Событие восьмое

Кабанов грузно встал из-за стола.

– Пётр Миронович, проходите, присаживайтесь. Чайку организовать?

– А кофе есть?

– Есть и кофе. Индийский. С печеньками? – Директор переложил лежащую перед ним бумагу в правый столбик. Всего столбика было три. Один он, скорее всего, разбирал, в другой попадали подписанные бумаги, а в третий, наверное, укладывались бумаги на более детальную проработку. Классика управления.

Пётр тоже разными начальниками поработал, но вот так не мог. Вечно был бардак на столе. Та самая третья стопка постоянно росла, а потом просто шла в печь. Всё время этого самого времени и не хватало. Для собеседников он оправдывался где-то услышанной поговоркой: «У кого пусто на столе – пусто и в голове». Люди понимающе кивали головами этими самыми, явно не пустыми. Однако сам для себя Штелле изредка уточнял: «А у кого бардак на столе – бардак и в голове». У Кабанова был идеальный порядок.

– Анатолий Яковлевич, давайте с печеньками – и можно туда капнуть чуть-чуть коньячку, для запаха.

– Да запросто, – директор прошёл к шкафу, встроенному в стенку за спиной, и достал с полки начатую бутылку армянского коньяка.

Секретарша принесла на подносе под Жостово две чашки с ужасным рисунком (что-то напоминающее листочки липы с семенами), вазочку с кусковым сахаром (именно с кусковым, а не с рафинированным) и ещё одну хрустальную вазочку с печеньем. Когда все предварительные расшаркивания закончились, и они уселись за небольшой столик в углу большого кабинета, Кабанов хитро посмотрел на Тишкова:

– Я тут дал задание экономистам, чтобы они прикинули, во сколько обойдётся помощь кирпичникам. Озвучить? Стоит того твоя «идейка»?

– А можно просьбу? – отпивая очередной глоток, наклонил голову Штелле.

– Ещё просьбу?

– Пусть экономисты после моего визита посчитают стоимость моих «идеек».

– Ха. Да их несколько? Заинтригован.

– Мне нужно, чтобы нас сопроводили в литейку главный инженер и главный металлург, – кофе неожиданно быстро кончился.

Директор ещё не допил свой, но решительно отставил и, отдав распоряжения секретарше, двинулся вниз по лестнице. На такой же «Волге» с передним жёлтым диваном они доехали до литейки. Пройдя по центральному коридору, пропустили вагонетку с ковшами. Ковши ещё светились изнутри, видно, из них только что перелили алюминий. Подошли к конвейеру. Громко ударяла изложница по отбойнику, и в клубах пара чушка серебристого цвета выпадала под ноги литейщику. Он аккуратно подхватывал её двумя крючками и укладывал в едва начатый штабель. Рядом стоял второй – к нему как раз подъезжала девушка на электрическом погрузчике, чтобы переставить в длинную вереницу таких же штабелей на эстакаде. Там уже и вагон стоял под погрузкой. Всё, как и через сорок, и через пятьдесят лет – разве что крепенького мужичка заменит на время чушкоукладчик, но это чудо техники будет всё время ломаться, и его опять сменит человек. А потом литейку, как и весь электролизный, зятёк алкоголика-«царя Бориса» закроет. В прошлой жизни Штелле, будучи начальником литейного цеха РМБ, принимал участия в решении вопроса долговечности чугунных изложниц. При постоянной эксплуатации конвейера изложницы нагревались, и алюминий не успевал застывать. Тогда их при обратном ходе поливали снизу холодной водой – и изложницы трескались. Правильно, а что ещё чугуну делать, когда его холодной водой поливают? Пётр тогда увеличил живучесть изложниц раза в три и позволил литейке экономить солидные деньги. Почему бы не проделать то же самое на сорок лет раньше?

– Лопаются, – указал Пётр на пропущенную изложницу в конвейере.

– Да, это проблема, – прокричал в ответ главный металлург, – Боремся с ЛМЦ, и всё без толку.

Точно, вот и с ним боролись, пока он не доказал товарищам, что бороться нужно с собственной тупостью.

– Пойдёмте в кабинет к начальнику литейки, – прокричал в ответ Пётр.

Когда все расселись, первый секретарь попросил листок бумаги и написал на нём две формулы из учебника по физике из седьмого класса.

Q = cm (t2-t1), Q = Lm, c – удельная теплоёмкость, для воды она примерно 4,2 кДж/(кгград), L – удельная теплота парообразования, она равна для воды примерно 2250 кДж/(кг). Температура подаваемой воды – 10 градусов. Температура кипящей воды – 100.

– Вставьте значения в эти формулы, – Пётр протянул листок главному инженеру.

Начальник литейки подал тому карандаш. Всё действие заняло одну секунду.

– Четыреста и две с лишним тысячи. Вы хотите сказать, что воду нужно подавать горячей, почти кипящей – и это резко увеличит теплоотдачу, и изложницы не будут лопаться из-за попадания на них холодной воды? – Пётр не знал, как зовут этого седого мужчину, но он был умнее своих потомков на порядок. Там, в будущем, Петру пришлось больше месяца доносить до руководителей эту простую мысль.

– Валера, мать твою, может, ты половину зарплаты будешь первому секретарю отдавать? – грохнул по столу главный инженер, зло уставившись на главного металлурга, – Седьмой класс средней школы! А ведь я недавно депремировал начальника ЛМЦ по твоей докладной.

– Недалеко от нас, в Кушве, есть завод. Не помню, как называется, но точно металлургический. Там льют чугун с шаровым графитом. Из этого чугуна изложницы будут служить ещё дольше. Есть ещё чугун с вермикулярным графитом, из него бы вышло и того лучше. Кажется, его используют для литья блоков цилиндров для больших машин, – в прошлом-будущем именно из него и стали лить потом изложницы, правда недолго – литейку закрыл Дерипаска.

– Пётр Миронович, а можно поинтересоваться – откуда ты всё это знаешь? – молча наблюдавший за всем Кабанов откинулся на стуле и с интересом взирал (именно «взирал») на первого секретаря.

– Сон приснился. Вот Менделееву таблица его знаменитая приснилась, а мне – изложницы, – ну а как ещё объяснить? Пётр думал, как преподнести информацию Кабанову, но ни до чего хорошего не додумался – вот и решил просто отшутиться, – А теперь давайте прогуляемся в чёрную литейку этого самого нелюбимого вами ЛМЦ. Есть у меня и для них пара идеек.

– Тоже приснились? – хмыкнул директор.

– Тоже.

– Прямо руки чешутся, – Кабанов решительно поднялся.

В «чёрной литейке» (не из-за плохого освещения и клубов пыли от песка с глиной, а из-за того, что лили изделия из чёрного металла – чугуна и стали) как раз заливали молотки для дробилок – эти опоки больше ни для чего не применялись. Понаблюдав за искрами и тонкой струйкой металла, компания «начальников» вслед за заливщиком переместилась к другим опокам, узким и длинным. Штелле сразу вспомнил ещё одно своё замечательное рацпредложение. Идею ему подсказали как-то на учёбе в Санкт-Петербурге, но довёл её до ума и получил резкое улучшение качества заливаемых сейчас брусьев из марганцовистой стали для бронировки мельниц уже сам Пётр.

– Я всё увидел! Пройдёмте в кабинет – и технолог мне нужен, – проорал Штелле на ухо директору. В литейке стоял ужасный грохот. Работали пневмотрамбовками формовщики, выбивали литьё обрубщики. Всё, как и через сорок лет. Как домой попал – только люди другие. Те были образованнее, меньше пили, но вот эти мужички и женщины в ватниках – холодно ещё в литейке – точно были трудолюбивее. Не до комфортных условий сейчас. Страна выживает.

В кабинете начальника ЛМЦ на третьем этаже было почти тихо.

– Марганцовистая сталь, или сталь Гадфильда, имеет одну особенность, – начал Пётр, когда все расселись. Обращался он напрямую к технологу, молодому парню с полосой от сажи через всё лицо – явно не отсиживался в кабинете, – Она имеет память. Если вы загрузите в печь бракованную по структуре отливку и переплавите её, то отлитая из неё деталь будет с той самой бракованной структурой. Сталь не будет иметь ярко выраженной аустенитной структуры, и никакими закалками крупнозернистость не убрать. Для молотков нужно варить сталь из стального углеродистого лома и ферромарганца, без марганцовистого лома, и кремний держать на минимуме.

– Думаете? – парень почесал кончик носа, сделав и его чёрным.

– Уверен. И ещё, там очень сильная ликвация, это почти невозможно исправить. Нужно марганца давать с небольшим избытком. Отливки станут чуть дороже, зато гарантированно получим наклёп, – теперь технолог испачкал левое ухо.

– Давайте листок бумаги, я покажу, как правильно заливать брусья, – на протянутом листе Штелле быстренько изобразил опоки, только не с горизонтальным разделением, а с небольшим уклоном в сторону шлакоуловителя и лётки, – Вот так надо переделать опоки, раковины почти уйдут. Всё, товарищи, концерт по заявкам окончен.

На самом деле, проработав в литейке десяток лет, Пётр мог бы наподсказывать этому пареньку сотни идей. Может, ещё и подскажет, но на сегодня уже и так перебор «озарений». И как объяснить Кабанову, где он этих мудрых слов и знаний нахватался?

– Давайте напоследок сходим на модельный участок, – предложил Пётр притихшим руководителям. Молчали люди, переваривали. Один чумазый паренёк, судя по выражению лица, хотел задать кучу вопросов, но не решался.

– Что ж не пройтись, – с хитрой улыбкой махнул рукой Кабанов, – Ещё «идейка»?

– Нет, – честно признался Пётр, – Хочу найти хорошего резчика по дереву.

– Так у нас Яков Лоренц неплохо режет, – выдал желаемую информацию чумазый технолог.

– Ну, веди к нему, – сделал приглашающий жест директор.

В «моделке» стучали молотки, визжала за стеной пила, резало обоняние сочетание запаха краски и казеинового клея. Понятно, до ПВА ещё не доросли. Технолог привёл группу товарищей к верстаку в центре мастерской. На стене над верстаком висел портрет Ленина в красивой резной рамке. Пётр знал этого высокого мужчину – точнее, узнает через тридцать с лишним лет. Знакомство, правда, продлится недолго, через несколько месяцев Лоренц уедет на ПМЖ в Германию. Но пока вот он – молодой, здоровый, но такой же неулыбчивый и неразговорчивый.

Пётр достал из кармана эскизы кухонного гарнитура и протянул ошкуривающему шлакоуловитель модельщику. Тот посмотрел, перевернул листок, видно, ещё какую неприятность ожидал увидеть:

– Красиво.

– У вас здесь можно такую вещь сделать? – поинтересовался первый секретарь, не дождавшись продолжения.

– Сложно. Тут дуб нужен, и морилка хорошая. Станок фрезерный бы не помешал, сильно ускорит работу, – продолжая крутить в руках эскиз, с небольшим акцентом отвечал модельщик.

– А в городе ещё есть резчики хорошие? – разочарованно поинтересовался Штелле.

– За речкой ведь колония есть – там таких умельцев немало. Нарды режут, шахматы, – листок, тем не менее, не отдавал.

– Спасибо, Яков Генрихович, – вспомнил вдруг отчество Лоренца Пётр и протянул руку за эскизом.

– А можно я перерисую? – чуть отодвинул руку «старый» немец, – Я быстро.

– Перерисуй, мы на улице подождём, – и Пётр направился к выходу из литейки. Как-то само получилось. Он-то сотни раз через него выходил, а не знающие этого выхода руководители завода попёрлись к центральному. Только заметив отделившегося первого секретаря горкома, повернули за ним. Пока главный металлург бегал за директорской «Волгой», все молчали, думу думали. Когда появился модельщик, первым к нему шагнул Кабанов и, забрав листок, углубился в его изучение.

– Тоже приснилось? – оторвался он от изучения кухонного гарнитура через пару минут.

– В журнале видел фотографию, румыны делают, – практически не соврал Пётр.

– Что ж, румыны делают, а мы не можем? Я себе тоже такой хочу. Оставь мне листок, поузнаю про дуб да про морилку, ну и про фрезерные станки поспрашиваю, – Директор решительно свернул листок и сунул его в карман.

В кабинете Кабанова опять пили кофе. Остальных товарищей Анатолий Яковлевич не пригласил, сидели вдвоём.

– Отправлю-ка я завтра главного инженера и главного механика на кирпичный завод. Пусть посмотрят там всё хорошенько. Если всё, что ты, Пётр Миронович, рассказал, и вправду сработает – оно того будет стоить. Брус сломается, вся бронировка мельницы высыплется, и потом сотни тысяч рублей на ремонт. Можно десяток погрузчиков купить им. Не расскажешь, откуда эти знания? – Кабанов достал бутылку коньяка и набулькал в стаканы на треть.

– Как-нибудь расскажу. Не сегодня. Да и пора мне, дети дома ждут, – уже стемнело, и рабочий день закончился.

Дома действительно ждали дети. Утром он привёз к себе Машеньку (Вику Цыганову).