– Милый мой друг, уделите мне внимание, не бросайте меня, побудьте со мной сегодня вечером.

Маша отстранила его с подозрением, спросила:

– Вы что имеете в виду? Я – порядочная девушка.

План Брючкова чуть было не провалился.

– Вы что Маша, я не думаю ни о чем плохом, я просто хотел пригласить вас к себе в комнату, я понимаю, может это выглядит вульгарно, но мы ведь будем там смотреть фотографии моих родителей, я немного выпью спирта, вас я угощу чаем. Вы – мне единственный друг и я надеялся, что вы разделите со мной мое горе.

Наивная деревенская девушка спросила:

– Вы хотите со мной вместе помянуть своих родителей?

Опытный в делах, чтобы цепляться за слова Брючков, сразу ухватился за единственную соломинку, чтобы затащить Машу к себе в комнату, эту соломинку девушка, по своей наивности протянула ему сама.

– Да, да, вы не оставите меня в моем горе?

Маша сдалась.

– Хорошо, только ненадолго.

До барака, где жили все офицеры со своими семьями, они дошли быстро. В маленькой комнате Брючкова было прибрано и уютно. Печь была натоплена и поэтому Маша сняла полушубок, который ей сшил дедушка из хорька. Брючков оказался внимательным хозяином , он поставил на печь чайник, а на стол водрузил плитку шоколада и комковой сахар, что было в этих местах большой дефицит. Шоколад Маша никогда не пробовала, она слышала о нем, ей рассказывали подруги, ей даже перед войной обещал купить шоколад отец, но так и не успел. Весной и летом дедушка менял сшитые за зиму меховые шапки и шубки на сахар соль, муку, порох, патроны, пули. Маша понимала, что эти вещи в жизни очень важные, поэтому никогда не заикалась о шоколаде. Брючков нарезал хлеба, открыл банку тушенки, намазал ее на куски хлеба, открыл бутылку спирта, поставил на стол два стакана, налил в них спирта грамов по сто. Достал три фотографии, на которых были уже пожилые мужчина и женщина, Брючков проговорил:

– Это и есть мои родители, помянем их.

– Я, никогда не пью, я ниразу не пила.

Брючков сделал обиженное лицо.

– Ну , это не по – русски, Маша. Пить – это элементарно. Выдыхаешь весь воздух из легких и пьешь, закусишь шоколадом или можно запить водой.

Маше было стыдно отказывать, она решила уважить убитым горем новоявленного друга.

– Ладно я выпью, но только больше не буду.

Брючков согласился. Они выпили, Маша открыла рот, замахала руками, у нее перехватило дыхание, Брючков подал ей кружку с водой и помог ей выпить. Через несколько секунд девушка пришла в себя, отдышавшись сказала:

– Я думала, что умру.

Брючков протянул ей кусочек шоколада.

– На, закуси.

Маша закусила шоколадом, по телу пробежало приятное тепло, в голове появилось легкое головокружение. Маша первый раз в жизни испытала опьяняющее состояние: ей захотелось говарить о чем – нибудь, она не понимая почему стала улыбаться, Брючков отвечал ей тем же. Она рассмеялась, спросила, ей хотелось как – то пошутить над Брючковым, она уже забыла по какому поводу находится здесь.

– А скажите, Леонид Гердович, зачем вас не любит народ?

В шутливой форме Брючков пригрозил:

– Эй, эй, милая Машенька, вы затрагиваете политику.

Маша еще раз рассмеялась, Брючков воспользавшись этим выпил еще пол стакана спирта, закусил бутербродом. Маша настаивала.

– Ну правда, скажите , или вы об этом не знаете?

– О чем ?

– Как о чем ? Вы не знаете зачем вас не любят в народе ?

Брючков начал с ней играть, сделался наивным, на самом деле его профессия научила его не брезгать самой, на вид, глупой информацией.

– В смысле не любит меня народ ?

Маша махнула рукой.

– Вы разыгрываете меня ? Вы же понимаете, что я имею в виду вас, всех чекистов.

Брючков задумался, девочка затрагивала серьезную тему.

– Откуда вы знаете, Маша, что народ не любит нас, преданных Родине чекистов? Ведь вы это не придумали ? Вам об этом кто – то сказал ?

Ничего не подозревая, наивная деревенская девочка выложила все напрямую, как из печки пирога.

– Мой деда Пантелей так говорит.

В лицо Брючкова ударила краска злости, но он нашел в себе силы сдержаться. У него был свой план, но сказанное – взял на заметку. Он решил перейти к делу, положил на руку Маше свою руку. Хоть Маша и была под хмельными порами, все же сообразила, что Брючков замыслил неладное. Она поднялась со своего места, накинула на плечи свою шубу, одела шапку, проговорила:

– Извините, Леонид Гердович, мне пора , извините, я наверное такую глупость вам наговорила, вы обиделись?

Брючков резко поднялся, взглянул на нее глазами голодного, похотливого хищника..

– Может и обиделся, Машенька, но ты сможешь сгладить это.

Брючков схватил ее за плечи. У Маши от испуга широко раскрылись глаза, Брючков своим большим ртом обхватил губы молодой девушки и начал с жадностью сосать их, проталкивая в ее рот свой толстый язык. Маша, ни разу до этого не целованная девушка, начала задыхаться от этого поцелуя, грубые мужские руки стали похабно, до боли хапать ее за груди. Маша застонала, и изо всех сил укусила язык Брючкову, она чуть было не откусила ему язык, он грубо отшвырнул ее на постель, Маша с жадностью глотала воздух. Он опять двинулся на нее и накинулся сверху, сплюнув с языка сгусток крови, прорычал:

– Распрягайся , волчица ! Я тебя сейчас научу как нужно ублажать натуральных чекистов.

Брючков придавил всем своим телом девушку к кровати, она закричала, он ударил ладошкой по ее лицу, девушку затрясло, она извивалась под ним, боясь закричать, чтобы не получить следующую пощечину. Когда его руки уже грубо залезли ей между ног, в дверь сильно постучали. Но Брючков не как не отреагировал на этот стук, ведь он был почти у цели. Но когда за дверями раздался грубый мужской голос, он отреагировал:

– Товарищ капитан ! Товарищ капитан!

Недовольно Брючков крикнул, прикрыв девушке рот ладонью:

– Какого черта ! Кто там ?

– Это я, товарищ Капитан !

– Кто я, болван ?

– Я – старшина Спиридонов, меня к вам Шляхтин прислал.

– Что случилось ?

– Не знаю, но он требует, чтобы вы немедленно прибыли в штаб.

Брючков выругался:

– Вот сука, спокойно бабу трахнуть нельзя.

Выкрикнул:

– Передай, сейчас буду.

За дверью послышались торопливые удаляющиеся шаги. Нехотя, и еще глубоко дыша от возбуждения, Брючков встал на ноги, торопливо застегивая свою ширинку. Маша вскочила с постели и пулей бросилась к двери. Пока она дрожащими от волнения руками искала на двери шпингалет, Брючков проговорил.

– Сама приползешь, на коленях просить меня будешь, чтобы я из тебя сделал бабу.

Маша выскочила за дверь и через несколько секунд оказалась на морозе за углом барака. Здесь она отдышалась, но от того, что она вспомнила как толстый язык Брючкова залез ей в рот, от этого ее стошнило.

ГЛАВА 6

Дед Пантелей проснулся как всегда первым, разбудил братьев Демидовых, они спали на мягких пихтовых ветках, которые они сделали в виде лежака возле костра, было морозно, и еще только рассветало. Подкидывая в костер толстие сухие ветки сосны дед Пантелей спросил:

– Не околели, чертята ?

Разгибая отекшие за ночь ноги отозвался Кузьма:

– Вроде нормально, дед Пантелей .

Митрофан смачно зевнул.

– Если бы не ты, дед Пантелей, мы бы точно околели, я видел как ты ночью подкидывал дров в костер. И когда ты спишь,старый ?

– А нам старикам хватает пару часов, да к тому же в тайге ночью кто – то должен следить за костром, тем более зимой. Нынче волков много.

Охотники на скорую руку позавтракали черствым хлебом, запили горячей водой, которую вскипятили в котелке, положив туда снега, тронулись в путь. Через час рассвело и они наткнулись на стоянку беглецов. Дед Пантелей предупредил братьев взмахом руки , что впереди стоянка. Он был опытным охотником и сразу его нос уловил присутствие впереди беглых людей. Прячась за деревьями охотники приблизились к небольшой поляне. Среди вековых толстых сосен на поляне было множество человеческих следов, в середине поляны еще дымился костер, а возле него был примят снег и повсюду разбросаны сосновые ветки. Людей на поляне не было. Братья спрятались за деревьями, дед Пантелей вышел на поляну один, подошел на лыжах к еще дымившемуся костру, дулом ружья откинул рядом с костром груду сосновых веток, было слышно как он матерно выругался, взмахом руки пригласил братьев Демидовых к себе. Братья, озираясь по сторонам, приблизились к деду Пантелею. Он кивком головы указал на груду веток, по телу обоих братьев пробежала неприятная дрожь от увиденного: под ветками лежало полуобнаженное тело мужчины, он был весь в крови, ягодицы и ляжки были у бедняги вырезаны. Дед Пантелей проговорил:

– Такого вы еще не видели, сынки.

Кузьма поинтересовался:

– Что это с ним, деда ?

Дед Пантелей перекрестился.

– Этого бедолагу прихватили с собой на продукты, у него не было лыж, поэтому они его так быстро разделали.

Митрофан протянул:

– А я смотрю, раны не похожи на те, что получаешь от зверей.

Дед Пантелей нагнулся к окровавленному телу заключенного и перевернул его на спину, проговорив:

– Люди бывают хуже зверей, я в своей жизни насмотрелся на беглых, эти то торопились, поэтому отрезали только мясистые места тела, обычно мы находили полностью разделанные трупы.

На удивление охотников бедняга застонал, он был еще жив. Дед Пантелей обтер ему снегом окровавленное лицо, бедняга открыл глаза, слабо простонал, проговорил :

– Помогите пожайлуста, люди. Ой, мама, больно ! Я Жить хочу, люди …..

Кузьма снял из за спины солдатский вещевой мешок, достал из него небольшую рогожу, служившую ему подстилкой на охоте, прикрыл бедняге обнаженные ноги. В этот момент в далеке прозвучали три выстрела, дед Пантелей выпрямился во весь рост, сказал:

– Калистрат стреляет, его карабин , где – то около реки, видать настигли беглых.

Дед Пантелей повернулся к Кузьме, приказал:

– Кузька, оставайся с раненным, разожги огня, подтащи его поближе, околеет еще, хотя и так не жилец наверное, уж больно жалобно просил помочь, негоже так просто дать околеть, не по христиански это. Мы с Митрофаном к реке двинем, может, помощь нужна.

Дед Пантелей с Митрофаном скрылись в лесу, Кузьма профессионально разжег уже потухающий костер, сделал из веток подстилку, переложил на него раненного заключенного, прикрыл его рогожей. Раненный от боли в ранах, не обращал внимания на лютый мороз, конечности его рук были уже черными и Кузьма не без удивления подумал – и как еще этот человек жив, такие страшные раны, обмороженные руки, любой зверь бы уже помер. Из глаз раненного потекли слезы, он смотрел на Кузьму жалостливыми глазами, слабо с надеждой в голосе, проговорил :

– Я ведь тебя в деревне видел, парень, ты за нашими складами с какой –то девчонкой всегда встречался по вечерам, когда в клубе мусора для ваших баб танцы устраивали. Скажи мне, братишка, я жить буду ?

Кузьма покосился на раненного. Ответил с надеждой в голосе:

– Конечно, выживешь, не переживай. Как звать – то тебя ?

– Иваном, браток, но я слыхал вы ведь охотники нас в плен не берете, на месте стреляете.

Кузьме стало неприятно от этого прямого заявления, он потупил взгляд, ответил:

– Правду говорят, не врут, но тебе повезло, что ты к нам попал, а не Калистрату с его старой гвардией дружков, те долго не церемоняться, выстрелы небось слыхал , видать Калистрат твоих сотоварищей достал. Ты мне вот что, Ваньша, скажи, зачем бежал – то ?

Зэка, жалобно вздохнул, ответил:

– Лохматый и Рог золото обещали.

Кузьма усмехнулся.

– Они же такие, как ты, откуда у них золото, чудак ты человек.

– Лохматый снюхался с кем – то из местных ваших, те ему и сказали, что у вас здесь можно золото мыть.

Кузьма хотел еще поподробнее расспросить Ивана, но не стал, так как из леса на поляну выехали на лыжах все охотники вместе с дедом Пантелеем и Митрофаном. Дед Калистрат еще с края поляны выкрикнул:

– Ну что , Кузьма, жив еще беглый ?

– Жив, деда Калистрат, в деревню его надо, не ровен час, помрет.

Охотники приблизились к костру, Калистрат , не задумываясь , вскинул карабин и выстрелил беглому в голову. Калистрат не целился и поэтому пуля вошла в голову бедняги как – то с боку, он дернулся от боли, его мозг еще работал и перед тем как ему испустить дух, беглый проговорил:

– А ты , парень, говорил, что выживу.

Кузьму охватила ярость, он выхватил нож, сбросил с себя лыжи и кинулся на Калистрата, выкрикнув:

– За что дед ?

Дед Калистрат хоть и был стар, все-же в нем была сила и реакция старого охотника была отменной. Он вскинул свой карабин и успел дулом ткнуть в грудь кинувшегося на него молодого парня, уверенно грубо проговорил:

– Остуди пыл,сынок ! Пристрелю не задумываясь.

Вмешался дед Пантелей:

– Не надо , Кузьма, ничего сейчас не изменишь, что поделаешь , если Калистрат – дрянь человек, о матери подумай, навлекешь беду на всю семью.

В подтверждение последним словам Пантелея, Калистрат добавил:

– Вот именно, упрячут в каталажку самого, тогда узнаешь.

Слова деда Пантелея возымели на Кузьму должный эффект, он беспомощно опустил руки. Калистрат проговорил:

– То-то же, забыл что начальство приказало, чтобы всех кончали, опер. Брючков не любит, чтобы его ослушались.

Калистрат повернулся ко всем остальным охотникам, приказал:

– Пошли, мужики, мы свое дело сделали.

Калистрат сорвал с мертвого беглого бирку, пришитую к тонкой каторжанной тужурке и первым двинулся в тайгу. Дед Пантелей обнял за плечи Кузьму, проговорил:

– Не огорчайся , сынок.

С униженным самолюбием Кузьма ответил:

– Я ведь ему обещал, что он выживет.

Понимаю, Кузьма, видать, такова его участь, прими Господи его душу. Пошли, надо возвращаться.

К Кузьме подъехал брат Митрофан, протянул ему его ружье, улыбаясь подковырнул брата:

– Не плачь по этой твари, он и так бы умер.

Митрофан двинулся в лес за дедом Пантелеем. Кузьма закинул за спину вещмешок и карабин, виновато покосился на труп Ивана, проговорил:

– Извини.

И пошел догонять охотников. Через несколько минут он нагнал деда Пантелея, у того было задумчивое лицо, Кузьма подумал, что дед тоже переживает этот скверный случай, поэтому сказал:

– Спасибо тебе, дед Пантелей.

– За что , Кузьма ?

– За то , что поддержал меня. Я ведь вижу , ты тоже переживаешь о случившемся.

Дед Пантелей усмехнулся.

– Сынок, я об этом даже не думаю, на мне таких грехов больше , чем предостаточно, лагерное начальство нас использует в качестве собак ищеек не один десяток лет, мы в этом деле незаменимы. Просто у меня есть еще совесть и я считаю, что зэки – тоже люди и у них есть такие же права на жизнь, как и у нас, ты не представляешь, Кузьма, сколько у нас люду сидят в лагерях за не понюх табаку. Просто я думаю о другом.

Кузьма поинтересовался:

– О чем, деда ?

– Ты, Кузьма, человек с душой, поэтому тебе скажу.

– Могила, никому не проболтаюсь.

Дед Пантелей горестно, загадочно выдохнул:

– Калистрат ведь не пришил тех двоих.

Кузьма удивился:

– Как это ?

– А вот так , сынок, я ведь трупов не видел и Митрофан их не видел. Калистрат сказал, что они трупы в реку скинули в полынью. И крови на снегу не было, даже лыжи куда-то пропали. Усек ,Кузьма?

– Да ведь лыжи для охотника у нас зимой на вес золота.

– То-то и оно , сынок, не чисто здесь, не чисто.

Ночевать в лесу охотники не стали и вернулись в деревню в два часа ночи следующего дня. Все разбрелись по домам, решив утром доложить начальству лагеря о выполненной работе. Дед Пантелей зайдя во двор своего дома и сняв лыжи, сразу заметил что – то неладное, его не встречал как всегда, верный пес по прозвищу отважный. Пантелей приставил свои лыжи к поленнице, плохое настроение сменилось тревогой. На всякий случай он передернул затвор на своем карабине, в деревне кое – где лаяли собаки, значит кто – то где то не спал. Дед Пантелей, подходя к собачьей конуре, позвал пса:

– Отважный, дорогой , я вернулся.

Собак охотники в погоню не брали по причине того,чтобы преследуемые всегда были застигнуты врасплох . Пес не отзывался, дед нагнулся и, в свете луны увидел, что его пес лежит в конуре, а его лохматая, большая голова разворочена пулевым ранением, сама лицевая сторона конуры также имела три пулевых отверстия. Дед Пантелей вслух проговорил:

– Значит, стреляли из автомата.

На его голос отозвались с крыльца дома:

– Правильно , Пантелей, я лично пришил его как врага народа и тебя пристрелю, если карабин не откинешь в сторону.

В свете луны Пантелей рассмотрел говорившего, это был старшина Спиридонов, в руках у него был автомат. Пантелей не мог понять, что происходит, хотел спросить Спиридонова в чем дело, но услышал за спиной как хрустит снег под чьими-то ногами, он обернулся, увидел пятерых солдат с винтовками. Спиридонов еще раз предупредил:

Бросай карабин, не доводи до греха.

Дед Пантелей спросил :

– Что с семьей ?

– Живы здоровы, пошли , тебя Брючков ожидает.

Пантелей положил карабин возле конуры, в этот момент на него налетели солдаты и начали его избивать прикладами. На шум выскочили его старая жена и внучка Маша с невесткой, Спиридонов на них прикрикнул.

– Назад , выблядки врага народа, всех порешу !

Вся деревня огласилась собачьим лаем и уже через час вся деревня знала, что всеми любимый дед Пантелей арестован, как враг народа и пособник фашисткой Германии, наивно, но это был факт для малограмотных селян.

ГЛАВА 7

Столеров профессионально прицелился топором и резко ударил по березовому полену, разрубил его на две части. После недельной лечебной профилактики со стороны начальника медсанчасти, чувствовал себя намного лучше, Горышев сделал с ним чудо. Столеров разрубил две половинки еще пополам, разрубленные поленья сложил на руку, зашел в санчасть, прошел по коридору к большой железной печи. В печи, потрескивая, догорали сосновые поленья, по больничному бараку распространялся приятный хвойный запах. Из рядом находившейся палаты донесся слабый голос. Столеров сразу понял: новичок все – таки оклемался. Горышев сделал ему операцию сам, новичок прибыл с последним этапом, в плохом состоянии: его сильно почикали ножичком, Горышев сомневался, что он выживет, так как потерял много крови. Горышев, в данный момент, находился в столовой на завтраке, и поэтому Столеров на правах санитара вошел в палату, аккуратно вытирая руки об засаленные штаны. Увидел, крепкого телосложения, новичка, но с бледно – желтым лицом. Столеров подошел к нему, присел на соседнюю кровать, спросил .

– Что, оклемался, бедолага ?

Новичок слабо, через зубы процедил:

– Бедолаги, суки, пидоры, а я стопроцентовый бродяга по жизни.

В голове Столерова промелькнула мысль: неужто, законник перед ним, неуверенным тоном поинтересовался:

– Как величать тебя, бродяга ?

Белые губы новичка тронула надменная улыбка.

– Что, хочешь в кореша набиться ?

– Да, нет. Так интересуюсь.

Новичок усмехнулся.

– Ладно, не грузись, норов у меня такой, для корешей по жизни и братвы – я Антоха Князь, слыхал ?

Столеров не поверил своим глазам, перед ним лежал на больничной койке знаменитый вор, урка всем уркам, знаменитый медвежатник из Одессы. Столеров улыбаясь выдохнул:

– Кто ж не знает Князя, на всех централах только о тебе и базар.

– Не пуржи, о мне уже давно не слыхать.

Столеров согласился.

– Сейчас не знаю, но лет семь назад, базара хватало, век воли не видать.

Князь осадил его:

– Хорош, суши базар. Как самого – то звать ?

– Столер.

– Как положение в лагере, Столер ?

– Да как и везде, лютуют мусора, режем дрянь, голод, холод. Наверное нужно отписать в лагерь о тебе, отпиши, я маляву в лагерь выгоню.

– Не торопись, Столер. Не примет меня братва, я для них скурвился. Если вор воевал, значит , сука, значит рожа автоматная. Мусора это все мутят, войну хотят среди воров разжечь, чтобы мы друг друга перерезали.

Князь тяжело вздохнул, продолжил:

– Скоро все лагеря от этой политики кровью захлебнутся. Кто за лагерем смотрит?

– Сережа Ягода.

Князь удивился.

– Знатный браток, мы с ним давно знаемся, ему сейчас, если память мне не изменяет, около семидесяти. Кто еще из бродяг есть, Лентяй, Парамон, Грозный, здесь ?

– Грозный от чахотки умер еще той весной, остальные здесь.

В глазах Князя сверкнул злой огонек.

– Меня сильно зацепили ?

– Порядочно, ты уже здесь без памяти дней восемь паришься, тебя в полном отрубе еще с этапа приволокли.

– Значит , Ягодка обо мне знает, будем ждать гостей. Ты – то здесь, что? За санитара ?

– Да, тубик у меня.

– Понятно, надеюсь, не кумовой.