На второй день московского процесса «Параллельного антисоветского троцкистского центра» устроил яркое представление Карл Радек. В то время как другие обвиняемые говорили вяло и угрюмо, Карл Бернгардович, который, как стало доподлинно известно уже в наше время, принимал активное участие в разработке сценария всего этого дела, красочно и со вкусом произнес целую речь о троцкизме, перечислил целый ряд новых террористических групп, возвел обвинение на Николая Бухарина и стал наиболее полезным для суда и убедительным обвиняемым. Однако когда Вышинский, любивший задавать обвиняемым неожиданные вопросы и выворачивавший ответы наизнанку, попробовал проделать то же и с Радеком, то получил несколько острых отповедей (Радек позволял еще себе язвить: «Вы глубокий знаток человеческих душ, но я, тем не менее, изложу мои мысли собственными словами»). На вопрос Вышинского: «Вы это приняли? И вы вели этот разговор?» Радек парировал: «Вы это узнали от меня, значит, я и вел этот разговор». Вышинский напомнил Радеку, что тот не только не донес о заговоре, но также отказывался давать показания в течение трех месяцев, и спросил: «Не ставит ли это под сомнение то, что вы сказали относительно ваших колебаний и дурных предчувствий?» В ответ Карл Бернгардович указал на слабейший пункт всего дела: «Да, если вы игнорируете тот факт, что узнали о программе и об инструкциях Троцкого только от меня, – тогда, конечно, это бросает сомнение на то, что я сказал… Все прочие показания других обвиняемых покоятся на наших^[3] показаниях. Если вы имеете дело с чистыми уголовниками, то на чем вы можете базировать вашу уверенность, что то, что мы сказали, есть правда, незыблемая правда?» Вопрос остался без ответа; председательствующий поспешил объявить перерыв.

* * *

В дни московского процесса (как, впрочем, и до, и после него) НКВД продолжал трудиться, не покладая рук, выискивая все новых контрреволюционеров и троцкистов. Чтобы понять, какая была атмосфера в стране, какая логика двигала следователями и что вообще считалось контрреволюционным преступлением, приведем частный пример. 24–26 января шел допрос арестованного историка-марксиста Н.Н. Ванага. Следователь сказал: «Следствию известно, что на историческом участке теоретического фронта вы и другие историки-троцкисты протаскивали в своих трудах троцкистскую контрабанду. Надо полагать, что этого обстоятельства вы не будете теперь отрицать на следствии?» Историк не отрицал, более того, он полностью признал свою вину в «протаскивании контрабанды, угрожающей социалистическому строю», которая заключалась в следующем: «Исключительное подчеркивание отсталости капиталистического развития России, отрицание относительной прогрессивности таких факторов, как реформа 1861 года… Сознательное игнорирование истории отдельных народов СССР, входивших ранее в состав Российской империи… В проспекте и в учебнике по истории СССР я сознательно идеализировал народническую борьбу с царизмом…» За это, а также за «подчеркивание организованности, целеустремленности и силы отдельных крестьянских движений и отдельных крестьянских бунтов» (разумеется, в царской России) Ванага 8 марта 1937 года расстреляли.

26 января 1937 года:

Газета «Правда»:

* * *

«Литературная газета»:

27 января 1937 года:

Газета «Известия»:

* * *

Газета «Правда»:

28 января 1937 года:

М. Пришвин. Дневник. 28 января 1937 г.:

«…Приумолкли дикторы счастья и радости, с утра до ночи дикторы народного гнева вещают по радио: псы, гадюки, подлецы, и даже из Украины было: подлюка Троцкий. У нас на фабрике постановили, чтобы не расстреливать, а четвертовать, и т. п.».

* * *

Газета «Правда» через четыре дня после начала московского процесса среди других истеричных требований смерти обвиняемых напечатала письмо, озаглавленное: «Мы требуем беспощадной расправы с подлыми изменниками нашей великой родины». Как и прочие подобные письма, оно не содержало никаких фактов, а было только наполнено бранью и угрозами. Письмо это подписали академики: химик А. Бах, растениевод Б. Келлер, геолог И. Губкин, паразитолог Е. Павловский, строитель локомотивов В. Образцов, физиолог А. Сперанский, математик М. Лаврентьев, эпидемиолог П. Здоровский. Они в один голос требовали: убить, раздавить, растоптать. Третьим по счету автором значился Николай Вавилов. Думал ли он, что почти ровно через шесть лет он сам, став «врагом народа», будет умирать на тюремной койке?

В архиве ЦК КПСС чудом сохранился документ от 28 января. Это – проект приговора по делу «Параллельного антисоветского троцкистского центра». Он был составлен председателем Военной коллегии Верховного суда СССР Ульрихом и адресован в ЦК ВКП(б) на имя Н.И. Ежова для согласования. Обращение высшего судебного органа в партийную инстанцию, более того, к наркому внутренних дел (по совместительству и секретарю ЦК), наглядно показывает, кто вершил правосудие. И, видимо, неслучайно, что в тот же день «Правда» опубликовала информацию о том, что Николаю Ежову присвоено звание генерального комиссара государственной безопасности.

* * *

Газета «Известия»:

* * *

Газета «Известия»:

29 января 1937 года:

Газета «Известия»:

* * *

Газета «Правда»:

* * *

Газета «Лесная промышленность»:

* * *

ЦИК СССР принял решение о переводе генерального комиссара госбезопасности Генриха Ягоды в запас. Ягода, в сентябре 1936 года отстраненный от руководства НКВД и назначенный наркомом связи, не мог не почуять опасность: высокое специальное звание, оставленное ему в утешение при переводе, если и не гарантировало прежних должностных званий, то, во всяком случае, являлось прочным связующим звеном с высшими структурами власти. Но теперь разрывалось и оно. Кроме того, в решении ЦИК ясно просматривался и подтекст: о нем не забыли, опала продолжается. 3 апреля пришли и за Ягодой.

30 января 1937 года:

В Москве завершился восьмидневный открытый политический судебный процесс по делу придуманного чекистами «Параллельного антисоветского троцкистского центра». Все обвиняемые признались в инкриминировавшихся им преступлениях. После окончания последнего заседания подсудимых отвезли в тюрьму, но глубокой ночью внезапно разбудили, вывели из камер, погрузили на машины и снова доставили в здание суда. В 3 часа утра Ульрих объявил приговор. В приговоре утверждалось, что «Параллельный центр ставил своей задачей свержение советской власти и для достижения этой цели развернул по всей стране вредительско-диверсионную, шпионскую и террористическую деятельность». 13 человек были приговорены к расстрелу (в том числе Пятаков, Серебряков, Муралов), трое к десяти годам (Григорий Сокольников и Карл Радек) и один к восьми годам тюремного заключения.

Наряду с известными всей стране людьми на скамье подсудимых сидели и обычные хозяйственные работники. В частности, двое из 17 подсудимых работали в Наркомате путей сообщения под руководством Лазаря Кагановича и, несомненно, попали за решетку не без его участия. Их «признания» на суде выглядели как отчеты провинившихся хозяйственных работников. Например, заместитель Кагановича Яков Лифшиц говорил: «Несмотря на огромную созидательную и творческую работу, которую проделал Лазарь Моисеевич за полтора с небольшим года по работе на транспорте, в сознании ряда работников и большого числа специалистов не изжито понятие, что без крушений и аварий на транспорте работать нельзя, что крушения и аварии являются неизбежным следствием и спутником сложного производственного процесса на транспорте». Лифшица приговорили к расстрелу. «За что?» – это были его последние слова. Ответа не последовало.

Когда объявили приговор, 200-тысячная толпа была собрана на Красной площади при температуре 27 градусов мороза, чтобы выслушать речи 1-го секретаря Московской городской и областной партийной организации Н.С. Хрущева и 1-го секретаря ВЦСПС Н.М. Шверника и провести «стихийную демонстрацию против осужденных». Демонстранты несли плакаты, требовавшие немедленного приведения приговоров в исполнение. Власти с готовностью пошли «навстречу пожеланиям трудящихся». Казнь была совершена 1 февраля.

Реабилитировали участников этого процесса поэтапно: некоторых в 1963-м; Муралова и Серебрякова – только в 1986 году, Радека, Сокольникова, Пятакова и Лившица – в 1988 году. Жизнь Радеку и Сокольникову сохранили не просто так: уже через три недели их доставили на февральско-мартовский пленум ЦК, где они выступили с разоблачительными показаниями против Бухарина и Рыкова, и в недрах НКВД начали готовить следующий процесс. Если эти показания Радека и Сокольникова были платой за жизнь (или, скорее, за безопасность близких), то их надежды не оправдались: в мае 1939 года Сокольников и Радек были убиты в тюрьме, – по официальной версии, сокамерниками. А все их родные и близкие на долгие годы попали в лагеря.

Французская газета «Эко де Пари» писала в этот день: «Низколобый грузин стал, сам того не желая, прямым наследником Ивана Грозного, Петра Великого и Екатерины II. Он уничтожает своих противников-революционеров, верных своей дьявольской вере, снедаемых постоянной невротической жаждой разрушения».

Для справки

Георгий (Юрий) Леонидович Пятаков (1890–1937) до 1917 года выдвинулся в число видных революционеров-большевиков. Он часто не соглашался с Лениным, особенно в вопросе о «самоопределении наций», считая, что «независимость наций совершенно невозможна, да и никому не нужна». В дни большевистского переворота возглавлял Совет рабочих депутатов и Киевский Военно-революционный комитет, возглавлял Временное рабоче-крестьянское правительство Украины (1918), был заместителем председателей Госплана РСФСР и ВСНХ. Верный сторонник Льва Троцкого, он участвовал во всех оппозиционных течениях, за что в 1927 году был исключен из партии и «сослан» в Париж возглавлять советское торговое представительство. В 1928 году покаялся, был восстановлен в партии и возглавил Госбанк СССР (1928–1931). Работал заместителем наркома тяжелой промышленности СССР (Серго Орджоникидзе), был членом ЦК ВКП(б) (1931–1936). Жена – Евгения Богдановна Бош (Готлибова, 1879–1925), также видная революционерка, в 1925 году покончила жизнь самоубийством в московской тюрьме, в связи с полным расстройством здоровья и разочарованием в партии.

Леонид Петрович Серебряков (1890–1937) был секретарем МК РКП(б) (1917–1919), секретарем ЦК ВКП(б) (1919–1921), заместителем наркома путей сообщения (1922–1924), избирался членом ВЦИК (секретарь Президиума в 1919–1920) и ЦИК СССР. Единственный человек, который в 1925 году с трибуны XIV съезда ВКП(б) поддержал категорическое требование Льва Каменева об отставке Иосифа Сталина с поста генерального секретаря. Обе его жены – актриса Вахтанговского театра Татьяна Михайловна Серебрякова (Паппе, 1910–1992) и писатель Галина Иосифовна Серебрякова (1905–1980) – свои лучшие годы провели в ГУЛАГе.

Не менее известными людьми были и остальные осужденные.

* * *

Газета «Правда»:

* * *

Газета «Известия»:

Леонид Петрович Серебряков

Москва,1937 год

1 февраля 1937 года:

«Литературная газета»:

8 февраля 1937 года:

Одновременно со все увеличивающимся числом арестов НКВД закручивал гайки в своей лагерно-тюремной империи. Нарком Николай Ежов считал, что режим в ней ослаблен, дисциплина среди заключенных низкая, и уже неоднократно отправлял во все концы страны предписания значительно усилить меры наказания «хулиганствующих заключенных». За «оскорбительные устные высказывания или письменные заявления, а также за иные оскорбительные действия (плевки, ругательства, попытки нанести оскорбления действием)» заключенных предписывалось отправлять в карцер на 20 суток, ужесточать режим содержания, переводить в тюрьму с более строгим режимом, предавать суду.

В этот день Ежов подписал очередной приказ: предать суду большое число «содержащихся в тюрьмах ГУГБ осужденных на различные сроки заключения, приславших мне в связи с введением нового тюремного режима и процессом оскорбительные заявления». Архивы не сохранили ни одного из таких посланий, да и трудно себе представить, что кому-то из заключенных позволили отправить «оскорбительное заявление» в адрес всесильного «кровожадного карлика». Но, похоже, в тюрьмах и лагерях все же находились люди, активно сопротивлявшиеся неумолимой мясорубке, которые в глаза говорили своим мучителям-следователям то, что думали.

9 февраля 1937 года:

В связи с громкими московскими политическими процессами, на которых видные большевики были приговорены к смертной казни за связь с «извергом» Львом Троцким, в Нью-Йорке состоялся многотысячный митинг, организованный американским комитетом защиты Троцкого. Предполагалось, что Лев Давидович, находившийся в это время в Мексике, выступит по телефону, но телефонная связь сорвалась – как выяснилось впоследствии, это было сделано умышленно телефонисткой-сталинисткой. После долгого ожидания речь Троцкого зачитали. Соратник Ленина потребовал создания авторитетной международной комиссии по расследованию обвинений московских процессов. «Если эта комиссия признает, – говорилось в речи, – что я виновен хотя бы в небольшой части тех преступлений, которые взваливает на меня Сталин, я заранее обязуюсь добровольно отдаться в руки палачей из ГПУ… Но если комиссия установит, что московские процессы – сознательный и преднамеренный подлог, построенный из человеческих нервов и костей, я не потребую от своих обвинителей, чтобы они добровольно становились под пулю. Нет, достаточно будет для них вечного позора в памяти поколений! Слышат ли меня обвинители в Кремле? Я им бросаю свой вызов в лицо. И я жду от них ответа!.. Дело идет не о личном доверии. Дело идет о проверке! Я предлагаю проверку! Я требую проверки!» Собравшиеся почти единодушно приняли резолюцию о создании следственной комиссии.

11 февраля 1937 года:

В Ленинграде арестован выдающийся советский физик-теоретик, профессор и член-корреспондент АН СССР Владимир Александрович Фок (с 1939 года – академик). После нескольких дней содержания под следствием в ленинградских «Крестах» ученого под конвоем отправили поездом в Москву. В столице Фока доставили в кабинет наркома внутренних дел Николая Ежова, который после нескольких ничего не значащих фраз объявил физику, что тот свободен. Счастливым исходом дела Фок был обязан энергичному заступничеству влиятельного Петра Леонидовича Капицы, который на следующий день после ареста Фока направил письма Иосифу Сталину и Валерию Межлауку, в то время зампреду СНК, зампреду Совета Труда и Обороны и председателю Госплана СССР (в июле 1938 года он был расстрелян как «враг народа»). Капица, в частности, написал Сталину: «Таких ученых, как Фок, у нас мало, и им Союзная наука может гордиться перед мировой наукой, но это затрудняется, когда его сажают в кутузку…»

* * *

Арестован профессиональный революционер-большевик, советский партийный деятель 60-летний Авель Сафронович Енукидзе (1877–1937). Родился в селении Цхадиси Кутаисской губернии, рабочий-путеец, ставший одним из создателей Бакинской организации РСДРП (1900), и руководитель знаменитой большевистской типографии «Нина» (1900–1906). Член партии с 1898 года, участник Февральской и Октябрьской революций. Он пережил неоднократные аресты, ссылку в Енисейскую губернию (1914–16). В 1917 году он был членом ВЦИК, Петроградского совета и исполкома. В 1918–1935 – секретарь и член Президиума ВЦИК и ЦИК СССР. Член ЦКК ВКП(б) (1924–1934) и ее Президиума (1927–1934), член ЦК ВКП(б) (1934–1935). Затем был переведен на пост председателя ЦИК Закавказской СФСР.

Он был крестным отцом второй жены Иосифа Сталина Надежды Аллилуевой и самым близким другом Иосифа Виссарионовича со времен юности. «Неформальный завхоз», обслуживавший кремлевскую знать, Енукидзе не привык обделять и себя, а утвердившись в «кураторах» Большого театра, превратил его балет в собственный гарем. О его пристрастии к роскоши, женщинам и девочкам 9–11 лет ходили легенды. 6 июня 1935 года Авель Софронович был исключен из партии «за политическое и бытовое разложение» и назначен директором Харьковского областного автомобильного треста. Хотя, если судить по воспоминаниям некоторых современников, «разложение» Енукидзе в 1935 году было полной для них неожиданностью.

Енукидзе 29 октября был приговорен к высшей мере наказания (ВМН) как «руководитель кремлевской группы заговорщиков» и расстрелян на следующий день. Если учесть, что в сталинские времена высокопоставленных деятелей за любовь к красивой жизни не расстреливали, то можно предположить только одно: Авелю Сафроновичу, одному из создателей Бакинской организации РСДРП, прекрасно знавшему каждого большевика на Кавказе, было известно об Иосифе Виссарионовиче нечто, что никак не укладывалось в рамки уже сложившейся легенды о начале революционной деятельности Сталина.

15 февраля 1937 года:

В Казани арестована Евгения Семеновна Гинзбург, мать писателя Василия Аксенова, автор лагерных мемуаров «Крутой маршрут». Арестовали ее в местном отделе НКВД, куда пригласили «буквально на полчасика», чтобы дать показания на уже арестованного коллегу по университету. Так начался ее 18-летний путь по лагерям и тюрьмам.

16 февраля 1937 года:

Решением Особого совещания к высылке приговорены первые 10 немецких антифашистов. Аресты немцев-антифашистов, проживавших в СССР, начались в сентябре 1936 года. Всего было арестовано 1136 человек. Точно известно, что 82 человека были казнены, 197 умерли в тюрьмах или лагерях, 150 выжившим осужденным удалось после истечения срока покинуть СССР. Судьба 666 человек неизвестна вообще; полагают, что они умерли в заключении. Одним из идеологических мотивов для оправдания их ареста было обвинение в том, что они не смогли помешать Гитлеру прийти к власти. Судьба некоторых из этой первой десятки высланных известна (их при аресте, между прочим, обвинили в шпионаже и фашистской деятельности): Вильгельм Пфейфер, зная, что как коммунист он будет арестован тотчас по возвращении в Германию, старался добиться, чтобы его выслали в Великобританию. В августе 1938 года Пфейфера отвезли на польскую границу, и там его следы теряются. Артуру Тило удалось попасть в британское посольство в Варшаве. Отто Вальтер приехал в Берлин 4 марта 1937 года и на следующий день, не дожидаясь ареста гестапо, выбросился из окна.