По лбу лился пот. Войча быстрым движением ладони вытер его, чтоб не затекал в глаза, и чуть не застонал от нетерпения. Лучше любая драка, любой бой, чем такое ожидание! Но, странное дело, чудище вроде бы и не собиралось нападать. Оно лишь стояло и смотрело на умирающий костер и двух людей возле него. В больших черных глазах нельзя было заметить ни гнева, ни голодной жадности, и Войче подумалось, что косматый похож скорее на гостя, а не ночного охотника.

– Ты его за орехами пошли.

Бредовая фраза ударила, словно обухом. Войчемир дернулся, бросив безумный взгляд на того, кто мог ляпнуть такое и в такую минуту. Ужик по прежнему сидел возле костра, но смотрел уже не на страшного гостя, а в безмолвное звездное небо. Войча решил было, что парень попросту спятил от страха, но тут же сообразил – нет, так с ума не сходят. Тогда что это значит? Почему за орехами?

Минуты текли, косматый не двигался с места, по-прежнему разглядывая людей, и рука Войчи, которой он сжимал бесполезный меч, начала потихоньку затекать. Атаковать было безумием, отступать – некуда, и Войчемир решился:

– Ну ты! – выдохнул он, надеясь звуком голоса пугануть незваного гостя. Получилось не очень страшно. Голос Войчи, обычно громкий и густой, прозвучал неожиданно хрипло, срываясь на писк – совсем как у Ужика. В ответ послышлось рычание. Чудище наклонило огромную круглую голову, прислушиваясь.

И тут Войче вспомнились нелепые слова его нелепого спутника – достаточно не бояться, и лесная нежить не подступится. Внезапно мысль показалась не такой уж безумной.

– Ну чего? – Войча заставил себя усмехнуться. – В гости пришел? Тогда чолом!

В ответ – снова рычание, но уже погромче. И тут Войчемир подумал, что чудище может не понимать по-огрски.

– Здоров будь! – повторил он на родном сполотском. – Ежели в гости – так чего без подарков?

– Орехов! – вновь донеслось сбоку.

– Во! – окончательно осмелел Войча. – Орехов принес бы, что ли! Сейчас самая пора!

Оставалось ждать, что будет дальше. Звери часто не решаются нападать, слыша людской разговор. Войча по опыту знал, что кабаны – и те отступают, когда людей двое, и они держатся смело. Правда, перед ним стоял не зверь, а нечто иное, но все же… Войча постарался отогнать от себя последние отголоски страха. Не бояться – так не бояться! Ему ли, потомственному Кею, альбиру Светлого, страшиться какой-то лесной нечисти, косматого пугала…

И тут случилось то, что Войча менее всего ждал. Ночной гость исчез. Не отступил, не убежал, а попросту сгинул. Не зашелестела трава, не скрипнули ветки – поляна стала мгновенно пуста, словно двум людям привидился кошмарный сон. Войча протер глаза, но убедился что зрение не подводит – возле кострища никого нет, кроме, разумеется его самого, худосочного Ужика и привязанных чуть в сторонке коней.

Оставалось присесть прямо на траву и произнести что-то срднее между «Уф!» и «Фу!», что Войчемир и сделал. Вовремя – ноги начали предательски подрагивать. Хотелось, конечно, высказаться более определенно, хотя бы проорать привычный боевой клич Кеев, но сил на это уже не было.

– Он скоро вернется, – Ужик как ни в чем не бывало подкинул в малиновые угли несколько сухих веточек. – Он где-то близко живет. Они редко далеко от своих мест отходят.

– Он-ни? Вернется? – Войча чуть не подпрыгнул – Кто? Этот?

– Чугастр. – Ужик перевернулся на спину и вновь принялся разглядывать созвездия. – Они добрые…

– Чугастр?!

О чугастрах Войча слыхал, хотя видеть их до этого не доводилось. В Савмате каждый охотник знал, что страшнее чугастра в лесу никого нет – разве что навы, но о тех и днем-то говорить опасались. О чугастрах же рассказывали одно и то же – злы, беспощадны и крайне умны – умнее всех зверей. Поговаривали даже, что некоторые из чугастров – вообще оборотни, и с такими встретиться – все равно что попасть в конце зимы прямиком в голодную волчью стаю.

– А… А почему он вернется? – перевел дух Войча.

– Так ты же его за орехами послал, – Ужик перевернулся на живот и дунул на разгорающееся пламя.

– Ага… Да… За орехами… – Войчемир ощутил в животе предательский холодок. – А ты Ужик, ничего, молодец! Не струсил!

Признаться, Войча так не думал, помня испуганный писк, но считал своим долгом похвалить парня – хотя бы за то, что тот не побежал, и теперь его не надо искать по чащобам. Да и опыт подсказывал: после первого боя воина следует хвалить – в любом случае.

– Так ты же со мной был! – глаза Ужика наивно мигнули. – Ты же альбир!

– А! Ну да! Это конечно! – Войча ощутил нечто вроде гордости. – Чего мне этого космача бояться-то! Ты, Ужик, будь спокоен! Я тебя в обиду не дам!

Войча хотел произнести целую речь о том, кто есть альбир и почему альбиры Светлого – самые храбрые и сильные, но тут сзади послышался знакомый шорох.

Через мгновенье меч уже был в руке а заодно – сабля, о которой Войча в первый раз попросту позабыл. Но чугастр был уже рядом – огромный, косматый. Черные глаза смотрели ровно и спокойно, а громадные когтистые лапы тянулись к людям.

– А! – Войчемир отскочил в сторону, соображая, что бедняге-Ужику, видать, конец – не убежит.

Чугастр широко шагнул к костру, наклонился, протянул лапы и… положил на землю что-то большое. Войча сглотнул: шкура. Большая шкура, не иначе кабанья, полная… Орехов!

Меч сам опустился вниз, за ним последовала огрская сабля. Между тем Ужик, как ни в чем не бывало, взял из кучи один из орехов и с хрустом раскусил.

– Хорошие, – сообщил он, даже не оборачиваясь, – Угощайся, Войча!

Еще не очень соображая, что делает, Войчемир послушно положил оружие и потянулся к шкуре. Нащупав горсть орехов, он одеревяневшими руками содрал остатки прилипшей к скорлупе зелени и отправил орех в рот. В последний момент он сообразил, что скорлупу глотать не надо, и начал поспешно выплевывать мелкие осколки.

Все это время чугастр спокойно ждал, стоя в двух шагах от костра. Огромные когстистые лапы смирно висели вдоль могучего тела, а блестящие черные глаза светились ровным доброжелательным интересом.

– Сыроваты немного, – Ужик попробовал еще один орех и кинул скорлупу в костер. – Не успел подсушить. Ладно, пусть идет!

Войча в первый миг даже немного обиделся за их ночного гостя. Сперва послали за орехами а затем прогоняют, даже спасибо не сказав! Однако что-то делать было надо, и он, обернувшись к чугастру, принял как можно более солидный вид, прокашлялся и нахмурил брови:

– Так что, спасибо…

Войча чуть было не ляпнул «мил-человек», словно ночное страшилище было обыкновенным купчишкой, поднесшим Кееву альбиру свой скромный дар. Но «мил-человек» никак не подходило к данному случаю, поэтому Войчемир еще раз повторил: «Спасибо!» и, подумав, добавил: «Ну иди, чего стоишь?»

Вышло плохо – хуже некуда. Будь сам Войча на месте косматого незнакомца, то обиделся бы смертельно – с весьма печальными последствиями для обидчиков. Но чугастр, похоже, оказался куда более покладистого нрава. Он склонил свою круглую ушастую голову, прислушиваясь, и тут вновь раздался писк. Чудище попятилось и – Войча и глазом моргнуть не успел – сгинуло. Там где только что стоял огромный косматый гость, была лишь чуть примятая высокая трава. Облегченно заржал молчавший все это время Басаврюк, ему ответил Ложок, и Войча вновь без сил опустился у костра.

Ужик между тем уже успел набросать в костер дровяной мелочи и глядел в огонь, время от времени протягивая свою худую длинную руку в сторону орехов.

– Поспим? – осведомился он, даже не повернув головы. – До рассвета еще часа два.

Войче было не до сна. Хотелось спросить о многом – почему Ужик пищит, словно какая-нибудь землеройка, не вернется ли чугастр, а главное – что же это делается на белом свете? Но вопросы все не складывались. Между тем Ужик, прикончив еще несколько орехов, сонно потянулся:

– Посплю, наверно… Надо было сказать, чтоб меду принес…

– Меду? – Войча опасливо покосился в сторону леса.

– Ага. Чего ему, такому дылде, стоит? Нашел бы дупло…

– А почему… почему он людей слушается? – вопрос наконец-то оформился и скатился с языка.

– А он не людей слушается, – Ужик накинул на голову свой нелепый черный плащ и стал поудобнее пристраиваться у костра. – Он тебя послушался. Силу чует! Ты же альбир!

Войчемир почесал затылок и, поразмыслив, решил, что заморыш прав. Почуяло чудище, что перед ним не кто-нибудь, не лесовик вшивый, не купчишка пугливый, а Кеев кмет, да еще Кеева рода! Надо ли говорить, что Войча ощутил нечто вроде гордости. Это уже не есь, которую он гонял под Ольмином! Это даже не лешак пуганый. Чугастр! Войча лишь жалел, что в Кей-городе ему попросту не поверят. Разве что Ужика с собой водить – как верного свидетеля.

Наутро ночные страхи показались пустыми. Лес звенел веселыми птичьими голосами, ярко светило раннее летнее солнце, и дорога вновь виделась простой и легкой. Так, собственно, оно и было. И этот день, и следующий, и еще целую неделю путешественники шли на полдень без всяких приключений. Точнее, шел Ужик, ступая босыми ногами по дорожной пыли, а Войчемир не спеша ехал на Басаврюке, напевал песенку про трех медведей справа и двух – слева, лениво прикидывая, как уговорить своего бестолкового спутника сесть на Ложка. Но заморыш оставался тверд в своем нелепом упорстве, и Войча, в очередной раз помянув загадочную «карань», оставлял все как есть.

Временами то сзади, то сбоку небо хмурилось, пару раз до путников доносились отдаленные раскаты грозы, но им везло – непогода обходила стороной, что очень радовало Войчу. Он твердо решил по возвращении посоветоваться с чаклуном – не с Ужиком, конечно, а с настоящим – какому из богов – не самому ли Золотому Соколу? – надо вознести должную жертву.

Конечно, все это не значило, что они шли, не встречая трудностей. Их как раз хватало. И главной трудностью для Войчи оставался Ужик. В первые дни села, маленькие, на два-три дома, а то и землянки, встречались каждый день. Войча, не стесняясь, набирал на день провизии, а Ужик пил немного молока, заедая лепешкой – настоящий хлеб в этих диких местах печь не умели. Вечером у костра он съедал несколько оехов, категорически отказывясь от запасов, взятых Войчей. Оставалось ждать, пока заморыш свалится прямо в дорожную пыль от недостатка сил, но каждое утро Ужик как ни в чем не бывало отправлялся в путь, шагая рядом с Ложком, который за эти дни привязался к нему, как собачонка, хотя странный парень даже не глядел в его сторону. Но вот настал день, когда им не встретилось ни села, ни дома – до Савмата было уже далеко. Войча был готов к такому обороту. В сумках, притороченных на спине Ложка, хватало припасов, самых разных, но прежде всего мяса – отличного копченого мяса, которое Войча лично выбрал в дворцовой кладовой в вечер перед отъездом, когда гридень передал ему приказ Светлого – готовиться к походу, а наутро зайти к нему для получения задания. Итак, припасов хватало, но в первый же день, точнее вечер, когда Войчемир не без гордости извлек из сумы отменный кус копченой оленины, из-за которого ему пришлось сказать пару грозных слов холопу, ведавшему запасами (видать, тот и сам примеривался к этакому кусищу), Ужик проявил характер. К изумлению Войчи заморыш твердо заявил, что мяса есть не будет. Вначале тот не понял, решив, что парень переел орехов, но Ужик пояснил, что дело не в орехах, а в мясе. Пораженный Войча поспешил принюхаться – не тухлятину ли подсунули? – но дело оказалось еще хуже. Оказывается, пояснил Ужик, рахманы мяса не едят. Вообще не едят – ни копченого, ни жареного, ни вареного. Войча не выдержал и, проявив несвойственное ему чувство юмора, поинтересовался, как насчет мяса сырого. Нет, сырое мясо рахманы тоже, как выяснилось, не употребляют. Сообщив эту немаловажную подробность, Ужик достал из сумы горсть орехов и принялся за трапезу.

Войчемир уже открыл пошире рот, дабы отдать точный и недвусмысленный боевой приказ, но в последний момент передумал. Приказ-то отдать можно, но Войча твердо помнил, что командир должен отдавать лишь такие приказы, которые будут выполняться. А ежели этот придурок упрется? Побить? Войча смерил хмурым взглядом Ужика, спокойно уплетавшего орехи и молча покачал головой. Такой от одного удара лапти откинет, а что потом делать? Во-первых, в одиночку ему Акелон сыскать, а во-вторых, жалко. Не для того он, Войчемир сын Жихослава, Кей и самого Светлого альбир в поход послан, чтобы подобную мелкоту в Ирий отправлять. А посему рассудил Войча мудро – Ужика не бить, в споры больше не вступать, а подождать, пока малец оголодает. А вот тогда уж и спорить не придется.

План был хорош. Оставалось ждать, причем, как был уверен храбрый альбир, совсем недолго.

И действительно, на следующий день, а точнее – вечер (днем они лишь легко перекусывали остатком сухих лепешек) Ужик не стал доставать из сумки орехи. Заметив это, Войча хмыкнул и предожил попробовать оленины. Однако недотепа-Ужик олениною не соблазнился, а вместо этого полез в седельный мешок и достал оттуда свою котомку, ту самую, в которую как раз мог влезть не особо упитанный еж. Порывшись, Ужик достал из нее тонкую бечевку, к концу которой был привязан крючок, после чего заявил, что сходит порыбачить, благо приметил совсем рядом небольшое озерцо.

Войча поглядел на потемневшее вечернее небо, прикинул, что клев давно кончился и посоветовал Ужику этим самым крючком наловить комаров на болоте, а уж ими и ужинать. Совет этот свидетельствовал о том, что чувство юмора у Войчемира в последние дни развилось в невероятных размерах – причем именнно из-за его нелепого спутника.

Ужик, даже не улыбнувшись, кивнул и отправился куда-то по узкой лесной тропе. Войча, усевшись поудобнее у уютного костра, принялся за оленину, предвкушая близкую победу. Он начал не торопясь готовить небольшую нравоучительную речь, которая послужит приправой к ужину. Войчино настроение настолько улучшилось, что он вновь затянул любимую песню про медведей и даже вспомнил-таки последний куплет, в котором говорилось о том, что осталось от глупого охотника:

 
Один лапоть справа,
Другой лапоть – слева,
Шапка на березе,
А зипун на ели.
 

Войча с чувством, хотя и вполголоса, допел эту поучительную песню, поднес ко рту очередной кусок ароматного мяса и… застыл. Из лесу спокойной неторопливой походкой выходил Ужик, неся в руках небольшую ветку, на которую были нанизаны проткнутые сквозь жабры рыбы. Не одна, не две – целых три, причем очень даже не маленькие. Какие именно – лещи или сазаны – Войча от изумления даже не понял. Он уронил кусок мяса, сглотнул и принялся очумело глядеть на Ужика. Тот между тем деловито насадил каждую рыбу на импровизированный вертел из подходящих по размеров веточек и ловко приладил все это над костром.

Оставалось одно – молчать. Молчать и наблюдать, как рыбы покрываются ароматной корочкой, как недотепа-Ужик аккуртно снимает их с огня… Наконец, он поделил рыб пополам, разломив одну из них надвое, причем большая половина была предложена Войче.

Отважный альбир от рыбы не отказался, но спасибо не сказал и вкуса не почувствовал. Выходило что-то поистине несуразное. Но не спрашивать же сопляка, как он умудрился поймать этих красавцев, да еще в такой срок, за который и жабу-то не изловишь. Однако об этом Войча не спросил, а поинтересовался со всевозможной язвительностью, можно ли рахманам есть рыбу. Ведь рыба, если присмотреться, тоже мясо.

Ужик согласился с этим умозаключением, сообщив, что обычно рахманы – и ученики рахманов – рыбу не едят. Но Патар разрешил ему в походе рыбу вкушать. В виде исключения – и только в редких слуаях. А тут случай как раз подвернулся – озеро рядом и полно стрекоз. На стрекоз же, а особенно на их личинок, любая рыба ловится.

Войча плохо помнил, когда стрекозы выводят личинок, но решил не спорить. Он был слишком подавлен, решив больше не заводить разговора о мясоедении.

Итак, вопрос был если не решен, то отложен, и несколько следующих дней прошли совершенно спокойно. Гроза, в очередной раз прогрохотав на горизонте обошла стороной, чугастры, равно как иная лесная нежить, в гости не наведывались, а лесная дорога вела прямо на полдень – к загадочному Акелону.

Крепость появилась неожиданно. Дорога сделала резкий поворот, вынырнув из лесной чащи, и тут же глазам открылась синяя гладь небольшой речушки, а чуть дальше – черные бревна старого частокола. Это была даже не крепость, так, острожек, в котором едва умещалась дюжина кметов. Да и название она имела странное – Кудыкина Гать. Впрочем, насчет Кудыкиной Войча не был твердо уверен. Может не Кудыкина, а Гадюкина. Но что Гать – так это уж точно.

Про эту Кудыкину-Гадюкину крепость Войча начал рассказывать еще дня за два до того, как дорога привела их к старому частоколу. Гать с ее дюжиной кметов за старым частоколом – последний оплот Кеевой власти на их пути. Более того, оплот важный. Войчемир с видом опытного полководца пояснил, что ценность укрепления вовсе не в размерах. Для окрестных лесовиков и этого за глаза хватит, а главное, Гать – важный сторожевой пост аккурат на пересечении двух дорог. Достаточно послать голубя с красной тесемкой на лапке – и в Кей-городе уже начнут собирать войска. А дюжина храбрецов за частоколом имеет полное право и даже обязанность героически пасть, задержав врага, за что их впоследствии воспоют в песнях и помянут в молитвах.

В крепости их встретили радушно. Войча уже как-то бывал здесь, когда приводил из Савмата очередную смену и хорошо помнил старшего кмета – пожилого длиннобородого Нелюба. Несмотря на такое имя, старший кмет встретил гостей из Савмата, как полагается. На обед кроме кувшина настоящего румского вина, что уже само по себе было чудом для здешней глуши, был подан огромный осетр. Развеселившийся Войча подмигнул Ужику, поинтересовавшись не на стрекозью ли личинку этот осетр попался. К сожалению, и на этот раз Ужик не оценил тонкий юмор Войчемира, оставшись совершенно невозмутимым, зато Нелюб, догадавшись, что гость шутит, громко захохотал, чем отчасти утешил храброго альбира.