сто рублей, если хочешь поучиться – плати.
Так и в случае с Гариным, он приехал в ЦОЛИПК- как еще с советских времен назывался НИИ переливания крови, как и обещал к семи сорока пяти, переоделся в халат, чтобы не задавали ненужных вопросов младшие научные работники, операторы ведра и швабры, и постучал в кабинет знакомого Бланка ровно в семь сорок пять.
– Вуйдите! – послышался уже знакомый голос.
Весьма колоритный мужчина невысокого роста с орлиным профилем, и выкаченными глазами встретил Гарина.
– Это вы? – спросил он, не уточняя, кто вошел.
– Это я, – подтвердил Жора.
– Вам наду принести письму из Минздрава, да? О том, что вам предуставляется квота на бесплатное лечение. И мы пуложим вашу маму в гематулогию.
– Вы меня не за того приняли, – усмехнулся Жора, – я – Гарин, от Антон Семеновича Бланка, мне нужно пройти повышение квалификации по переливанию крови.
Владелец орлиного носа нисколько не смутился.
– А, бувает. Письму привезли?
Гарин отдал заверенную Бардиным бумагу.
Орел-мужчина лихо подмахнул ее и, возвращая, добавил:
– В бухгалтерию отнесите, вам дадут счет на уплату, да? И с пунедельника приезжайте, я заведующего утделением переливания предупрежу о вас.
Никто заведующего ОПК не предупредил, и визит Гарина в понедельник к восьми сравнили со снегом с ясного неба. Пока все решилось, он просидел в коридоре вместе с донорами до полудня.
Жора не взял с собой никакой книги и снимал раздражение дыхательной гимнастикой у раскрытого окна. Он терпеть не мог не пунктуальности и расхлябанности. Руководитель такого уровня не должен быть раздолбаем. Но, видимо, в НИИ это никому не мешало.
Он припомнил плотника из фильма «Человек за бортом» в исполнении Курта Рассела. «Ничего, потерпи две недели и ты больше не увидишь ни этого орла, ни сам институт».
Однако, Орел-мужчина, видимо перегруженный делами, и оттого рассеянный начальник, индивидуальную программу для Гарина все-таки сделал и куратора назначит действительно – превосходного.
Гарин, когда его увидел, сразу обозвал «Инженер Карасик»29, потому что новый учитель был похож на актера, исполнявшего роль в фильме «Вратарь» 1936 года, даже очень похоже немного заикался.
Две недели прошли в напряженных занятиях, Гарин давно столько не писал, а чтобы получить пакет необходимых инструкций, он с бумагами летел к себе в центр и вечерами копировал их на ксероксе.
За две недели он должен был освоить материал минимум шести месяцев.
Куратор Васильев каждый день ему приносил журналы из личного архива. Там статьи. Все, что касалось крови и методам лечения через воздействия на кровь.
К концу первой недели Гарин подготовил и положил перед Марком проект отделения переливания крови, исходя из вероятной потребности центра в препаратах и компонентах. Частично чисто аптечная работа, потому что ОПК должно было контролировать поставки в отделения не только препаратов крови, но и кровезаменителей. А это бутылки и специальные пластиковые мешки. Значит, нужен был склад и особая бухгалтерия.
Марк, сам же давший задание, от Гаринского энтузиазма оторопел, как и от сметы на необходимое оборудование. Он весьма смутно представлял себе, что будет нужно для ОПК, ну там, шкафы, холодильники… оказалось, он и десятой части не знал.
– Ты, вот что, – сказал Бардин, читая служебную записку, – давай шаг за шагом. Сначала, сделаем то, что нужно для открытия сосудистой хирургии. Помещения я тебе конечно, дам и выгородку в торце здания, поставим, кстати, продумай, что тебе там еще надо, туалет, и прочее. Вспомни, как мы БИТ сделали… ничего лишнего, но все что нужно было. Двести квадратов хватит?
– Лучше триста, – сказал Гарин. Процедурная нужна, лаборатория и склад, а еще ординаторская… и знаешь, я думаю, нужен второй врач.
– Дай тебе палец, всю руку отхватишь!
– Так для дела же. Ты мне поручил, вот я и делаю, да? – вспомнил он «Орлиный нос».
Бардин выкатил на Жору глаз.
– Ладно. Вижу, ты не зря ездил. Готовь список процедур, которые планируешь делать и цены прикинь за них. Что у тебя с рекламой?
– На пару месяцев зарядил. Но надо бы найти человека на замену. Я два дела не потяну. Пострадают оба, да?
– Ты чего? Прикалываешься?
– Вспомнил того знакомого Бланка, что ты дал. Все время сам себе поддакивает.
– Ладно, – повторил Бардин, – покупаем сперва холодильники и морозилку. Заключай договоры с отделениями переливания крови и станциями. Хочешь сам заниматься заготовкой?
– Нет, – быстро ответил Гарин. – Не хочу. Да и нельзя. Заготовкой крови могут заниматься только государственные учреждения, частным нельзя. Мне нужно, чтобы врачи заранее планировали запросы по крови. Я буду заказывать.
Так неожиданно Гарин вдруг стал заведующим отделением, да не абы какого, а переливания крови. То есть одного из ключевых в любом хирургическом стационаре. И ничего, что сам он не мог заготавливать кровь, забот ему хватило и с обеспечением кровью остальных отделений.
Он припомнил, как в Калинине, которому уже вернули прежнее название Тверь, на лекции он зарекся хоть когда-нибудь связаться с переливанием крови и этой профессией. Судьба словно издевалась над ним, не позволяя ему заниматься тем, о чем мечтал, и принудив взять дело, от которого шарахался.
О проекте
О подписке