Генерала ФСБ Потапчука и его лучшего, уникального в своем роде агента связывали отношения куда более близкие, чем те, которые обычно связывают стрелка на твердом окладе и его работодателя. Их проверенная временем дружба была круто замешена на крови. Однажды – как казалось обоим, миллион лет назад, в прошлой жизни, – Федор Филиппович в силу острой необходимости отдал приказ о ликвидации Слепого, а Глеб Сиверов – опять же, не из прихоти, а по воле обстоятельств – вогнал в своего непосредственного начальника меткую пулю. После того случая ни один из ежегодных медосмотров, проходимых генералом, не обходился без упоминаний о чуде, которые звучали особенно одиозно из уст военных хирургов; что до Слепого, то он медосмотрами манкировал – ему с головой хватало ночных пробуждений, когда его чуткий сон нарушали капающие на изборожденную шрамами грудь слезы жены.

С тех полузабытых пор каждому из них не раз доводилось умирать – естественно, только понарошку, в силу оперативной необходимости. Они столько лет играли на грани фола и ходили по краю пропасти, что между ними давно не осталось недоговоренностей, и порой Федор Филиппович всерьез задавался вопросом: а кто, собственно, является мозговым центром операции – генерал ФСБ Потапчук или его агент, который, если верить официальным данным, отдал Богу душу еще в Афганистане?

Слепой всю жизнь ходил на коротком поводке, но у Федора Филипповича хватало ума не слишком сильно этот поводок натягивать. В результате, когда кое-кто захотел убрать чересчур, по их мнению, любознательного генерала, под рукой, как по заказу, очутился идеальный исполнитель. Он израсходовал энное количество боеприпасов и заснял весь процесс на видео; ловкость рук и элементарный грим довершили дело, в результате чего волки оказались сыты, а овцы целы – если, конечно, можно говорить об овцах применительно к описываемой парочке.

– А занятно получается, – будто подслушав мысли генерала, сказал Слепой. – Мертвый мертвого везет. Айда прямо в Голливуд! Предъявим справки о смерти и будем получать миллионные гонорары, изображая зомби в оскароносных боевиках!

– Трепло, – буркнул Федор Филиппович.

– Неужели не хочется подружиться с Милой Йовович? – удивился Глеб. – Она у них главная специалистка по зомби. И при этом – звезда, горячая штучка с украинскими корнями…

– Впервые слышу, – ворчливо сообщил генерал.

– М-да, – сказал Сиверов. Добавить было нечего.

Дорога нырнула в раскрашенную яркими цветами ранней осени березовую рощу, под колеса лег слегка пружинящий золототканый ковер опавшей листвы. Слетевший с ветки листок прильнул к пыльному ветровому стеклу, повисел там немного, а потом соскользнул и, закрутившись штопором, косо упорхнул назад и вниз. Пыли снаружи не стало, и генерал, взявшись за черный кругляш привинченной к боковому стеклу ручки, с усилием сдвинул его назад, открыв форточку. В машину ворвался тугой встречный ветер, пахнущий палыми листьями, сыростью и грибной прелью. Запах был осенний, знакомый с детства и уже основательно подзабытый. В кабинетах и коридорах небезызвестного здания на Лубянке ничем таким не пахнет, а в столичных скверах и парках лишь изредка можно уловить слабый намек на этот чистый горьковатый дух, неизменно вызывающий в душе окрашенный светлой грустью отклик.

– Да, кстати, – разрушив начавший овладевать Федором Филипповичем романтический настрой, снова заговорил Сиверов, – у меня для вас еще парочка сувениров. Так сказать, малый набор отшельника.

Не сбавляя скорости, он просунул правую руку в просвет между спинками сидений, пошарил сзади, кряхтя, выпростал руку и протянул генералу небольшую матерчатую сумку на длинном ремне.

– Неравноценная замена вашему любимому портфелю, – добавил он. – Но с портфелем неудобно колоть дрова и ходить по грибы, а эту штуку можно таскать на боку хоть целый день – и руки свободны, и все хозяйство при вас.

Федор Филиппович взял сумку, внушительный, не по размеру, вес которой прозрачно намекал на содержимое. Откинув матерчатый клапан и заглянув внутрь, он убедился, что интуиция его не подвела: в сумке лежал пистолет с двумя запасными обоймами на восемнадцать патронов каждая и спутниковый телефон с зарядным устройством.

– Пистолет-то зачем? – ворчливо поинтересовался он. – Да еще и с целым складом боеприпасов в придачу… Я ни с кем воевать не собираюсь! Как, к слову, и колоть дрова.

– В хозяйстве и пулемет пригодится, – афористично ответил Сиверов. – Это вы не собираетесь воевать, так вас ведь могут даже и не спросить.

– Типун тебе на язык, – сказал Потапчук. – Вот за телефон спасибо.

– Нашли, за что благодарить, – фыркнул Слепой. – Вспомните генерала Дудаева. Ракета, которой его накрыло, прилетела на звонок как раз с такого телефона. Прямо как такси по вызову, только намного быстрее: звяк – шмяк, и нету президента независимой Ичкерии…

– А, чтоб тебя! Как только воскресну, сразу проконсультируюсь с лучшими пластическими хирургами на предмет укорочения твоего языка.

– Да вы не волнуйтесь так, товарищ генерал, – задушевным тоном, ясно говорившим о том, что ему еще не наскучило дразнить начальство, произнес Глеб. – На этот раз мы воюем не с государственной силовой структурой, а всего-навсего с шайкой контрабандистов. Руки у них коротки, да и вообще… Вообще Россия такая большая и в ней столько бардака, что наладить тотальную слежку за населением нет никакой возможности.

– А ты и рад, – с оттенком упрека предположил Потапчук.

– А вы не рады? – удивился Слепой.

Генерал промолчал. Тут его агент, пожалуй, был прав. Тотальный контроль, отдельные попытки которого периодически предпринимаются в странах с высоким уровнем развития технологий, – вещь, бесспорно, хорошая, особенно когда речь идет о борьбе с терроризмом, раскрытии преступлений и охране правопорядка. Но любую хорошую вещь можно использовать сотней различных способов. Драгоценная статуэтка работы Бенвенуто Челлини может стать орудием убийства, а отлаженная система тотального наблюдения, попав не в те руки, послужит установлению такой диктатуры, какая еще не снилась этой старой, многое повидавшей планете. Так что пусть ее, эту систему, жили без нее и еще, даст бог, сколько-нибудь проживем…

Неяркое осеннее солнце пробивалось сквозь поредевший полог листвы короткими частыми вспышками, похожими на вспышки стробоскопа, по салону «уазика» стремительно скользил, ежесекундно меняясь, причудливый пятнистый узор света и тени. Сиверов сунул в зубы сигарету, открыл форточку со своей стороны, ловко прикурил одной рукой и окутался облаком душистого дыма. Завистливо покосившись на него, Федор Филиппович развернул мятный леденец.

Дорога выбралась из рощи, вскарабкалась на лысый нераспаханный пригорок, и прямо по курсу распахнулась поросшая желтеющими купами кустарника равнина. В отдалении, подернутый синеватой дымкой, темнел, уходя к горизонту, какой-то лесной массив; тихая равнинная речка была отмечена извилистой лентой прибрежных ивовых зарослей, а над ней, утопая в забрызганной золотом и багрянцем, еще довольно густой зелени садов, виднелись замшелые крыши небольшой деревеньки.

– Можно сказать, приехали, – объявил Сиверов, направляя машину вниз по склону. – По-моему, очень милое местечко.

– Медвежий угол, – проворчал генерал.

– Возможно, – согласился Слепой. – Зато медведи не занимаются контрабандой алмазов в промышленных объемах и не отстреливают генералов, которые мешают им делать бизнес. Кстати, об алмазах. Какие будут распоряжения на время вашей загробной жизни?

– Праздный вопрос, – заметил Потапчук. – Ты знаешь план операции не хуже меня. Теперь, когда препятствие в моем лице устранено, они почувствуют себя свободно и начнут активно действовать. Прикрыть их лавочку мы могли уже давно, одно покушение на меня потянуло бы лет на двадцать строгого режима для всей честной компании. Но коллеги из Штатов очень просили повременить, чтобы проследить всю цепочку – от якутских кимберлитовых трубок до, сам понимаешь, ювелирных бутиков на Бродвее. Ты свою часть работы выполнил, остальное сделают другие…

– Конечно, – саркастически вставил Сиверов, – как на грязном полу в литейном цеху валяться, так Глеб Петрович, а как в смокинге по Бродвею дефилировать – это, конечно, другие, я для такой работы рылом не вышел…

– Как и я, – сдержанно напомнил генерал. – Где родился, там и сгодился, всяк сверчок да познает приличествующий ему шесток… Отдыхай, Глеб Петрович. Неужто до сих пор не настрелялся?

– ПВО, – как показалось Федору Филипповичу, невпопад откликнулся Слепой. – Пока война, отдохнем, после войны отработаем… Мне тут поступило одно предложение. Вот я и думаю: раз образовался незапланированный отпуск, может, согласиться?

– А что за предложение? – слегка насторожился Потапчук. – Надеюсь, ты не собираешься открыть частный бизнес по своей основной специальности?

– Пока не собираюсь, – с шутовской серьезностью заверил Глеб. – Вы боями без правил интересуетесь?

– Мне некогда интересоваться ерундой, – сообщил генерал, – у меня вся жизнь – сплошной бой без правил. Ты что, хочешь попробовать себя на ринге? А не поздновато?

– Рановато, – поправил Слепой. – Я еще не настолько выжил из ума, чтобы на потеху почтеннейшей публике прыгать без штанов по рингу, делая вид, что дерусь с человеком, которого могу убить одним пальцем. Нет, местечко, которое мне предлагают занять, находится по другую сторону канатов. Марат Дугоев – не слыхали про такого? Действующий чемпион России, претендент на звание чемпиона мира.

– И?..

– И ему вдруг срочно понадобился телохранитель. Ему постоянно угрожают, а на днях даже обстреляли прямо в центре Москвы, на крыльце спортивно-развлекательного комплекса. Стрелявшего, естественно, не нашли, угрозы продолжают поступать…

Генерал пожал плечами:

– Оно тебе надо? И потом, я что-то не пойму, каким образом этот Дугоев вышел на тебя. Ты что, начал себя рекламировать как специалиста по улаживанию щекотливых проблем? Вот так новость!

– Случайность, – немного смущенно ответил Глеб. Федору Филипповичу была понятна природа этого смущения: как и он сам, Сиверов давно привык относиться к случайным совпадениям с изрядной долей скепсиса. – Помните, в самом начале десятилетия в нашей конторе работал такой инструктор по рукопашному бою, Николай Безродный? Невысокий такой, щупловатый, прозвище – Ник-Ник…

– Мм? Не припоминаю… И что?

– Он сейчас тренирует Дугоева. Наткнулся на меня в кафе, где я встречался с вашим связным, узнал и сразу предложил эту работу. Решил, по всей видимости, что я уволился и делаю все возможное, чтобы пропить талант. Я же был сразу после литейки – так сказать, в образе, бомж бомжем.

– Сильно же он дорожит своим подопечным, раз нанимает ему в телохранители алкаша, – заметил генерал.

– Ну, он-то знает, что талант не пропьешь, – заступился за тренера Глеб. – В нашем деле бывших не бывает, профессионал остается профессионалом при любых обстоятельствах. Зато пьющий профессионал, особенно сильно пьющий, намного сговорчивее, да и обходится дешевле: залил ему глаза, и он на все согласен.

– Глупость какая-то, – проворчал генерал Потапчук. – Впрочем, это твое свободное время, и ты волен убивать его по собственному усмотрению. Главное, чтобы, когда понадобишься, был как штык, по первому звонку.

– Постараюсь, – сказал Глеб. – Просто бой за чемпионский пояс состоится в Нью-Йорке, – торопливо добавил он, заметив изумленный взгляд генерала, – а на возвращение оттуда даже по первому звонку может понадобиться какое-то время.

– Ишь ты, – хмыкнул Федор Филиппович, – наш пострел везде поспел! Не мытьем, так катаньем, да? Не сидится дома хлопчику малому… Нью-Йорк ему подавай!

Сиверов улыбнулся, сворачивая на малоезжую грунтовку, что, едва виднеясь в высокой жухлой траве, тянулась вдоль деревенской околицы. Слева от дороги, обнесенные низким штакетником, виднелись сады. Ветви старых корявых яблонь склонялись к земле под грузом спелых плодов, среди зелени темнели замшелые срубы бань и сараев, в зарослях крапивы чернели покосившиеся будки нужников. Дорогу перебежала рослая рыжая дворняга; запрокинув голову, она с усилием тащила в зубах тяжелый трехлитровый чугунок, явно похищенный с чужого подворья. За ней, оставляя в пыли извилистый след, волочился пристегнутый к широкому обтрепанному ошейнику обрывок ржавой цепи. Сиверов фыркнул, заметив на конце цепи кусок синей ленты, которой та, несомненно, некогда была привязана к вбитому в стену будки гвоздю. «Тотальный контроль, – вспомнил он, глядя на это яркое проявление истинно русского менталитета. – Ну-ну!»

Он остановил машину около крайнего подворья. Дальше дороги не было, колеи просто терялись в траве, бесследно растворяясь в первозданном российском бездорожье. Выпрыгнув из кабины, с удовольствием разминая ноги, Глеб подошел к забору и, приподняв, одну за другой развел в стороны створки ворот заднего, хозяйственного въезда во двор. Загнав машину в сад, он снова вышел, чтобы повторить операцию со створками в обратном порядке.

Пока его агент воевал с вросшими в дерн, сколоченными из подгнившего штакетника воротами, Федор Филиппович тоже выбрался из машины и прогулялся в сторону дома. В воздухе пахло перестоявшей травой и доспевающей антоновкой, в присыпанной опавшей листвой жухлой тимофеевке желтели круглые бока яблок. Генерал подобрал одно, обтер о полу пиджака и понюхал, а потом, не устояв перед соблазном, надкусил. Антоновка, как ей и полагается в эту пору года, оказалась кислой и чересчур твердой для его зубов. Федор Филиппович вздохнул и не без сожаления выбросил яблоко обратно в траву.

Дом был старый, но еще крепкий. Он стоял на высоком кирпичном фундаменте, глядя на нового жильца радужными от старости, но промытыми дочиста оконными стеклами. У вросшего в землю сарая громоздилась похожая на юрту кочевника круглая поленница березовых дров, запущенный палисадник сплошь зарос побегами сирени, которая местами поднялась в два человеческих роста, скрыв фасад от нескромных взглядов прохожих.

– Цена крови, – сказал подошедший сзади Сиверов. – Вашей крови, товарищ генерал. Значит, смотрите. Удобства в доме. Канализация, правда, местная, но она есть, и это большой плюс, который станет еще больше, когда начнутся холода. Печка не дымит, я проверял, и тепло держит вполне прилично. Баня – вон она, за сараем. Лес – там, в нем, по слухам, грибов – хоть косой коси. Речка в двух шагах, и рыбы в ней, если верить местным, предостаточно. Магазин в центре деревни, это, как выйдете из ворот, налево… Да, собственно, не заблудитесь, направо-то – чистое поле… Это, конечно, не Нью-Йорк, зато тут не в пример спокойнее, чем на Бродвее. С соседями как-нибудь договоритесь, люди они неплохие, хотя и сильно пьющие… Легенду свою помните? Вы – военный пенсионер, решили на старости лет податься поближе к природе…

– Дауншифтер, – блеснул познаниями в модном жаргоне генерал. – Да, Глеб Петрович, загнал ты меня, куда Макар телят не гонял! Считай, заживо похоронил. Нарочно, что ли? Избавиться от меня решил?

– Зато здесь вас ни одна собака не найдет, – с озабоченностью, которая не была наигранной, сказал Слепой. – Соседям, конечно, будет любопытно, что вы за птица, но настучать на вас они гарантированно не смогут – просто не сообразят, кому стучать. В самом крайнем случае заглянет участковый, проверит документы. Они у вас в полном порядке, так что…

– Да будет уже, – нетерпеливо прервал его Федор Филиппович. – Я не умственно отсталый, чтоб разжевывать для меня элементарные вещи. Давай показывай, что за хоромы ты для меня приготовил. Да, и напомни-ка, будь добр, как зовут этого твоего тренера?

– Безродный, – вынув из кармана и протягивая ему связку ключей, сказал Глеб. – Николай Николаевич. Неужто не помните?

– Нет, – подумав, решительно объявил генерал Потапчук, – не помню. Ну ладно, надо будет – вспомню.

Обронив эту загадочную фразу, он поднялся на крыльцо и принялся со стариковской медлительностью подбирать ключи к дверным замкам. Это удалось с третьей попытки. Тяжелая дверь тихонько скрипнула, впустив его в пахнущий сухими травами и мышами сумрак сеней. Глеб Сиверов озадаченно почесал в затылке, пожал плечами и решительно последовал за генералом в его временное убежище.