Динамика психологического состояния России

Использование композитного индекса позволяет дать количественную оценку динамики психологического состояния нашего общества в годы реформ (см. рисунок 3).

Как видно из рисунка 3, психологическое состояние российского общества, оцененное с помощью композитного индекса, постоянно ухудшалось с 1991 по 1994 гг., затем ежегодно улучшалось до 1998 г., впоследствии вновь ухудшалось до 2002 г., после чего обнаружило устойчивую тенденцию к улучшению (значение индекса за 2012 и 2013 гг. не было вычислено, ввиду того что соответствующие первичные статистические данные отсутствовали)^[5].

Подобную динамику несложно объяснить исходя из общих тенденций в развитии нашего общества и их преломления в психологическом состоянии населения. Радикальные социально-политические реформы, переход к рыночной экономике, «шоковая терапия» и т. п. вызвали дезадаптированность основной части населения к новому общественному устройству, приводя к ежегодному ухудшению его психологического состояния. Широко распространены такие характеристики первых лет реформ: «Попытки вторгнуться в… источники мотиваций человека, навязывая ему иные, чуждые цивилизационные накопления, пытаясь насильственно ассимилировать российскую цивилизацию в западную, подменить ценностные и поведенческие матрицы приводят только к стрессу, сопротивлению, психологическому дискомфорту» (Сулакшин, 2006, с. 46). Симптоматично и то, что в эти годы широкое распространение получил такой тип социальной идентификации наших сограждан, как «жертва реформ» (Гундаров, 2001). Приведем в данной связи и сделанный не психологом, а экономистом вывод о том, что «устойчивость социально-экономической системы обусловлена гомеостазом общества, достигаемым в процессе удовлетворения базовых человеческих инстинктов – самосохранения, самовоспроизводства (продолжения рода) и самореализации (самовыражения)» (Балацкий, 2005б, с. 43–44), который созвучен теории мотивации А. Маслоу (автор приведенного высказывания, правда, вспоминает в данной связи не теорию Маслоу, а традиции суфиев). Показательно и то, что наивысшими ценностями россиян в эти годы были социальная защищенность и возможность получить квалифицированную медицинскую помощь (Петренко, 2005), соответствующие потребности в безопасности в иерархии потребностей, разработанной Маслоу.

К 1994 г. произошла психологическая адаптация большей части наших сограждан к реформам, что выразилось в тенденции к улучшению его психологического состояния^[6], выявляемой и в других исследованиях. Например, применение семантического дифференциала продемонстрировало, что «после падения оценки по фактору „осмысленность бытия“, пришедшегося на четыре предыдущих года, 1995 год характеризуется некоторым подъемом по этому измерению» (Петренко, 2005, с. 387–388). «Можно полагать, – пишет В. Ф. Петренко, – что ощущения уныния и апатии, вызванные ломкой сложившегося уклада жизни и системы ценностей, постепенно сменяются адаптацией к условиям жизни и открытием новых возможностей для значительной части наших испытуемых (хочется верить – значительной части населения). Если эта тенденция верна, то возможен перелом (по крайней мере, психологический) в осмыслении людьми собственной жизни в постперестроечный период» (там же, с. 388).

Но в 1998 г. произошел дефолт, повлекший за собой ухудшение материального положения значительной части населения, а также нарастание недоверия к власти, массовое ощущение социальной нестабильности и др.^[7], и породивший новую волну ухудшения психологического состояния российского общества. Как пишут О. Н. Дудченко и А. В. Мытиль, «наметившаяся стабилизация, ставшая результатом завершения первой адаптационной волны, этим кризисом (т. е. дефолтом. – А. Ю.) была разрушена. Общество в очередной раз встало перед проблемой реадаптации» (Дудченко, Мытиль, 2001, с. 620). Ухудшение психологического состояния нашего общества продолжалось до 2002 г., когда ситуация в стране более или менее стабилизировалась и сформировались новые механизмы адаптации, после чего оно вновь стало улучшаться. Таким образом, психологическое состояние российского общества, измеряемое с помощью композитного индекса, отражало происходящие в стране изменения, вместе с тем обнаруживая некоторое отставание от экономических и социально-политических событий, требующих времени для адаптации к ним и их психологического «переваривания» населением.

При этом можно постулировать по крайней мере три взаимодополняющих механизма влияния происходящего в обществе на психологическое состояние его граждан. Первый механизм представляет собой непосредственное воздействие. Если человек сам становится жертвой реформ, дефолта, криминала и т. п., это воздействует на его психологическое состояние самым непосредственным и «материальным» образом. Второй механизм – это воздействие через ожидания. Человек может не стать жертвой социальных коллизий, не потерять деньги в банке, не соприкасаться с криминалом и др., но в условиях высокой вероятности столкновения со всем этим жить в условиях постоянного страха, что тоже сказывается на его психологическом состоянии. Наконец, третий механизм воздействия через переживания происходящего в обществе на психологическое состояние его граждан связан с тем, что, даже если происходящее непосредственно не затрагивает нас, мы не относимся к нему бесстрастно. Ярким примером может служить переживание наблюдаемой нами несправедливости, всегда вызывающее острый психологический дискомфорт (Adams, 1965). С начала 1990-х нам постоянно приходится наблюдать не только несправедливость, но и всесилье криминала, коррупцию, детскую проституцию и многое другое, в условиях которых трудно пребывать в хорошем психологическом состоянии.

Несмотря на некоторое улучшение ситуации в стране в последние годы, именуемое словом «стабилизация», основные причины, вызывавшие тревогу россиян в 1990-е годы, сохранялись и в начале 2010-х годов. В результате, хотя наметилась тенденция к улучшению психологического состояния нашего общества, оно оставалось далеко не удовлетворительным и уступало психологическому состоянию большинства других европейских стран (см. рисунок 4).

Рис. 4. Композитный индекс психологического состояния России в 2011 г. и зарубежных стран (в баллах)

Таблица 2. Индексы социального оптимизма, апрель 2005 г. (в %) (источник: Балацкий, 2005а)

Выявленная картина подтверждалась сравнительными данными об уровне социального оптимизма в четырех странах: России, Казахстане, Белоруссии (осуществивший данное сопоставление исследователь называет эту страну именно так) и Украине – естественно, до недавних событий в этом государстве (см. таблицу 2).

Прокомментируем представленное в таблице словами составившего ее автора: «Иерархия по уровню социального оптимизма такова: Казахстан, Украина, Белоруссия, Россия. Таким образом, среди россиян озабоченность будущим просматривается наиболее четко» (Балацкий, 2005а, с. 53). Далее он констатирует: «Выявленный разрыв в уровне социального оптимизма весьма значителен. Так, разница между соответствующими индексами для Казахстана и России составляет почти 20 п. п. (процентных пунктов. – А. Ю.). Такое преимущество одной страны над другой следует классифицировать как принципиальное» (там же). Основываясь на полученных данных, автор делит страны Единого Экономического Пространства на две категории: страны с доминированием социального оптимизма – Казахстан и Украина, и страны с доминированием социального пессимизма – Белоруссия и Россия.

Отметим в данной связи, что мы, россияне, традиционно сравниваем себя с Западом, именно его используя в качестве точки отсчета при оценки происходящего в нашей стране; как правило, выносим пессимистические оценки, однако при этом имплицитно допускаем, что в бывших «братских республиках» положение дел еще хуже, чем у нас. Приведенные данные демонстрируют, что это допущение ошибочно, и в плане социального оптимизма нам далеко не только до стран Запада, но и до Казахстана.

Отсутствие линейной связи между экономическим и психологическим состоянием общества обнаруживается также при соотнесении динамики соответствующих индексов (см. рисунок 5).

Рис. 5. Композитный индекс психологического состояния российского общества в соотнесении с темпами прироста/снижения ВВП

Как видно на рисунке 5, сопоставляемые индексы обнаруживают существенно различную динамику. Так, с 1992 по 1993 гг. увеличение значения нормализованного индекса прироста ВВП (не путать с фактическим темпом прироста ВВП) сочеталось со снижением индекса макропсихологического состояния общества, то же самое происходило в 1998–2000 гг., а в 1997–1998 гг. наблюдалась обратная картина. Это служит очередным опровержением «экономического детерминизма», а также свидетельствует о том, что, во-первых, рост макроэкономических показателей далеко не всегда сказывается на жизни основной части населения, во-вторых, экономические улучшения в обществе не сразу вызывают позитивные социальные и психологические изменения, в-третьих, психологическое состояние общества отражает не только его экономическое состояние, но и многое другое.

Второе из сделанных утверждений может быть сформулировано в качестве общей закономерности. В частности, «экономические последствия, как показывает опыт западных стран, нивелируются гораздо быстрее, чем последствия социальной дезадаптации личности» (Журавлева, 2001, с. 509). В результате трудно ожидать высокой жизнеспособности и психологического благополучия общества, демонстрирующего ежегодный рост ВВП, однако живущего в условиях криминализации, экономической и политической нестабильности^[8], социальной и физической незащищенности большинства граждан, деградации морали и т. п. Трудно не согласиться и с тем, что «ранее свойственное большинству ощущение стабильности у многих сменилось чувством безысходности, угнетения, некой социальной отверженности» (Козырева и др., 2001, с. 245), хотя, конечно, вывод о том, что «в России… феномен ощущения стабильности своего положения отсутствует» (Дудченко, Мытиль, 2001, с. 618), выглядит преувеличением. Исследование основных страхов и тревог россиян демонстрирует, что среди таковых первые места занимают не только страх нищеты, но и тревоги, порождаемые беззаконием, криминализацией, национальными конфликтами и др. (Шубкин, Иванова, 2001).

Таблица 3. Коэффициенты корреляции композитного индекса психологического состояния российского общества с его социальными и экономическими показателями

Примечание: * p<0,05; ** p<0,01; *** p<0,001.

Впрочем, было бы неверным умалять значимость макроэкономических показателей и их влияния на психологическое состояние общества. В частности, обнаружилась очень высокая, имеющая очевидный социальный смысл, отрицательная корреляция (r=–0,91) между этим состоянием и коэффициентом Джини (см. таблицу 3), выражающим различия в уровне доходов десяти самых богатых и десяти самых бедных процентов населения. Таким образом, если сами темпы прирастания «общего пирога» – ВВП – мало влияют на психологическое состояние основной части населения, то способы и результаты распределения этого «пирога» влияют очень значительно, и чем больше диспропорция в уровне доходов, тем хуже психологическое состояние общества.