6

Несмотря на робкие протесты родителей и уговоры подождать до июля («Перейдете на следующий курс, поженитесь и уедете на море в свадебное путешествие – как хорошо!»), женились в январе, сразу же после экзаменов. «С корабля на бал, – шутила невеста, – главное, в ЗАГС вместо паспорта зачетку не взять, туда штамп не поставят». – «Главное – себя не забудь», – отвечал жених.

Свадебное платье (с одеждой тогда было напряженно, а уж с красивой – так особенно) Инне шила знакомая театральная портниха с чудесным, намертво врезающимся в память именем Конкордия Митрофановна, которое не менее чудесно сокращалось до «Корочки».

– Корочка шила императрицам и княгиням! – гордо хвалила подругу Иннина мать. – Нет, что я говорю! Корочка не шьет, она творит, создает образ! Пилявская и Лаврова одеваются только у Корочки!

Кто такие Пилявская и Лаврова, далекий от театральных кругов Алексей не знал, но по тону без двух минут тещи чувствовалось, что это весьма достойные женщины, прекрасно разбирающиеся в моде, знающие толк в одежде, и что абы у кого они одеваться не станут.

– Корочка может выправить любую фигуру! Живот уберет, грудь создаст, талию поднимет…

– Ну уж нашим дочерям, слава богу, выправлять нечего, – подал голос без двух минут тесть. – У них все на месте, наша порода.

– Ваша порода – полтора урода! – язвила без двух минут теща. – Дочери в меня такие красавицы…

Любой разговор родители Инны превращали в мизансцену, маленькое театральное действие. Поначалу это забавляло Алексея, но скоро приелось и даже стало немного раздражать. Создавалось ощущение ненатуральности происходящего, и вообще не было понятно, когда они шутят, а когда говорят правду. Взять хотя бы историю со свадебным платьем. Похвалы Корочкиному мастерству, возносимые Инниной матерью при каждом удобном случае, настолько заинтриговали Алексея, что ему не терпелось увидеть это чудесное платье, которому, по выражению без двух минут тещи, «позавидовала бы любая женщина современности». Инна, добрая душа, сжалилась и за два дня до свадьбы показалась жениху в только что полученном платье (заваленная заказами Корочка тянула до последних дней, но успела-таки). Под конец дефиле явились родители Инны.

– Ты что?! – с порога начала мать, увидев за спиной дочери без двух минут зятя. – Ка-а-ак можно показываться жениху до свадьбы в платье?! Это не к добру, совсем не к добру! Боже мой! Что теперь делать?! Ка-а-ак все исправить?! Инна, ну ка-а-ак ты могла?!

Сокрушалась она картинно, с заламыванием рук, страдальческими вздохами, прижиманием ладоней к груди и т. п. Алексей сначала удивился – какие глупости, но потом немного испугался – вдруг в этом запрете что-то есть. Инна тоже выглядела растерянной и смущенной.

– Воды! – голосом умирающей королевы потребовала без двух минут теща, рухнув (не опустившись, а именно рухнув) в кресло.

Муж тут же поднес ей стакан на большой тарелке, призванной играть роль подноса. Она медленно выпила воду, усмехнулась и сказала:

– Впрочем, глупости все это. Главное, чтобы вы любили друг друга…

– И умели прощать! – вставил без двух минут тесть. – Ну-ка, невеста, возьми жениха под руку и пройдитесь туда-сюда.

Жених и невеста с готовностью подчинились.

– А вы друг другу подходите, – «сделала открытие» без двух минут теща. – Подол, кстати, не мешало бы слегка подобрать…

Глядя на нее, невозможно было представить, что эта улыбающаяся женщина пять минут назад выглядела напрочь убитой горем. Вот зачем, спрашивается, надо было устраивать сцену в трагическом ключе, недоумевал Алексей, не догадываясь о том, какую сцену ему предстоит увидеть завтра. Даже не увидеть, а стать участником.

7

Инга стояла у входа в аудиторию, чуть в стороне, чтобы не мешать проходящим. Девушки бросали на нее короткие, зачастую неприязненные взгляды – откуда свалилась на нашу голову эта красотка? Парни смотрели с интересом, некоторые даже останавливались и пытались завязать знакомство, но Инга не шла на контакт – молчала, смотрела на кандидата в собеседники, как на пустое место. Кандидаты сникали и отваливали. Некоторые оглядывались на ходу, надеясь, что она может передумать. Таким надеющимся Инга показывала кончик розового язычка. Оставь надежду, всяк мимо проходящий…

– Гляди – какая валькирия! – восхищенно выдохнул Борька. – К кому это она пришла, хотел бы я знать?

Сравнение было подобрано точно. Инга и впрямь выглядела скандинавской девой-воительницей. Высокая стройная блондинка с классически прямыми чертами лица и решительным взглядом. Короткая дубленка выглядела кольчугой, а узорчатая вязаная шапочка – шлемом. А вот Инну никто бы не назвал валькирией. Скорее уж русалкой, Лорелеей.

– Ко мне! – ответил Алексей, ускоряя шаг.

– Прости, не знал! – Борька тоже прибавил ходу. – Восхищаюсь и завидую!

– Это сестра, – пояснил Алексей.

Даже за пятьдесят метров он мог отличить Инну от Инги. Даже со спины. Сердце не екнуло и не забилось быстрее, значит – Инга.

– Познакомь! – загорелся Борька.

– Запросто!

Бедный Борька. Инга едва скользнула по нему взглядом и таким ледяным тоном сказала «Очень приятно», что Борьку как ветром сдуло.

– Что-то случилось? – обеспокоился Алексей, сначала решивший, что Инга пришла к нему в институт по какому-то вопросу, касающемуся подготовки к свадьбе.

– Что-то может случиться, – туманно ответила Инга. – Ты уже «отстрелялся» или… Нет? Тогда поторопись… Есть важный разговор. Все хорошо, не волнуйся, а то еще «банан» получишь.

Алексей «отстрелялся» быстро, и четверти часа не прошло. Вошел в первой тройке, взял билет и сразу же сел отвечать. Доцент Дробышев, знавший о том, что студент Кудрявцев в субботу женится (слухом земля полнится), выслушав ответ на первый вопрос, взял зачетку, поставил «отлично», многозначительно заметил, что главный экзамен еще впереди, и пожелал счастливой семейной жизни. Сам Дробышев был в некотором роде легендой – четыре развода в анамнезе, пятая жена из бывших студенток, четверть века разницы. Студентам было непонятно, что девушка могла найти в лысом, плюгавом, кривоногом, скучном пятидесятилетнем доценте. Анька Строкова, потомственная гадалка-ворожея и по совместительству первая дура на факультете, утверждала, что Дробышев умеет привораживать женщин. «Я когда рядом с ним прохожу, у меня все чакры вибрируют», – говорила она, гордо оглядывая однокурсниц, обладавших менее чувствительными чакрами.

Инга предложила прогуляться по Бульварному кольцу. Алексей согласился. До «Павелецкой» шли молча. Алексей терялся в догадках – что случилось? Появилось какое-то тревожное предчувствие. Он то и дело поглядывал на Ингу с нетерпением, с любопытством, но Инга, казалось, не замечала его взглядов. Шла, глядя прямо перед собой, как будто гуляла одна.

– Как Инна? – спросил Алексей, когда они ждали поезда.

Молчать дальше он не мог, весь извелся.

– Вся в предвкушении, – ответила Инга и усмехнулась каким-то своим мыслям.

Пока ехали до «Тверской», Алексей придумал подходящее объяснение происходящему. Разумеется, Инга переживает за сестру, беспокоится, правильный ли выбор она сделала. В конце концов, пять месяцев – не такой уж и большой срок. Для них с Инной большой, им кажется, что они знают друг дружку с рождения, но у них – любовь, а со стороны все кажется иначе. Наверное, Инга решила поговорить с избранником сестры по душам. Расставить точки над «i», ну и вообще – выяснить, понять, успокоиться. Разговор предстоит сложный, вот она и тянет время, собирается с мыслями. Милая Инга! Какая же она все-таки смешная! И трогательная! Хорошо иметь такую сестру. Инне определенно повезло. И вообще хорошо, когда есть брат или сестра. Алексею, единственному ребенку в семье, очень не хватало братишки или сестренки. С одной стороны, ни с кем не приходится делить родительскую любовь, с другой – скучно. Опять же, с братом или сестрой можно обсуждать то, что не обсудишь ни с родителями, ни с приятелями.

«Уж не Инна ли попросила сестру поговорить со мной?» – подумал Алексей, но тотчас же отогнал эту мысль – нет, Инна, имей она какие-нибудь сомнения, не стала бы прибегать ни к чьей помощи. Не те у них отношения, чтобы вносить ясность через посредников. Это Инга сама решила…

Около «Макдоналдса», несмотря на мороз и разгар рабочего дня, змеилась длинная-предлинная очередь. Часа на два, если не на три, прикинул наметанным взглядом Алексей. В феврале прошлого года, на третий день после открытия, они с однокурсниками (пришли приобщаться к капиталистическим ценностям всей группой) отстояли пять с половиной часов. Очередь была не в пример длиннее, да и люди внутри по первому разу обалдевали с непривычки и задерживались надолго. Сейчас многие уже привыкли, перекусят наскоро, запьют кока-колой и выходят.

– Может, зайдем куда? – предложил Алексей. – Тут, на Бронной, есть одно симпатичное кафе. Кооперативное…

«Кооперативное» тогда было показателем качества, обещавшим чистые скатерти, не просто съедобные, но и вкусные блюда и вежливое обслуживание. Само собой, и цены у кооператоров были выше, чем в государственном общепите.

– Лучше пройдемся, – отклонила предложение Инга. – На ходу разговаривать легче.

«Легче? – удивился Алексей. – Значит, разговор предстоит тяжелый? О чем?»

Дальше мучиться неопределенностью не пришлось, потому что Инга заговорила.

– Тебе нравится моя сестра? – с каким-то непонятным вызовом спросила она.

– Очень, – ответил Алексей. – Иначе бы не женился.

– Почему? – сразу же последовал вопрос.

– Трудно сказать, – замялся Алексей. – Знаешь, раньше, когда мне встречались девушки… Ты не подумай, пожалуйста, что я какой-то донжуан, просто иногда же встречаются девушки, на которых обращаешь внимание…

«Что-то не то я говорю», – мелькнула мысль.

– Так вот, раньше, с другими девушками, все было иначе. Я задумывался над тем, почему они мне нравятся, и приходил к выводу, что на самом деле они мне не нравятся… Ну, в общем, я хочу сказать, что когда любишь, то не задумываешься над тем, почему любишь. Просто любишь – и все.

– Как у тебя все просто! – передернула плечами Инга. – Я так поняла, что Инна у тебя – первая любовь?

– Если серьезно – то да! – убежденно ответил Алексей. – Инга, а можно спросить – к чему весь этот разговор?

– А если несерьезно? – Инге явно хотелось задавать вопросы, а не отвечать на них.

Снег вкусно и ритмично скрипел под ногами. Крррум-крррум, крррум-крррум. Алексей вдруг подумал, что Инна, в отличие от Инги, сейчас непременно прошлась бы так, чтобы получилась какая-нибудь бодрая мелодия. Впрочем, на то она и музыкант.

– Ну, если несерьезно, то впервые я влюбился еще в детском саду, – Алексей улыбнулся воспоминаниям о том детском чувстве. – Дай бог памяти, в каком это году…

– Расскажи! – потребовала Инга.

Алексей не очень любил, когда с ним разговаривали приказным тоном, но решил не придавать этому значения, списал тон Инги на волнение.

– Ее звали Изабелла, она приехала посреди зимы откуда-то из Средней Азии, отца перевели служить в Москву, он был военный, и угощала всех детей сушеной дыней. Я впервые в жизни попробовал сушеную дыню. Это было так вкусно, что я сразу же влюбился…

– В дыню? – усмехнулась Инга.

– В Изабеллу. Кажется, все мальчики в группе в нее влюбились. Всем понравилась дыня.

– Вы устраивали битвы? Сражались за ее внимание?

– Не помню, но, кажется, обошлось без битв, да и вся любовь заключалась в том, что мы не дергали Изабеллу за косички и уступали ей игрушки. Соперничества как такового не было. Было всеобщее обожание. Изабелла его умело поддерживала среднеазиатскими традициями. Каждую неделю ее мама приносила какое-нибудь угощение…

– Путь к сердцу мужчины лежит через желудок!

– Так точно! – улыбнулся Алексей.

– Какие же вы все, мужики, примитивные! – с неприкрытой злостью выпалила Инга. – Все у вас через желудок да через другие места!

– Ты что? – опешил Алексей, совершенно не ожидавший подобного ответа. – Инга, какая муха тебя укусила? Что-то случилось?

Алексей остановился посреди бульвара, Инга тоже остановилась. Он попытался заглянуть ей в лицо, но она отворачивалась. С какой-то из лавочек (даже в мороз на них днем сидят особо закаленные или очень тепло одетые люди) довольно громко высказались относительно того, что милые бранятся, только тешатся. Алексей взял Ингу за плечи и развернул ее лицом к себе. Маневр оказался неожиданно легким, потому что Инга не стала сопротивляться. Более того – развернувшись, она обняла Алексея за шею и стала покрывать его лицо жгучими, влажными поцелуями.

– Мой!.. Глупый!.. Не отдам!.. Мой!.. Мой!.. Мой!.. – ожесточенно шептала она между поцелуями. – Глупый!.. Мой!..

Алексей растерялся настолько, что впору было решить, будто все происходящее ему снится. Пришлось даже слегка прикусить губу для того, чтобы понять, что это не сон. Шапочка Инги упала на притоптанный снег, сумка сползла с плеча и повисла на согнутой руке, мешая обнимать Алексея. Инга на мгновение опустила руку, чтобы освободиться от помехи. Алексей воспользовался этим обстоятельством, высвободился из объятий и отступил на шаг назад, выставив руки перед собой. То был не оборонительный, а сугубо успокаивающий жест, но Инга истолковала его по-своему.

– Не бойся, я не кусаюсь! – зло сказала она.

– Я не боюсь, я…

– Что?!

– Удивляюсь, – Алексей ляпнул первое, что пришло на ум, но не очень-то и ошибся, потому что это слово характеризовало его состояние как нельзя лучше. – Инга, что происходит?