Битва за лес

Грязь. Дождь. Холодный ветер. Унылая степь кругом. Низкие серые тучи. Серая даль. Серая дорога под ногами. Жалкая вереница мокрых деревьев по краю дороги. Гниющие листья.

Медленно движется по дороге армия зла. Разбрызгивая лужи, размазывая грязь, плюясь и ругаясь, натыкаясь на спины передних, падая под ноги задним, обсасывая припрятанные кости, бросая злобные взгляды на командиров и тоскливо оглядывая дали, кутаясь от ветра или подставляя потные шеи моросящему дождю, страдая от усталости и неистребимого голода, с ненавистью ко всему миру шагают сотни троглодитов. У Малиновой Пади армию нагнали городские вороны, их было так много, что они закрыли полнеба своими чёрными крыльями. Здесь же дожидались волки, сбежавшиеся из окрестных степей в надежде на богатую добычу. В этом маленьком чудесном лесочке троглодиты устроили долгий привал. А когда они ушли, Малиновой Пади больше не стало: остались только пеньки, кучи золы, яма не месте родника, у которого не нашлось столько воды, чтобы хватило всем жаждущим, и разорённый, стоптанный малинник, в котором по-осени ягод и быть не должно, а всё-таки надо было. Ночью огласилось это место скорбными криками какой-то птицы, чудом оставшейся в живых. Долго кричала птица, призывая кого-то, а потом улетела в луга, оплакивая свой потерянный мир.

Троглодан Борк пересчитывал своих солдат на каждом привале – ему это доставляло удовольствие. Это было и полезно, чтобы знать, на сколько голов уменьшился отряд за время похода. По дороге троглодиты то и дело грызлись между собой, оставляя на обочине упавших сородичей. Если те не могли подняться, их полагалось добивать. В конце колонны мертвецов собирали и складывали на повозки. В Малиновой Пади солдаты чуть не убили Гхона, которого Борк назначил хагантом, как обещал. Но быть младшим офицером у троглодитов – опасная должность: заставить подчиняться их можно только силой, и горе тому хаганту, который окажется слабее своих подчинённых. Так и произошло с Гхоном.

– Я должен наказать кого-то, – сказал Борк провинившимся солдатам. – Ты. И ты. Что мне с вами сделать? Ну, что скажете?

– Не я начал, – попытался возразить один, а второй промолчал.

– Знаю, что не ты! – воскликнул Борк и рассмеялся. – Но мне не нравится твоя морда. Думаешь, я забыл, как ты ударил меня на выборах? Надо отбить у тебя желание стать троглоданом. Ещё я прибавлю тебя, – он указал на троглодита, выделявшегося среди других ростом и толщиной шеи.

– Почему я, троглодан! – испугался тот и попятился.

– Взять их! – приказал Борк своим телохранителям.

Солдаты были жестоко выпороты, а Гхон разжалован в саки (так троглодиты называли адъютантов-прислужников) и в таком качестве сразу получил посильное дело – перевязать троглодану больную ногу. Жёсткая тугая повязка и прилаженная поверх сапога деревяшка давали возможность Борку передвигаться почти безболезненно. Нога быстро заживала – видно, Мохон нечаянно вправил сустав, когда, желая поиздеваться, пинал Борка по больному месту. И двух недель не прошло со дня выборов, новоиспечённый троглодан ещё не привык равнодушно принимать все радости власти; он приказал солдатам поставить себя на ноги, хотя мог бы и сам подняться с пенька. Презрительным взором осмотрев своё отдыхающее воинство, Борк удалился в троглоданскую палатку и прилёг. Два телохранителя встали у входа.

В Малиновой Пади армия отдыхала до вечера. Солдат ожидал ночной марш, следующая остановка – лещанская деревня. В этот лесок наместник стягивал последние силы. Под вечер пригнали колонну новобранцев и подвезли клетки с гигантскими змеями. Чудовища имели по две головы (вторая – на месте хвоста), их тела были сплошь покрыты костяными пластинами. Мутанаками звались они. Водились они в пещерах Тибета. Издавна мутанаки и троглодиты использовали друг друга в пищу. Теперь же змеев приручили, откормили, заставили повиноваться приказам и привезли на чужбину. Десять клеток с этими тварями стояли посреди дороги.

В Малиновую Падь стремились и бесы, шнырявшие в этих местах. Сюда же притащился и Смерв, злой, растерявший вдали от повелителя свою мощь. Наместник милостиво принял его и вновь наполнил темной силой чёрную душу.

На закате местность огласилась криками офицеров и щёлканьем бичей. Войско вытягивалось на дорогу. Заскрипели деревянные, обитые медью колёса. Зацокали копыта чёрных коней, затопали и зашаркали по дороге тысячи троглодитских сапог. Наместник ехал впереди колонны в окружении своей гвардии. Закованные в сталь железные люди, все верхом, мрачно смотрели вперёд, сдерживая коней. Полем двигались стаи волков. В посадках шелестели крылья ворон: одни перелетали с дерева на дерево, а другие кружились над колонной.

Ночью стало ветрено. В разрывах между тучами виднелись тусклые звёзды. Низко над горизонтом висела тощая луна. Наместник так рассчитал время, чтобы в глухой предутренний час ударить на лещанскую деревню. Перебить сонных людей, разорить деревню и закрепиться на опушке леса. Поэтому не будет у солдат отдыха до рассвета, а там пусть сами добывают себе пищу на завтрак и крышу над головой.

В полях ещё хозяйничала ночная темнота, когда войско обнаружили соколы.

Высоко взлетел Ветерок, чтобы первым увидеть встающее солнце и порадовать свою подругу Пернатку свежей дичью, если какая-нибудь ранняя мышка-полёвка тоже выйдет встречать рассвет. Крошечное птичье сердце ликовало от счастья, которым природа наделила каждое живое существо – это наслаждение жизнью, ежедневная радость встречи с солнцем, с ветром, с облаками, с зелёным миром вокруг. За ночь ветер разогнал серые тучи, утро ожидалось солнечное, а что может быть приятнее для поющей души, чем первый солнечный луч? Ветерок увидел, как порозовела кромка высоких слоистых облаков, и с победным криком ринулся ввысь. Быстрые крылья несли его всё выше и выше, пока он не увидел за далёким горизонтом сверкающий золотой край. В глаза ему ударил ослепительный луч, и сокол закружился, распластав крылья, купаясь в этом волшебном сиянии.

А снизу донеслись крики Пернатки. Она звала на помощь. Ветерок начал снижаться, чтобы увидеть подругу на фоне тёмной земли. А когда увидел, то сложил крылья и камнем ринулся вниз. Пернатка отбивалась от целой стаи ворон. Они окружили её со всех сторон, не давая возможности подняться выше, и хотя не могли соперничать с ней в скорости, но преимущество в силе было явно на их стороне. Вороны давили сверху, а Пернатка металась в темноте и невольно опускалась всё ниже.

С яростным свистом Ветерок упал на жирную ворону, вонзил в неё когти, и клювом разорвал перья. Выпустил окровавленную тушку и ринулся на другую ворону, потом на третью. Чёрные птицы в ужасе разлетелись, и Пернатка взмыла вверх. У неё было повреждено крыло, но, к счастью, не очень сильно, и соколы понеслись прочь, с каждым взмахом набирая высоту. Опомнившись, вороны бросились было в погоню, но быстро отстали и откуда-то снизу злобно обкаркали счастливую пару.

– Откуда бы взяться воронам в наших краях – этим противным толстухам с кучи гнилья? – подивился Ветерок, восхищённо глядя на Пернатку.

Пернатка, даже раненная, не потеряла своей грациозности. Еле заметно она припадала на правое крыло, её полёт приобрёл какую-то необычную пластику. И даже злость на ворон бессильна была отвлечь Ветерка от мысли, как прекрасна его подруга.

– Это война, Ветерок! – горестно ответила она. – Там, на дороге, целое войско. Скорее предупреди лес! Лети!

– Я не оставлю тебя!

– Не бойся за меня. Спеши! Никто не доставит страшную весть быстрее тебя.

– Да хоть что! – вспылил Ветерок. – Не оставлю тебя, и всё тут!

– Ладно, – обрадовалась Пернатка. – Летим вместе!

– Разве я тебя обгонял когда-нибудь!

Они понеслись изо всех сил. Солнце светило им в глаза. Свежий западный ветер помогал им. И они успели – вовремя принесли весть лещанам, а потом разбудили весь лес и подняли на ноги Григория в его лещинных хоромах.

– Мой господин, нас обнаружили! – сварливо воскликнул Смерв. – Проклятые птицы разнесут весть по всей округе. А ведь я советовал тебе поторопиться. Мы могли бы напасть и в полночь.

– Повелитель! Твоя чёрная гвардия захватит деревню с первыми лучами солнца. Только прикажи, – предводитель железных людей, Бесмельд, положил руку на меч, и за его спиной послышался звон оружия.

– Поздно, – возразил Смерв. – Тебе не догнать перепуганных людишек, которые как зайцы разбегутся по лесу, бросив свои дома.

– Я догоню и зарублю кого угодно, даже тебя, колдун.

– Я знаю, ты сказал не подумав, князь. Но негоже спорить у ног нашего повелителя и на пороге войны. В лесу ты сам узнаешь, много ли стоит твоя наглость, там тебе не сойдёт с рук пустое бахвальство. – Советник позволил себе приятную гадость – вселить в разум собеседника неуверенность, даже если нет никаких причин для чёрного пророчества – и интонация его изменилась, будто он получил минутное удовольствие.

– Моя наглость против твоей лживой хитрости – хорошее средство для моего господина. Ибо ты предал многих на твоём веку, Смерв.

– Я тебя самого предал злу, разве ты не рад? Я наполнил злом твою душу и души твоих воинов. И если б не я, то чем бы ты отличался от презренных лещан?

– Я ненавижу людей. И ты сделал ошибку, что сравнил меня с ними. – Бесмельд говорил медленно и ровно, по-привычке опытного полководца не отрывая глаз от лежащего впереди пространства, но теперь он метнул на колдуна ненавидящий взгляд.

– Знаю. Как знаю и то, что не в твоей власти наказать меня за мою ошибку, – мрачно ответил Смерв.

Он ехал на коне, чёрном, как ночь, но конь не чувствовал седока. Тусклые латы, чёрный щит и шлем на его голове были всего лишь зыбким образом, миражом. Реальными были только глаза – жгучие и глубокие, казалось, они пожирают всё вокруг.

– Ночь кончается, – продолжал Смерв. – Почему медлит мой господин? Деревня близко. Отправишь ты в атаку свою чёрную гвардию, или прикажешь надвинуться всем войском, дабы устрашить врагов и отнять у них волю?

Наместник промолчал. Ему нравилось, когда его слуги грызлись между собой. Ненависть царила в его войске. Ненависть гнала солдат на войну, заставляла жить для повелителя и умирать за повелителя, который ненавидит их всех одинаково. Ненависть питает душу солдат, служит источником силы и невероятной живучести троглодитов. Попробуй выжить среди ненавидящих тебя собратьев, и увидишь, чего ты стоишь в этом чёрном мире. Доброта здесь не ценится, ей просто нет здесь места. Слабые и трусливые умирают в первый же месяц службы. Даже хитрость не так полезна здесь, как грубая физическая сила; с помощью хитрости можно иногда отомстить за обиду, но невозможно одной лишь хитростью добиться чего-то большего. Вот почему командиры троглодитов – это крупные особи с тугими мускулами и крепкими лбами, безмерно грубые и наглые, безмерно отчаянные и столь же безмерно преданные злу. Их повелителя это очень устраивает. И ещё, мало у кого из наместников Адда есть столь же мудрый советник, как Смерв, и такой воевода как Бесмельд – прославленный полководец, разоривший на своём долгом веку не одну провинцию.

– Приказывай, господин! – настойчиво советовал Бесмельд. – Медлить негоже, ибо, даже если там некому защищаться, мы должны помешать противнику увезти добро. Вели атаковать, пока ещё не поздно!

– Прислушайся к моему совету, господин! – возразил Смерв. – Вели развернуть всю армию. Пусть враги увидят твою силу. И пусть бегут в лес, ибо не жалкие лещане нужны нам, а лишь один враг. И быть может, устрашённый твоей мощью, он оставит убежище и бросится в степи. В степях поймать его будет легче.

– Глупость сказал ты, колдун, – ответил ему Бесмельд. – Не думаю я, что в степях поймать врага будет легче. Разве только окружить весь лес, но для этого не хватит у нас солдат.

– С этой задачей справятся малые патрули. И не везде надо ждать мальчишку, а только на северной и восточной окраине леса. Куда ещё отправит его Григорий? Только на восток.

Страж резко натянул поводья. Его конь вскинулся от боли, попятился, мотая головой, и застыл. Бесмельд привстал на стременах, и с поднятой рукой обернулся к воинам. Послышалось ржание коней и крики командиров. Отряды останавливались, налезая один на другой. Троглодиты огрызались, очнувшись от полудрёмы, поднимали головы и озирались по сторонам. Крайних выталкивали на обочину, то тут, то там вспыхивали перебранки и потасовки. Армия встала. Вороны расселись по деревьям, волки обступили колонну, разглядывая солдат голодными глазами.

Наместник принял решение. Он приказал немедленно отрядить силы для патрулирования местности. Троглодиты-охотники и следопыты, разделившись на небольшие группы, двинулись в разные стороны. Они получили запас на несколько дней, остающиеся смотрели на них с завистью. Войско сошло с дороги. Было приказано строиться по отрядам. В сторону леса выдвинулся авангард – новобранцы и солдаты-погонщики. Волки и вороны разделились, некоторые отправились с патрулями, а другие присоединились к авангарду (эти первыми получили добычу, когда новобранцев стали косить стрелы лещан).

Страж напустил тумана, небо обложили грозовые тучи, солнце померкло. Под блеск колдовских молний солдаты врывались в распахнутые двери домов и амбаров, вскрывали погреба и рвали слюду на окнах. Опьянённые лёгкой добычей, новобранцы старались набить животы и карманы до подхода основной орды. Кто-то набрёл на дом пасечника и лихорадочно наполнял баклаги тягучим мёдом, пока рядом не обнаружились бочки с медовухой. Крепкий медовый напиток ударил в голову, и некоторые новобранцы схватились с подоспевшими солдатами, блеснули ножи и послышались вопли раненых.

Опоздавшие в поисках добычи бросились к ещё не тронутым домам у самого леса. Тут их и встретили стрелы лещан. Зарвавшихся новобранцев словно косой скосило. Уцелевшие попытались спрятаться за домами, но крыши, покрытые соломой, дружно запылали, и устрашённые вояки откатились назад. Там их встретили погонщики. Получив подкрепление и напутствие ударами хлыста, новобранцы вновь бросились вперёд, некоторым удалось добежать до деревьев, но не все они пережили свой первый бой.

Половина деревни горела. Троглодиты спешили обшарить и разграбить пылающие дома. Раздуваемый ветром огонь перекидывался с одной крыши на другую. Обоз разместили на вечевом поле, подальше от пожара. Сюда сносили всё ценное и съедобное, что не смогли вывезти лещане. Продуктов набралось порядочно, и начальник обоза радостно потирал руки. Здесь же начали сооружать чёрный бархатный шатёр для наместника. Рабы-мастеровые гладко обтесали сосновые стволы, врыли их в землю и начали навешивать тяжёлую ткань. И тут засвистели стрелы – это несколько лесных смельчаков пробрались под покровом дыма к самому центру родной деревни. Начальник обоза поспешил укрыться под телегой, и на ноги ему рухнул троглодит со стрелою в сердце.

Но с левого фланга в деревню уже входили новые отряды. Солдаты Борка врубились на опушку леса и увидели спины лещан. Неопытные троглодиты заорали, люди обернулись и осыпали их стрелами. Лещанам грозило полное окружение, их предводитель свистнул, и они кинулись врассыпную. Борк подтянул своих и бросился в атаку, но застал только качающиеся ветки. Преследовать противника в лесу было бы безумием, и обозлённые, лишённые добычи троглодиты отступили в пылающее село.

Когда удалось потушить огонь, привести в порядок перемешанные отряды, организовать дозор и развернуть обоз, Бесмельд послал гонца к наместнику. Страж медленно въехал в деревню, оглядывая следы разорения. В чёрном шатре тотчас устроили военный совет.

Страж долго слушал двух своих ближайших советников и распорядился пока что закрепляться на пепелище.

– Мальчишка сам выйдет из леса, нам надо только подождать, – убеждал его Смерв.

Все думали, что противник затаится в глубине леса и не посмеет даже нос высунуть. Дозорные обшарили окрестности и, не обнаружив ни одной живой души, укрепили уверенность начальников в якобы уже одержанной лёгкой и полной победе. Только Бесмельд позаботился об охране, он приказал двоим троглоданам распределить своих солдат по скрытым лесным засадам. Одним из них был Борк. Его троглодиты вместо буйного грабежа получили нудную работу дозорных, а вместо уютных нар – холодную лесную подстилку у корней негостеприимных деревьев под проливным дождём. Не удивительно, что они были недовольны.

Остальные солдаты в течение дня и следующей ночи возводили бараки, склады и мастерские, растаскав на брёвна лещанские избы и вырубив ближайшие деревья, а потом отдыхали, кто в бараках, а кто на свежем воздухе, греясь на солнце, которое выглянуло ближе к полудню.

Этих разомлевших от тепла троглодитов в первую очередь настигла месть лещан. Всего-то четыре дюжины лучников Никиты Андреевича внесли страшный переполох в лагерь захватчиков. Потом, после боя, в лесу обнаружили полсотни убитых троглодитов, а уж как они проворонили врага, так и осталось тайной. Только вдруг с пригорка посыпались стрелы, забегали и заорали отдыхающие солдаты, и запылали недавно отстроенные бараки.

Дальние отзвуки рогов подняли Борка с топчана, на котором он бессовестно храпел в своём шалаше, пока солдаты несли дозор, скорчившись на земле.

– Что такое! – гаркнул он в разинутые рты телохранителей.

– Рога трубят сбор, – ответил один, втянув голову в плечи.

– Троглодан, наши бегут в деревню! – сообщил подбежавший следопыт.

– Всех заворачивай сюда! – распорядился Борк. – Бежать строем!

Среди сосен показались солдаты, самовольно оставившие позицию, они торопились на битву. Борк разослал их в разные стороны, чтобы поскорее собрать весь отряд.

– Надо бы послать гонца в деревню, – зевая, предложил Гхон.

– Заткнись! – рявкнул на него троглодан. – Эй, Поро, беги в деревню, узнай там, что у них. Живо! – Длинноногий телохранитель сорвался с места. – Поднимите стяг! Готовьтесь к драке все.