Весной 1921 года штабс-капитан Владимир Андреевич Пташников, ветеран Ледового похода и обороны Крыма из некоего Сорокинского отряда, в Галлиополи начинает дневник, он же летопись последнего года Гражданской войны. Начинает с последних часов 1919-го, когда отряд оборонял город (в чем штабс-капитан сильно сомневается) Токмак. И в сущности перестал существовать как боевая единица: в живых остались два офицера и с десяток нижних чинов.
Не обойдется герой без лирических выводов о смысле Белого дела, в целом Гражданской войны и заметок о будущем России. Причем выводов с трех разных позиций: записки убежденного в поражении, а потому меланхоличного Пташникова читают и сразу же комментируют некий генерал, командир Дроздовского отряда (несдавшийся воитель, готовый хоть с чертом лысым побрататься, лишь бы продолжить борьбу), и поручик Усвятский, «картежник и бретер, игрок и дуэлянт», которому хоть война, хоть мир, лишь бы по уставу, да в карты играть не запрещали.
Параллельно повествование Пташникова цепляет и «нравы Голого поля»: дрязги между частями остатков Освободительной армии Юга России в эмиграции, подковерную игру генералов и союзников в Истанбуле и невеселую жизнь эмигрировавшей армии в подвешенном состоянии (посещает, кстати, развалины Трои).
С самого начала книги шибает густым духом «белогвардейщины»: бывший приват-доцент Харьковского университета Пташников, археолог и историк, называет противников не иначе как «краснопузыми», говорит о России дореволюционной с тоской и позволяет себе презрительные фразы вроде «Кто будет копать Херсонес? Ну не товарищи коммунисты же!». Чем несказанно напрягает.
Что из себя представляет рассказчик в самом начале? Немного сноб, немного черносотенец, язвительный офицер, почти отец-командир, классическое образование, идеальное воспитание — вот это все. Говорит он о себе и своей жизни до революции подчеркнуто безлично — мол, все тлен и пепел. И даже о его «личных обстоятельствах» мы узнаем чуть ли не в самом конце книги. Он все об общественном, о том, что «красная чума» сделает с Россией. Иногда складывается ощущение, что он за лесом деревьев не видит — то есть он все про Россию да про Россию (образ что ли?), но совсем не про тех, кто там остался. Но он объясняет свою позицию последовательно, взвешенно — чувствуется, что автором она выведена и принята до последнего знака.
Что первым бросается в глаза при описании Белой армии? Разрозненность отрядов: там головорезы Андрюшки Друго, тут сорокинцы, там дроздовцы — у всех свои привилегии и кодексы чести и про всех сорокинец-рассказчик говорит так, словно они и не одна армия, а так — попутчики. Харизматики на каждом шагу венчаются фигурой главы отряда — некоего Василия Сорокина (опознать фигуру я не смогла, образования не хватает), оды которому воспевает Пташников на каждом шагу.
Где-то в конце второй трети автор отправил героя к Махно, чтобы порешать к взаимному удовольствию кое-какие дела. В этот момент стало уж слишком очевидно, что Валентинов хочет всех и вся показать, а для этого нужно отправить героя по городам и весям: вчера он получал благодарность от Барона, сегодня Махно оценил его по достоинству — а завтра пленный красный комиссар осознает его стойкость?
Параллельно с тяжелой историей кампании лета 20-го в Таврии штабс-капитан рассказывает о великом романе своего сослуживца поручика Усвятского. В этом жюльверновском боевичке бравые белогвардейцы с блеском преодолевают все испытания и побеждают. Как бы намекая нам, что об этой войне кто как хочет, так и напишет.
Что сам Валентинов и делает — дважды. Остается только удивляться тому, какие любопытные мысли вложил историк Андрей Валентинов, дитя победившего советского строя, в уста историка из Российской империи Владимира Пташникова, который с этими самыми Советами боролся. Вот и думай теперь, кто есть кто.