Супруги переглянулись и, словно почуявшие след гончие, резко сорвались с места, со всех ног бросившись к трясине. Похоже, нынче это была их единственная защита. Враги – а в эту жестокую эпоху всех чужаков априори следовало считать врагами – тут же и проявили всю свою сущность. Выскочили из зарослей, погнались следом, потрясая короткими копьями и топорами.

– А ну, стойте!

– Лови их, лови!

– Слева заходи, слева!

Мелькали перед глазами невысокие елки и вереск. Зачавкала под ногами болотная жижа. Еще рывок… и – вот она – гать! Родная.

– Сунуться – они за нами не сунутся, – на бегу успокаивал сам себя Рад. – Себе дороже. А вот стрелами вполне могут достать. Если подсуетятся.

Гать петляла, скрывала беглецов кривыми деревьями и камышами, так, что в какой-то момент, оглянувшись назад, князь с удовлетворением отметил, что теперь их уже и стрелами не достанут. Ни его, ни – тем более – ушедшую вперед супругу. Не достанут.

А вот – фиг!

– Пригнись! – упав лицом в гать, громко закричала Хильда.

Рад уклонился, услышав характерный свист стрел. Стреляли где-то впереди. С мыса! Но… как они туда попали? А так и попали – по гати! Значит… знали? Получается, так.

– Эй, вы окружены, поднимайтесь! – послышался торжествующий крик. – Поднимайтесь же, вам не уйти!

И сзади, и спереди, по гати торопливо пробирались вооруженные копьями воины, даже слева – казалось, прямо по трясине – шли. Ага… похоже, там была отвертка на маячивший у дальнего берега островок, поросший мелкими сосенками. А Рад и не знал, надо же. Впрочем, болото располагалось ни на чьих землях – на меже, между родом Радомира и другими родами. Много кто мог о гати знать, да и достроить ее могли запросто, или вообще – перестроить за какой-то своей надобностью.

– Поднимаемся, милая, – повернув голову, негромко произнес князь.

Хильда дернулась:

– Сдаемся, что ли?

– Пока… А там посмотрим.

И правда – пора уже прикинуть, что к чему, оценить ситуацию. Радомира, к примеру, очень сильно интересовало – кто все эти люди и откуда они здесь взялись?

– Зря платье стирала, – укоризненно покачав головой, юная женщина поднялась на ноги.

Рад глянул на нее и не смог удержать улыбку – слишком уж забавно выглядела супружница. Грязное, буровато-серое платье, такие же бурые щеки, в волосах – ряска. Русалка, а лучше сказать – настоящая болотная ведьма. Впрочем, молодой человек понимал, что и сам сейчас выглядел ничуть не лучше. А ведь в эти суровые времена именно по одежке и встречали, без всяких скидок на обстоятельства – болото – не болото, и грязь – не грязь.

– Вяжи их, парни! – подбежав, скомандовал высокий юноша с редкой рыжеватой бородкой и небольшими усиками. Одет он был так себе – рваная, штопанная местами туника из простой сермяги, поношенная шапка, отороченная беличьим мехом, старым и уже порядком таки полысевшим. На ногах – плетеные из кожаных ремней башмаки – поршни, широкий охотничий нож за поясом, а на перевязи – меч. Похоже, неплохой меч, судя по украшенным золочеными фигурками зверей ножнам, скорее всего – готский. А парень-то сам из словен – это по говору ясно. Однако не все словене друг другу друзья, кровная месть частенько меж родами случается. Узнать бы поскорей – чьего они рода?

Пока вязали, пока вели – по едва заметной и, вероятно, недавно положенной гати – на островок (тот самый, с сосенками), князь пристально всматривался в пленивших его воинов – а их внешний вид мог сказать многое. Человек с дюжину – всего-то! – правда, это может быть просто небольшой охотничий или разведывательный отряд, все – молодые парни, старшему – с рыжей бородкой – лет, наверное, двадцать, остальным – от четырнадцати до двадцати, некоторые вообще выглядели отроками. Одеты точно так же, как и вожак, – в рубища, у многих сквозь прорехи зияла кожа. Мало кто в поршнях, большинство – в лаптях, а кое-кто из младших и босиком. Волосы у всех нечесаные, руки – в цыпках… этакий одичавший пионерский лагерь. И оружие – обычные охотничьи, без всяких изысков, луки, рогатины, кое у кого за поясом – топор, опять же – самый обыкновенный, которым и дрова и черепа вражьи одинаково сподручно рубить.

С любопытством разглядывая своих конвоиров, пленники шагали молча, не их воля была выспрашивать, да и невместно – Радомир с Хильдой все ж люди знатные, а эти? Кто их знает? Голь перекатная. Скорее всего, из разных племен сброд. У одного по вороту и подолу рубахи – уточки вышиты, так у тех, что у широкой реки живут, делают, у другого – забавный травяной узор – цветики-семицветики – так у лесных родов принято, у третьего… у третьего вообще – волк, как у готов. Сброд! Сброд! Бродники. Кто ж еще-то?

А не напугать ли их? Давно пора бы!

Между тем, гать наконец кончилась, и пленники вступили на твердую почву небольшого, окруженного непроходимой болотной трясиною островка, вблизи имевшего вполне жилой вид – меж соснами прятались крытые лапником шалаши и землянки. Рядом, на небольшой полянке, уютно горел костер, у которого хлопотали двое пареньков лет по двенадцати. Ни одной женщины видно не было, что вызвало вполне обоснованные опасения Рада. Князь тревожился за супругу.

– В поруб их, – подойдя к костру, распорядился старший. Потом тут же передумал и махнул рукой. – Нет. Сначала допросим.

Говорил он, смешно растягивая гласные, как делали люди равнин – «в по-оруб», «допро-осим».

– Как скажешь, вождь. – Один из конвоиров, резко схватив пленника за плечо, развернул его лицом к старшему.

Этот уже говорил без всяких вывертов, так, как привык Радомир. Ну, точно – сброд. С миру по нитке.

Усевшись на старый пень, как видно, специально притащенный на островок – для пущей важности, рыжебородый недобро глянул на пленников и наконецто соизволил поинтересоваться их родом-племенем. Раньше-то не сообразил, некогда было.

– Я – Радомир-князь, из славного Доброгастова рода! – гордо вскинув голову, заявил молодой человек. – А то – супруга моя, Хильда. Скорей развяжите нас… наш род силен и властвует в этих местах.

Слова Рада неожиданно вызвали смех – совершенно искренний и детский.

– Ха! – выкрикнул кто-то из младших. – Эта замарашка – жена князя?

– А сам-то князь! Хорош – видали?

– Этак и я князем прозовусь! А что? Одежка у меня такая же грязная.

– Цыть! – прикрикнув на своих, рыжебородый сурово глянул на пленников. – Советую говорить правду. Хотя… могу сказать ее и за вас, – вожак скосил глаза на своих соратников, видимо, в предвкушенье чего-то такого, что еще больше поднимет его авторитет, заставит уважать еще более.

Он даже поднялся на ноги, положив руку на меч – постарался, чтоб всем были хорошо видны богато украшенные ножны. М-да-а, что и говорить – оружие знатное. Не по Сеньке шапка!

– Слыха-ал я о Доброга-астовом роде и про Раадомира-князя ведаю, – медленно промолвил вожак. – Только Ра-адомир-князь с супругой своею еще во прошлое лето сгинули без следа. А селение Доброгастово давно уж пусто – мор давно всех повыел.

– Как это – пусто? – озабоченно переспросил князь. – Что еще за мор?

– А то ты не знаешь! – собеседник неожиданно ухмыльнулся и продолжал дальше уже много жестче: – Посейчас много таких, ка-ак вы, шляется. В выморочные селища заходят, оружье, платья берут, потом выдают себя за лучших людей, а сами – бродяги. Не похож ты на князя, а уж про эту замарашку и помолчу… – осклабившись, рыжебородый посмотрел на своих. – А может, отмоем ее, парни? Попользуем, перед тем, как…

– Эй, эй, – поспешно оборвал его Рад. – Что это вы собираетесь с нами сделать? Предупреждаю – это наша земля!

– Молчи лучше! – гневно сплюнул вожак. – Убийцы! За что вы убили славного Урмака? Что он вам сделал?

Урмак? Князь задумался и побледнел. Ну, конечно – тот самый, чумной. Так что же – выходит, за ним и Хильдой следили давно? Ай-ай-ай – плохо дело.

Рыжебородый, щелкнув пальцами, приказал:

– Друже Борич, расскажи всем, как было дело?

Радомир закусил губу: на ровную площадку, меж пнем предводителя и горевшим костром, вышел молодой, лет пятнадцати-шестнадцати, парень, настолько похожий на Хильду, особенно – издалека, что князь поначалу принял его за брата-близнеца собственной супруги, ежели таковой бы у нее имелся. Черты лица, тонкие руки, рост и, главное, волосы. Такие же длинные, прямые, цвета белого золота, словно жемчужносерые облака в прояснившемся после бурного дождя небе. Глаза вот только серые, а в остальном… Хорошо, что Хильда была сейчас в болотной грязи.

Волнуясь, Борич быстро рассказал о том, как следил за «грязным здоровяком» (Рад даже покоробился – ничего ж себе, обозвал!) и его девкой. О том, как «они преследовали Урмака, шли за ним по тропе»…

М-да, наверное, со стороны именно так все это и выглядело.

…они же и подстрелили его, ранили.

А вот это – враки!

…а потом «грязный здоровяк» добил несчастного «гуннским ножом».

Хм – гуннским. Скорее уж тогда – финским.

– Ты взял нож, Борич? – тут же переспросил главарь.

– Я послал за ним Гостоя, брата.

Сам же преследовал «здоровяка». Рыжебородый повернул голову:

– Гостой, покажи ножик!

– А вот! – выскочивший на поляну парнишка – маленький, русоволосый и грязный – с гордостью вытащил из-за пояса финку: – Борич-брате разрешил мне оставить ножик себе!

Слушавший всю эту глупую похвальбу Радомир прикрыл глаза от ужаса. Ой, дураки… Во, придурки-то! Чума ведь, Господи! Мальчишечка этот, Гостой, точно уже инфицирован… а может, и все остальные.

– А теперь я расска-ажу, зачем вам понадобилось убивать Урмака, – отпустив жестом руки Борича с Гостоем, вожак уселся на пень. – Вы выследили его у реки, шли по пятам, думая, что несчастный Урмак приведет вас в селение. В выморочное селение, где вы рассчитывали поживиться, как, видно, делали уже не раз! Вы хорошо видели, что боги уже отметили Урма-ака черной печатью смерти, и надеялись, что он приведет вас в свой дом. Но он не привел. И тогда вы захотели взять то, что, может быть, есть у него – хоть что-то, не зря же следили, шли. Гнусные побирушки! Шака-алы! Урмака мы похоронили там, у реки… а вы умрете здесь! Хотите знать, как? Мы еще не выбрали… но скоро выберем и вам, конечно, расска-ажем.

Закончив речь – надо признать, для своего времени весьма грамотную и эмоциональную – вожак бродников повелительно махнул рукой:

– В по-оруб!

Четверо воинов… хм, воинов, обычных парней… подхватили пленников под руки, кинув в сырую землянку с мощным накатом из толстых стволов и массивной дверью… даже, лучше сказать, крышкой – крепкой, сколоченной из толстых досок. Задвинули, навалили сверху тяжелый валун. Развязавшись, Рад попробовал было приподнять – да где там! Люк не поддался ни на йоту.

Даже Хильда хмыкнула:

– Зря стараешься – камень-то, поди, вчетвером ворочали.

– Да хоть вшестером! Эти-то доходяги.

– Хорошо хоть, вместе нас держат, – прошептала юная женщина.

– Да уж, вместе куда веселей, – князь прищурил глаза.

– Веселей, – согласилась супруга. – И думается куда как легче. Ты того парня, Борича, приметил?

– На тебя который похож? А глаз твой востер, милая.

Пленники быстро осмотрели свое узилище, а, поскольку было довольно темно (солнечный свет проникал лишь сквозь не столь уж и широкие щели), то и обшарили буквально каждую пядь. Под ногами хлюпала вода, что и понятно – кругом-то болото – во весь рост не выпрямиться даже Хильде, не говоря уже о князе – он-то вообще парнем был рослым. Как его местные бродники прозвали-то? «Грязный здоровяк». Молодой человек хохотнул.

– Ты чего смеешься? – дернулась Хильда.

– А славно мы влипли!

– Не вижу ничего славного. Думать надо, как выбраться отсюда да поскорей. Казнь нам придумают лютую.

А вот в этом Рад ни капельки не сомневался. Уж конечно, просто так, на елке или сосне, не повесят, заставят помучиться, чего-нибудь этакое учудят. Во-первых, потому что подростки вообще по натуре народ жестокий, а во-вторых – и в главных – рыжебородому главарю утвердиться надо! Ну, и заодно – немного развлечь свое сопливое воинство.

– Эй, вы там! – заглянул в щелку какой-то пацан. – Знаете, какую смертушку примете? Корнованием вас будут казнити, вот!

Рад, конечно, тоже мог бы сказать, какую смерть примут все эти мальчики, и уже очень скоро… Кстати, довольно лютую – чума-с!

– Попить чего-нибудь принеси, малахольный!

– Корнование… – Хильда невольно содрогнулась. – Сосну высоченную к земле пригнут, подкопают немного корни… потом под эти корни – нас, связанных. Сосну отпустят, и…

– Дальше можешь не рассказывать, – передернул плечами князь. – И без того, поверь, жутко.

– Я это к тому, что нам быстрей соображать надо! Хм… быстрее. Кто бы спорил-то? – А девку – так сперва вымоем, а потом… ц-ц! – притаившийся снаружи парнишка аж языком прищелкнул – то же еще, эротоман юный, насильник. Ага! Не ушел поганец, подслушивал… Ладно…

– Борич этот… – не очень громко, но, вместе с тем и так, чтобы было достаточно хорошо слышно, протянул Радик. – Я ведь из их рода знал многих. На борах они жили, у реки.

– Откуда ты знаешь, что…

– Тс-с!!! – князь приложил палец к губам и тихо шепнул: – Поддакивай, люба.

– Знал и Келагаста, и Ятвига, Витенега с Дорогобугом, Славок, Радов, а девки… какие там были девки! Грудь – во! Веселые.

– А я охотников тамошних встречала, – на голубом глазу (а ведь действительно – на голубом!) поддержала Хильда. – Медведя, Волка, Рысь… так их звали, кажется.

– А я и парней многих знал – Окуня, Ерша, Налима… То-то этот Борич мне таким знакомым показался. Да и старшой их… Из его рода я, верно, тоже многих знавал. Поговорили бы, может, кого и вспомнили бы.

Радомир точно знал, какие имена перечислить – самые распространенные. К тому же, раз Борич – значит, род на борах жил, а боры – на западе, у широкой реки – значит, и охотники, и рыбаки… супружница тоже не дура, сообразила быстро.

Рад закусил губу – информационную бомбу вбросили. Теперь осталось лишь ждать, что из всего этого выйдет. Ждать и немного – чуть-чуть – подготовиться. Веревочки примастырить, а вот тут, в песке – камушек остался, а на стеночке жердь прилегает неплотно… вытащить. Все, все в ход пойдет. Как говорит старинная английская пословица: «Используй все, что под рукою, и не ищи себе другое».

Интересно еще – кому доложит мальчишка? Вожаку? Или Боричу? Или – им обоим вместе? Может, правда, и вообще никому ничего не сказать, хотя – зачем тогда подслушивал? Главарь послал? А зачем ему? Он даже и слушать-то пленников не стал, сам за них все высказал, как в старинном советском фильме «Неисправимый лгун» главного героя начальник. Значит, не главарь, скорее всего – собственная инициатива, любопытство взыграло – такой уж возраст. А говорит парнишка – привычно, гласные не растягивает. И Борич не растягивает. А вождь для них по крови – никто, человек временный, просто главарь шайки, сброда…

– Эй, вы там? Что про боры говорили? Ага! Не прошло и года! И произнесли-то – не «бо-оры», не «гово-орили»…

Неужто, сам Борич пожаловал?

– Воды принеси. Больно уж пить хочется.

– Да и поесть бы не худо, – вздохнув, добавила Хильда.

Князь усмехнулся: действительно – и поесть.

– Ждите…

А парень-то – кто бы он там ни был – говорил не очень громко. Таился? Внимания сотоварищей на себя обращать не хотел? Услыхав удаляющиеся шаги, Радомир припал глазами к щелке, всмотрелся… За спиной уходящего парня развевались светлые локоны… Он! Тот, кто и нужен! Борич!

– Та-ак… что там у нас рядом с узилищем?

– В двух десятках шагов на восход солнца – становище, шалаши да землянки, – деловито, словно старавшийся угодить взводному новобранец, отрапортовала Хильда. – Рядом с ним – поляна, костер – там они все сейчас и сидят. На вершине сосны, той, что у гати – гнездовье.

– Что еще за гнездовье? – не понял молодой человек.

– Ну, сторожа там – двое с луками. А внизу – кострище, видать, по ночам костер жгут. Мышь незамеченной не проскочит.

Ишь ты, заметила, востроглазая. А Рад вот, даже внимания не обратил, вокруг-то осматривался внимательно, да, а вот головы не поднял. Так и понятно… Родион вдруг вспомнил старый, еще до армии, случай, когда с одним из старших приятелей-туристов решали, где бы выпить прикупленное по случаю пивко. Прямо на улице? Как-то стремно. А прятаться особо не хочется – погодка стояла клевая, да и девчонок знакомых ждали. Вот приятель и предложил сесть прямо в виду главной улицы, на горушку. Радик вначале замялся – как так? У всего городка на глазах! А приятель-то и объяснил, что не на глазах вовсе. «Вот ты, Радик, когда по улице идешь, часто голову вверх задираешь? Нет? И я – нет. И все так же».

Точно вот так и здесь, с «гнездом» этим, вышло. А Хильда-то все усмотрела… как и любой житель этой эпохи.

Значит, у выхода с островка – часовые, наблюдательный пост!

– Ага, идет, – обернулась от щели княжна. – Во-он из-за можжевельника вышел. Не видно, чтоб нес чего-то. Ни котелка, ни…

Послышались быстро приближающиеся шаги, сверху что-то загремело… Борич откатывал камень? Один? Впрочем, если использовать в качестве рычага слегу – почему бы и нет? Вот только, как он этот валун назад вкатит? А так же, как и скатил – рычагом, слегою. Однако ну и дисциплинка у них: захотел с пленниками поговорить – пожалуйста. Пацан захотел – пацан сделал. Да откуда тут дисциплине взяться, разве что только от сырости? Чай, не воинское подразделение, а так, непонятно кому подчиняющийся сброд, где авторитет вожака держится только на силе.

– Пейте! В небольшую щель опустилась худенькая рука с плетеной баклагой…

Радомир тут же схватил неосторожного юношу за запястье, резко на себя дернул… еще раз, еще… Не отпуская врага, отодвинул крышку. Затянув вражину внутрь, для верности ударил в челюсть. Парнишка обмяк.

– Переодевайся! – живо бросил молодой человек, сам же осторожно выглянул наружу.

Никого, ни единой живой души поблизости не было – даже у костра на полянке никто не сидел, да он и потух уже, костерочек. То еще воинство… Кто-то – видно было отсюда – даже дрыхнул в кустах, на мху, не хватило терпения добраться до шалаша или землянки. А что – после сытного-то обеда… До сих пор на всю округу такой дух стоял – просто текли слюнки. Особенно – у голодных пленников.

– Я их отвлеку, а ты давай, по гати, через болото, – выглянув из кустов, князь поднял голову, угрюмо обозревая устроенный на старой корявой сосне пост. Двое с луками. И гать перед ними внизу – как на ладони.

– Милый, давай вместе уйдем!

– Вместе тогда и погибнем, а так… Ведь Влекумер для чего-то нас звал. Истр и все наши где-то рядом, ты их, родная, сыщи, а я уж тут продержусь как-нибудь.

Хильда кивнула – понимала супруга с полуслова. В короткой тунике, с крепкой рогатиной на плече (ее-то и использовали в качестве рычага) – светлые локоны кое-как ремешком кожаным стянула, – вылитый Борич, ежели издалека глянуть. Да и не только издалека. Лишь бы не окликнули, ничего не спросили – голосто девичий тонковат. Ладно – у супружницы ноги быстрые.

– Готова, милая?

– Угу.

– Да поможет нам Господь!

Перекрестившись, молодой человек отошел в сторону, за сосну, шагов на десять, подобрал с земли коряжину, примерился и швырнул прямо в «гнездо».

Двое юнцов – те еще часовые! – обернулись сразу. Эх, дурни, сразу видать, не заставляли их господа сержанты по ночам устав гарнизонной и караульной службы учить! А то бы знали, что с кем-либо разговаривать часовому строго-настрого запрещается. Ишь, шеи вытянули, птенцы. Швырнуть в них, что ли, камешек поувесистей? Хотя бы одного-то запросто можно сшибить. Однако другой тут же тревогу поднимет. Опасно… да и луки у них, а стреляют даже такие вот юнцы – с детства.

– Ветром, верно, сук высохший ото-орвало. «Ото-орвало», угу… вожака землячок.

– Вон с той сосны. А второй слова не растягивает. Первый – «землячок» – обернулся.