Я стоял в стороне, и от услышанного разговора у меня под шапкой шевелились волосы. Я проклинал себя. Как я не догадался о настоящей сущности Чистякова и близнецов? Надо было уже давно под гипнозом выведать у них все их тайны. А я всё колебался, всё думал, что мне это только мерещится, что, мол, я возвожу на людей напраслину. Да, недостаёт мне жизненного опыта, плохо я ещё разбираюсь в людях.

Между тем Чистяков, слушая Булькина, не перебивал его. В конце разговора он только спросил:

– Прежде чем обсуждать с вами деловое предложение, я бы хотел знать, какими активами вы ещё владеете. Может быть, вы сейчас сидите тут передо мной, строите из себя фраера, а на самом деле у вас за душой нет ни копейки? Или всё-таки что-то есть? Выкладывайте.

Булькин замялся. По нему было видно, что он не хочет раньше времени раскрывать свои секреты. С другой стороны, у Чистякова времени тоже не оставалось. Несмотря на отсутствие боли, он начал понимать, что силы его покидают, и скоро он потеряет сознание. Поэтому он приказал мне немедленно выведать у Булькина все его тайны.

Я взял со стола золотую монету, поместил её в луч солнечного света, пробивающийся сквозь неплотно задёрнутые шторы так, чтобы она максимально блестела и этим блеском привлекала глаза присутствующих в комнате. Убедившись, что Булькин смотрит на монету, я сделал несколько внушений, после чего он перестал моргать и впал в оцепенение. Когда я поднял глаза, то увидел, что близнецы тоже превратились в обездвиженных манекенов.

– Мне их разбудить? – спросил я, обернувшись к Чистякову.

– Нет, не надо, пусть пока постоят в таком «замороженном» состоянии. Кстати, Архип, они нас слышат?

– Не беспокойтесь, Вениамин Карлович, они ничего не слышат, они просто крепко спят.

Немного помолчав, как бы собираясь с мыслями и что-то обдумывая, Чистяков на несколько минут ушёл в себя. Когда он поднял на меня глаза, то спросил:

– Архип, скажи мне честно, сколько мне осталось?

– Я думаю, что не больше часа. У вас повреждён позвоночник, поэтому нижнюю половину туловища вы не чувствуете. Кровь я остановил, но внутреннее кровотечение остановить не могу. Сейчас вы не ощущаете боль в месте ранения, но по мере того, как будете терять кровь, ваше сознание начнёт угасать, боль проявится снова, и из раны опять пойдёт кровь. Потом вы потеряете сознание и через несколько минут умрёте.

Чистяков откинул голову на подушку, прикусил губу и заплакал.

– Глупо, как глупо пролетела жизнь! – вырвалось из него вместе со стоном. – Вся жизнь пошла наперекосяк. А как всё славно начиналось!!! Как славно!!!

Потом он перевёл взгляд на меня, оценивающе посмотрел и проговорил:

– Ладно, слушай, не в могилу же мне с собой это уносить. Я являюсь не тем, за кого выдавал себя все эти годы. Да, да, Архип, я не Чистяков! В своё время меня звали Воронцов Павел Михайлович. Я прямой потомок знаменитого дворянского рода. В 1915 году я служил адъютантом у главнокомандующего Северо-Западным фронтом, генерала Алексеева. Во время выполнения задания главкома по доставке секретной депеши в строевые части прифронтовой полосы я со своим охранением попал в засаду и после ранения был пленён. Из плена освободился только в марте 1918 года. Страны, которую я защищал, уже не было, а вступать в ряды разношёрстных выскочек типа Колчака, Врангеля, Юденича я не захотел. До 1924 года жил в Париже. Ты знаешь, я там чувствовал себя даже очень неплохо. Но было одно «но». Я был игрок. Следствием этого порока стал мой крупный проигрыш в казино. Один добрый господин изъявил желание помочь мне, и я согласился на его предложение. Но, как известно, бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Именно таким путём я был завербован в только что созданную немецкую разведку Абвер. И с 1926 года я снова оказался в России, пардон, в СССР, но уже под фамилией Чистяков. Надо сказать, что в своё время, когда я жил ещё в Париже, я выиграл у одного авантюриста значительную сумму денег. Не имея возможности расплатиться со мной, он предложил мне в обмен на его долг список адресов, по которым в Ленинграде были спрятаны сокровища бывших высокопоставленных царских чиновников, которые они не смогли вывезти из страны. Не знаю, почему, но я поверил ему. Поэтому у меня был свой личный интерес попасть в Россию. Первые десять лет меня никто не трогал, и я уже стал думать, что про меня забыли. Все эти годы я любыми способами собирал информацию о помещениях, в которых были спрятаны клады. На некоторые из них я даже нашёл строительные чертежи, а где их не было, сделал планы помещений собственноручно. Но дальше этого дело с места не сдвинулось. И вот однажды до меня дошёл слух, что в городе появился мальчишка с удивительными способностями, который может видеть сквозь стены. Я загорелся желанием найти его и использовать для своих целей. Но как его найти в миллионном городе? Этому помог один случай. Однажды в городе я случайно встретился с бывшей приятельницей моей матери, баронессой Покровской, ты знаешь её как свою учительницу по магии, Софью Павловну. Софья Павловна в своё время в Петербурге слыла неплохой гадалкой и предсказательницей. Рассказав ей о тебе, я был неслыханно удивлён, что она знает про тебя и знает, что ты находишься в банде Серого. Остальное было делом техники. Я выследил вашу банду, а также увидел, как ты помогаешь им искать на станции нужные вагоны. Дело оставалось за малым: тебя надо было каким-то образом выкрасть из банды. Но оказалось, что ты сам устроил всё наилучшим образом, когда сбежал из квартиры вот этого жулика, – и он лёгким кивком головы указал на Булькина. – Несколько дней я следил за тобой, а потом сделал так, что будто бы мы с тобой случайно встретились, и ты таким образом оказался у меня. Надо сказать, что тебя искал не только я. Искал Серый и вот этот гражданин, но, как ты знаешь, всё обошлось. В тридцать восьмом году, незадолго до начала войны, Ленинградская резидентура Абвера была «расконсервирована», и на меня вышел резидент германской разведки. Сначала передо мной была поставлена задача по минированию сборочного цеха на нашем тракторном заводе, но через десять дней цель моего задания резко изменилась. Мне поручили любой ценой оберегать твою жизнь до особого распоряжения. Также было поручено использовать это время для твоего обучения под руководством агента «Блоха». Каково же было моё удивление, когда в «Блохе» я узнал законспирированного агента немецкой разведки Софью Павловну. С началом войны я ушёл на фронт, но первое, что я сделал, оказавшись на передовой, сдался в плен. В плену меня чуть не расстреляли, но мне удалось убедить лагерное начальство связаться с офицерами разведки, которые в октябре месяце вытащили меня из лагеря. После освобождения меня отправили в Берлин, где у меня состоялась встреча с адмиралом Канарисом. Учитывая то обстоятельство, что фюрер помешан на всём сверхъестественном, а ты относишься именно к такой категории феноменов, мне было поручено доставить тебя на территорию рейха и передать в руки секретного подразделения Аненербе. В помощь мне определили вот этих двух молодцов, Белого и Альбиноса. На самом деле это братья-близнецы обер-лейтенанты Гюнтер и Франк Вюртембергские. У них была русская мать, поэтому они хорошо говорят на русском, и их легко принять за русских солдат, но на самом деле это две «машины для убийства». Я не исключаю, что после выполнения задания они должны были ликвидировать и меня. Поиск кладов не входил в план выполнения моего задания, это было чистой воды самодеятельностью, но ты справился с этим заданием на «отлично».

Так, вот ещё, что ты должен обязательно знать. Всей нашей операцией руководит резидент Абвера. Он работает офицером шифровального отдела Штаба обороны Ленинграда, что находится в Смольном. Его фамилия Зарайский. Три дня назад в город прибыла диверсионная группа из шести человек, которая должна заняться твоей переброской через линию фронта. У них есть твоя фотография. Про наш подвал знаем только мы с тобой да вот эти двое. Если найдёшь способ от них избавиться, то можешь спокойно там отсидеться. Еды там хватит ещё надолго. Кстати, всё, что мы нашли, находится там, в подземелье, за потайной дверью. Передача тебя группе должна состояться 20 апреля в 15 часов в Александро-Невской лавре.

– Продолжайте, – проговорил я тихо.

– Если не будешь дураком, и не дашь этим уродам выйти отсюда живыми, и каким-то чудом выживешь в этой войне, ты будешь самым богатым человеком в этой стране. И ещё тебя разыскивает советская контр…

Чистяков остановился на полуслове, сделал судорожный вздох, как будто ему не хватало воздуха, руки его сжались в кулак, он весь напрягся. Рана на животе открылась, из неё начала сочиться кровь вперемешку с содержимым кишечника, он несколько раз дёрнулся и через мгновение скончался.

Я закрыл его глаза и накрыл тело шинелью. После его исповеди я находился в шоковом состоянии. С одной стороны, это был близкий для меня человек, с другой, это был враг, предатель, диверсант, а сейчас шла война, и все мои сантименты были неуместны. Единственное, что я посчитал уместным сделать в данной ситуации, это прочитать заупокойную молитву о рабе Божьим, Воронцове Павле Михайловиче.

Закончив молитву, я повернулся к загипнотизированным близнецам и Булькину. В комнате стало почти темно, но мне не хотелось вставать и идти искать свечи или керосинку, чтобы осветить помещение. Прикоснувшись к Булькину, я вывел его на речевой диалог. Если бы кто-то сейчас посмотрел на нас со стороны, то он ни за чтобы не догадался, что один из нас находится в гипнотическом трансе.

Мне удалось выяснить, что он «работает» не в одиночку, что у него есть доверенный круг уголовников, которые осуществляют обмен ценностей на продовольствие. Запас продовольствия образовался за счёт довоенных грабежей товарных вагонов. К моему большому сожалению, к этому был причастен и я, когда был в банде Серого. На мой вопрос об убийстве в квартире академика Климова Булькин высказался однозначно, что это работа не его подопечных. Они воры, а настоящий вор на мокрое дело никогда не пойдёт. Но он был проинформирован своими дружками, что в их районе появились «гастролёры», которые не гнушаются ничем, в том числе и убийствами. Заправляет этой бандой баба, её кличка Балерина. Откуда она появилась, он не знает, но раньше в блатном мире баб с такой кличкой в авторитете не было. Также он рассказал, что в этой квартире он хранит исключительно ценные полотна. Остальные картины хранятся по другим адресам. Счёт их идёт на несколько десятков. Это картины Саврасова, Васнецова, Левитана, Яна Фейта, Рубенса и многих других знаменитых русских и фламандских живописцев. Узнав адреса, по которым хранятся эти сокровища, я сказал:

– Достаточно! Всем спать! Спать глубоко!

В эту ночь я не сомкнул глаз. Я сидел в тёмной и холодной комнате, обдумывая различные варианты выхода из сложившейся ситуации. Ночью объявляли две воздушные тревоги, слышалась долгая и бесконечная стрельба зениток, потом под утро начался артиллерийский обстрел. Взрывы раздавались совсем близко, в районе Васильевского острова, а здесь от взрывной волны на голову сыпалась штукатурка и дребезжали стёкла. Шум и грохот стоял такой, что я уже начал думать, что мои подопечные выйдут из транса и проснутся, но Бог миловал. Конечно, можно было бы взять со стола револьвер Булькина и, сделав три выстрела, разом решить все вопросы, но моральная сторона этого поступка не позволяла мне пойти на это. Ладно если бы это было в бою, а так стрелять в безоружных, да ещё в находящихся под гипнозом людей было негуманно и не по-человечески.

Когда сквозь плотные шторы светомаскировки начали пробиваться первые лучи нового дня, у меня в голове созрел план действий.

Я осмотрел карманы близнецов и извлёк оттуда два заряженных нагана. В нагрудном кармане Белого, кроме этого, была спрятана удавка, изготовленная из струны. Никаких документов при них не было. «Странно, – подумал я, – неужели они всё время так ходили по городу?» Найденное оружие я разрядил и спрятал в платяном шкафу соседней комнаты. Не выводя близнецов из состояния гипнотического сна, я внушил им, что с этого момента они навсегда забыли русский язык, а также цель своего задания. Я методично уничтожил в их памяти всё, что так или иначе могло вывести на меня и Чистякова, а также на спрятанный под землёй клад. Затем я внушил им, что они проснутся только после того, как кто-то другой, а не я, заговорит с ними. Потом я занялся Булькиным. Я заставил его написать признательное письмо о совершённом убийстве майора Красной армии и о его связях с фашистскими диверсантами, а также о краже культурных ценностей из музеев города. Кроме того, я продиктовал Булькину фамилию и место службы резидента немецкой разведки в Смольном, и информацию о том, что группа немецких диверсантов в количестве шести человек будет находиться в Александро-Невской лавре 20 апреля в 15 часов. Проснуться он должен будет только после того, как получит удар по лицу.

Когда я уже хотел идти сопровождать Булькина в милицию, меня осенило!!! Я же не прочитал тот злосчастный документ с красной печатью. Быстро сорвав с убитого шинель, я достал из его нагрудного кармана сложенный вчетверо листок и начал читать.

«Предъявитель сего документа, майор Иванов А. О., выполняет личное, особо ответственное задание Народного Комиссара Внутренних Дел. Всем командирам частей и соединений, а также всем руководителям Советской власти на местах оказывать ему всестороннюю и исчерпывающую помощь».

Народный Комиссар Внутренних Дел Берия Л. П.

Поверх подписи стояла большая красная печать наркомата.

Времени на дальнейшие размышления не было. Я положил документ назад, назвал Булькину адрес отделения милиции, куда он должен пойти и сдаться. Мне же осталось незаметно последовать за ним и убедиться, что он полностью выполнил мою установку.

Булькин шёл заплетающейся походкой, и со стороны казалось, что он вот-вот упадёт. Но ничего неожиданного не произошло, и через полчаса мы добрались до цели. Самуил Маркович скрылся в дверях отделения, а я остался наблюдать за тем, как будут развиваться события дальше. Прошло не меньше часа, прежде чем в дверях показался со связанными сзади руками Булькин с огромным синяком под левым глазом, конвоируемый двумя милиционерами. Он кричал о творимом произволе со стороны милиции в отношении старого и больного человека, но один сильный и увесистый удар приклада ружья в спину вернул его в существующую реальность. Он жалобно заскулил и заплакал. Через какое-то время в дверном проёме показалась фигура Гаврилова, и вся процессия тронулась в направлении квартиры неудавшегося коллекционера живописи…