Событие двенадцатое

Вика Цыганова сидела за пианино и пела песню. В небольшом зале было несколько стульев. Один из них занимал руководитель симфонического оркестра Дворца культуры металлургов Отто Августович Гофман, второй – руководитель духового оркестра Август Фридрихович Грец, третий – сам директор ДК БАЗа Евгений Яковлевич Глущенко. Пётр зашёл тихонько, чтобы не помешать Вике. Дверь находилась сбоку от стульев, и его появление руководители дворца культуры должны были бы заметить, но этого не произошло. Все трое мужчин слушали, открыв рты, и плакали, даже не утирая слёзы. Просто не замечали их. Десятилетняя девочка Маша пела песню Мартынова на слова Андрея Дементьева «Баллада о матери». Голос у девочки был звонкий и чистый, а четыре с лишним десятка лет, которые провела на сцене Вика Цыганова, позволили этот голос ещё и правильно подать. Может, получалось чуть хуже, чем у певицы Зары – а может, и не хуже, ведь трое взрослых дядек плакали.

«Алексей, Алёшенька, сынок.
Алексей, Алёшенька, сынок.
Алексей, Алёшенька, сынок.
Словно сын её услышать мог».

А потом без перерыва почти Вика грянула «День Победы».

«Этот день Победы
Порохом пропах,
Это праздник
С сединою на висках.
Это радость
Со слезами на глазах –
День Победы, День Победы, День Победы!»

Когда песня закончилась, Пётр решил прервать концерт и захлопал в ладоши. Медленно, как сомнамбулы, трое слушателей повернулись к нему.

– Пётр Миронович! Машенька сказала, что сейчас споёт ваши песни. Эти песни? – первым пришёл в себя Гофман.

Пётр знал его историю, более того – с его дочерью он учился в одном классе. Через два года Отто Августович купит автомобиль «Москвич», набьёт его полный охотниками и перевернётся. Все погибнут – выживет только собака – и симфонический оркестр распадётся. Не найдётся второго такого подвижника. Нужно будет это предотвратить – вот только как? Жизнь в Краснотурьинске теперь ну очень круто поменяется. Может, просто не позволить ему купить машину? Или ещё лучше, прикрепить авто с шофёром?

– Вам не понравилось? Маша, а ты какие песни ещё спела? – обратился он к продолжающей сидеть с поникшими плечами Вике Цыгановой. Устала.

– Все десять.

Да, за последние пять дней они подготовили слова и музыку, пусть пока без всякой аранжировки, к десяти песням о войне.

«Бери шинель, пошли домой». «Нам нужна одна победа» – тоже Булата Окуджавы. «Сыновья уходят в бой» – Высоцкого. «Он вчера не вернулся из боя» – его же. «Мы вращаем Землю» – опять его. «Маки» – нетленка Юрия Антонова. «Колоколенка» – великая вещь Леонида Сергеева. «Баллада о матери» – песня Мартынова на слова Андрея Дементьева. «Журавли» – сумасшедшая вещь Яна Френкеля на стихи Расула Гамзатова, правда, в обработке «Високосного года». «День Победы» – гимн Тухманова на слова Владимира Харитонова.

– Маша сказала, что это ваши песни. Это правда? – подскочил к Петру директор Дворца культуры.

– Маша поскромничала. Она вообще очень скромная девочка. Слова одной из них написал поэт Расул Гамзатов – я её только чуть исправил. У него там про гусей, а я их на журавлей поменял. Остальные стихи мои, а вот музыку мы с Машенькой вместе писали, и тут львиная доля её. Я-то сам нот не знаю, – развёл руками Штелле.

– Пётр Миронович! В это с трудом верится… – начал было Гофман, но его прервали.

– Это правда! Я ведь сама слышала, как папа с Машей песни по вечерам под гитару писали! – набросилась на работников культуры «дочь» Катя, до этого мышкой сидевшая в углу зала.

– Да я не сомневаюсь в авторстве. («А зря!» – мысленно вздохнул Пётр). Просто из этих десяти песен две точно великие, за них вам дадут как минимум Государственную премию. А остальные настолько необычны, что их даже сравнивать не с чем. А «День Победы»! Да нужно половину наших композиторов разогнать. Они такую песню не напишут.

Пётр вспомнил, с каким трудом пробивалась именно эта песня. А ведь сейчас будет ещё хуже! Тогда не пущал председатель правления Союза композиторов РСФСР Родион Щедрин, грудью ложился на амбразуру – так там хоть был известный поэт и фронтовик Владимир Харитонов, ну и Тухманов тоже был членом союза. А кто такой Тишков? Официально ему точно не пробиться. Есть, правда, нюансик: он и не собирается идти тем путём. Наплевать на Москву и корифеев. Мы сначала завоюем народ, а уж потом мэтры сами всё, что нужно напишут. И про самородков, и про таланты из народа. Выбора у них не будет.

С песнями получилось непросто. Скорее всего, часть слов заменена на отсебятину – особенно в песне «Мы вращаем землю». Дак, может, она и не хуже стала, а лучше! Они несколько раз спорили с Викой о том, кого объявлять автором – не хотела Цыганова чужие песни себе приписывать, у неё и своих полно. Полно-то полно, но с ними решили погодить – там почти везде ругают власть, и везде есть упоминание бога. Как воспримут слушатели слова: «С нами бог и Андреевский стяг»? Не прокатит – по крайней мере, для первых песен. Вот и решили, что автором стихов выступит Пётр, тем более что он стихи и так пишет, а авторство музыки разделят пополам. Он-то ведь нот не знает.

– Пётр Миронович, а вы можете другие свои стихи прочитать? – нет, не поверили пока культработники. Глущенко вон как сощурился.

– Да пожалуйста. Из ранних прочту.

Закопали гномы сундуки,
Полные каменьев дорогих,
И теперь их ищут дураки,
Днём и ночью думая о них.

А ещё по свету носит где-то
Птицу счастья – синюю мечту,
И за нею, выдумкой поэта,
Всё бежим мы в сторону не ту.

Карты гномьих кладов не найти,
Не сыскать гнездовья синей птицы.
Хоть полсвета сдуру обойди,
А в силки летят одни синицы.

Закопали гномы сундуки,
И теперь их ищут дураки.

– Иронично. И актуально. Что же вы не публикуете ничего, а, Пётр Миронович? – покивал головой директор.

– А надо? Есть настоящие поэты, члены союза писателей. Думаю, очень далеко мне до Евтушенко.

– Да чёрт с ним, с Евтушенко! Как вы умудрились десять песен за пять дней написать?! Может, продемонстрируете? – это решил вмешаться в разговор руководитель духового оркестра Август Фридрихович Грец.

– Ну, задайте тему. До обеда у меня время есть, а потом совещание с партактивом предприятий, так что не взыщите, товарищи, – взглянув на Вику и получив одобрительный кивок, согласился первый секретарь.

– Ну, не знаю. Про рябину… Нет! Про снегирей. Да, про снегирей. Вон за окном на ветке целая стайка, – Грец указал на заиндевевшие окна. Правильно, стеклопакетов-то нет. Но верх окна был чист от изморози, и через него в самом деле были видны сидящие на ветках снегири.

– Давайте так. Девочки, наверное, проголодались – вы пошлите кого-нибудь за булочками и чаёк организуйте, а мы с Машей пока напишем вам песню про снегирей. Только бумажку мне принесите, стих писать буду.

– Пока мы за булочками ходим, песню напишете? – хохотнул Гофман.

– Именно.

– Ох, не терпится послушать. А можно хотя бы со стороны за этим понаблюдать?

– Да, пожалуйста, только не мешайте.

Когда принесли бумагу, Пётр шёпотом спросил у Вики.

– Я помню две песни про снегирей – Антонова, про войну, и Трофима. Ты какую знаешь?

– Я на юбилее Трофима пела вместе с ним именно эту песню, – девочка захихикала, – Только она не слишком смелая для этого времени? Зато там и про рябину есть. Давай хотя бы заменим «женщиной» на «девушкой любимою». Стой! Есть замечательная песня Виктора Королёва. Это будет из хитов хит.

– Пишем обе. Я Королёва песню не помню, потом слова продиктуешь. Давай с Трофима начнём.

За окошком снегири
Греют куст рябиновый,
Наливные ягоды рдеют на снегу.
Я сегодня ночевал с девушкой любимою…

Там, где Пётр забывал слова, подсказывала Вика. Она же в это время подбирала музыку. Пока директор ДК БАЗа ходил в ближайшую столовую за булочками, они полностью написали текст, и Вика уже не сбивалась в аккордах, тем более что песня была простой.

Вторую песню Вика тихонько напела шёпотом:

Сани с лета приготовь, приготовь, чтоб зимой не опоздать, опоздать.
Ведь с горы на гору хочет любовь, все сугробы разметать.

Припев:
А щеки словно снегири, снегири, на морозе все горят, все горят.
Кто-то снова о любви говорит, уж который год подряд.
А щеки словно снегири, снегири, на морозе все горят, все горят.
Кто-то снова о любви говорит, уж который год подряд.

Мы с тобою все в снегу, ну, и пусть, море снега на двоих, на двоих,
Но не знаю я на вкус губы сладкие твои.

Девочки поели, попили чайку. Тем временем в не очень-то и большую комнату с пианино набилось больше двух десятков человек – все хотели услышать только что написанные нетленки. Пётр спросил зрителей, нет ли среди них гармонистов, и нашлись сразу трое.

– Несите инструменты.

А через пять минут грянули королёвских «Снегирей». Уже второй припев орала вся тусовка, и жгли баянисты, почти разрывая меха. Вещь.

Трофимовским «Снегирям» тоже пытались подыгрывать, но не тот накал – хоть и бесподобная песня.

«Без которой дальше жить просто не могу».

Едва Вика закончила, как все стали хлопать, а из-за дверей потребовали ещё раз спеть. Пришлось прикрикнуть.

– Вы тут что, все с ума посходили? А ну-ка вернулись все на рабочие места, или чем вы там занимались.