А в это время в Афганистане сразу несколько мотоманевренных групп и десантно-штурмовая маневренная группа пытались найти и задержать Довлатова. Кишлак Акмасджид был блокирован бойцами Имам-Сахибской ММГ и ДШМГ. Я, находясь на своей заставе, слышал их переговоры по радиостанции.

Десантники тщательно прочесали кишлак, но нарушителя не нашли. От местных жителей стало известно, что накануне душманы успели вывести его в соседний кишлак. Тот населенный пункт был блокирован, но Довлатова опять успели увезти. Так повторялось несколько раз, пока не стало ясно, что объект поиска уже находится в Пакистане. Сказались фора в четыре дня и хорошее знание гор местными жителями.

В те дни я находился в самом скверном состоянии духа, ощущая себя чуть ли не изменником Родины! Прорыв через границу в те времена являлся делом почти неслыханным! Предыдущий случай был в 1983 году, когда в Закавказье через границу ушла семейка прибалтов. Тогда головы полетели обильно: начальника войск округа сняли с должности, начальника погранотряда уволили, начальника заставы посадили на скамью подсудимых. Словом, я не ждал пощады и считал свою карьеру в пограничных войсках законченной.

Было очень больно и обидно, поскольку я выбрал профессию пограничника по призванию – и мне нравилась служба на границе! Учеба в пограничном училище для меня стала настоящим удовольствием. Я был единственным на курсе стипендиатом имени Ф. Э. Дзержинского, а на старших курсах стипендиатом имени В. И. Ленина.

На четвертом курсе во время полевого выхода в учебный центр я серьезно заболел – застудился, начался пиелонефрит. Врачи хотели меня комиссовать. Но я так стремился достигнуть цели – стать офицером-пограничником, что порвал историю болезни. С трудом сдавал государственные экзамены, особенно физическую подготовку. Через силу, через боль, но я победил обстоятельства. И вот, когда столько испытаний позади, вдруг случается это все – такая обидная ошибка!

Впрочем, сильно пострадать-попереживать мне не пришлось. С поиска пришел полковник Лунев. Напомнил, что я все еще исполняю обязанности начальника заставы, и с ходу наставил задач:

– Товарищ старший лейтенант! Нужно покормить людей, сидящих в заслонах. Снабдить водой поисковые группы. Спланируйте охрану границы.

Шли уже третьи сутки с момента начала данной эпопеи. И все это время мне не удавалось поспать ни одного часа. Сознание уже почти не воспринимало окружающую реальность. Тут я вспомнил, что в аптечке заставы имеется медицинский препарат под названием «Сиднокарб». По предназначению он должен использоваться врачами для лечения психических больных в стадии глубокой депрессии – по сути, это был допинг. Приняв таблетку такого вещества, я почувствовал прилив бодрости. А за десять дней поиска употребил его целую пачку. Хорошо, что Лунев вовремя заметил, что я уже на пределе, и приказал идти спать.

Поспать толком не удалось. Информация о прорыве дошла до Москвы, и к нам на участок вылетел сам начальник пограничных войск КГБ СССР – генерал армии Вадим Матросов! Вскоре на площадку рядом с заставой приземлился вертолет, из которого вышел Вадим Александрович. За ним последовал командующий округом – генерал-майор Иван Коробейников и сопровождающие из штабных офицеров.

Матросов сразу же приказал:

– Едем на участок.

Прибыв на место, он внимательно осмотрел местность. Несмотря на масштабные поиски, следы не были обнаружены ни людьми, ни собаками. Видимо, Матросов понял, как и что произошло. Вернувшись на заставу, он в канцелярии внимательно выслушал доклады всех ответственных лиц, задал уточняющие вопросы.

Матросову в тот момент шел семьдесят первый год. Несмотря на это, он сохранял ясность ума, задавал вопросы по делу. В какой-то момент генерал взглянул на меня. Я подскочил, приготовившись к тому, что заместитель председателя КГБ СССР начнет меня распекать, что было бы вполне понятно в данной ситуации. Но Вадим Александрович подчеркнуто вежливо сказал:

– Что же вы, старший лейтенант? Как вы такое допустили? Мне доложили, что вы грамотный офицер. Ответственный офицер. А тут упустили нарушителя. Стыдно!

Я густо покраснел – от подобного подхода стало еще досаднее. Лучше бы Матросов меня обругал последними словами! Хотелось провалиться под землю. Мысленно уже прощался с офицерскими погонами, с любимой пограничной службой. Но Вадим Александрович неожиданно заявил, обращаясь уже к генералу Коробейникову:

– Я в связи с этим случаем своих приказов издавать не буду. Командующий округом сам разберется, кому и что «раздать»…

Тут я понял, что меня не уволят (уволить мог только командующий погранвойсками КГБ СССР). Внутренне обрадовался и дал себе обещание, что буду землю грызть, но оправдаю такое доверие!

А тогда, покидая заставу, Матросов пожал мне руку и сказал:

– Из случившегося сделайте правильные выводы, товарищ старший лейтенант!

Так мне довелось пообщаться с человеком-легендой. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Я мысленно дал себе обещание, что ни дня на погранзаставе для меня не пройдет без следовой тренировки розыскной собаки и тренировки личного состава по следопытству… Забегая вперед, скажу, что данное себе слово я старался держать как мог. Через полгода инструктор службы собак с «Файзабад-Калы» сержант Федор Николенко занял первое место на отрядных соревнованиях по служебному собаководству. А уровень подготовки солдат нашей заставы по следопытству стал определяться тем, что при проверке КСП на участке в 10 км они были способны обнаружить оставленные мною в разных местах в качестве контрольных предметов три половинки спичек…

Когда Матросов улетел, меня к себе вызвал начальник отряда подполковник И. А. Харьковчук. Незадолго до этого он сломал ногу, ходил на костылях и поэтому в район поиска не выезжал. Мой вид после бессонной недели был, видимо, очень невеселым. Ситуация, по которой случился прорыв, была уже очевидна, поэтому начальник буднично сказал:

– Получили мы с тобой по НСС – неполному служебному соответствию… – и добавил, видимо, чтобы успокоить меня: – годик поносишь. А теперь возьми в штабе офицера – он уже ожидает, пусть покомандует трое суток пограничной заставой, а ты отоспись!

Вот такое объявление взыскания, больше похожее на отцовское подбадривание сына, «наломавшего дров»…

Казалось, что та неприятная история так и завершится ничем. Однако некоторое время спустя она получила продолжение. В отряд периодически приходили ориентировки, в которых мелькала фамилия Довлатова. В том же 1987 году он был обнаружен в лагере подготовки боевиков афганской оппозиции на территории Пакистана, в районе Пешавара.

Весной 1988-го его видели на севере Афганистана, в районе кишлака Пархар. Разведывательно-поисковые группы из состава ММГ даже пытались отловить беглеца, но тому вновь удалось ускользнуть. Наш отряд тогда почти две недели находился в усиленном режиме. Я тогда очень желал повстречать этого самого Довлатова. Прикидывал, что в Таджикистан нарушитель попытается вернуться знакомой тропинкой. Даже мысленно обращался к нему: «Давай, попробуй. Теперь-то я готов! У меня и КСП в порядке, и личный состав натаскан».

И Довлатов вновь перешел границу! Но только не через участок нашего отряда, а через соседний – Московский пограничный отряд. Пробрался мимо ставшей впоследствии знаменитой 12-й заставы «Саригор» – там горный участок, поэтому не было КСП и «системы».

В марте того же 1988 года Довлатов внезапно обнаруживается в Душанбе. Две недели он успешно скрывался от оперативников, а затем вдруг явился в местное управление КГБ и сдался. Вскоре в рамках следствия задержанного привезли на мою заставу – для проведения следственного эксперимента. Тогда я впервые увидел Довлатова. Внешне спокойный, рассудительный, хитрый, говорил не спеша, вставляя глубокомысленные фразы. Не будь охраны, я бы его там и прибил – такая одолела злость!

Нарушитель на местности показал и рассказал, как он нарушил границу, как шел, где отдыхал, как преодолевал КСП и «систему». Только тогда стало ясно, почему наряды не сумели его обнаружить. Затем состоялся суд.

За нарушение границы полагалось до пяти лет тюремного заключения. Но поскольку Довлатов действовал в составе афганских бандформирований, ему вменяли в вину измену Родине. В то время это была одна из наиболее тяжких статей Уголовного кодекса – от 12 до 15 лет заключения либо высшая мера наказания – расстрел.

В судебном процессе принимали участие и пограничники заставы «Файзабад-Кала». Некоторые уже успели демобилизоваться. Несмотря на это, их вызвали повестками в столицу Таджикистана. Например, вожатый службы собак Филиппов, входивший в день прорыва в состав тревожной группы, приехал аж из Белоруссии, из города Борисова.

Я также был на заседаниях суда, скрипел зубами, слушал. В отношении пограничников суд вынес частное определение за ряд нарушений, связанных с охраной границы. В принципе все правильно. Что касается Довлатова, то он, на удивление, получил всего 8 лет – меньше минимального предела, который был предусмотрен в тогдашнем Уголовном кодексе за государственную измену. Видимо, суд учел явку с повинной и «чистосердечное раскаяние».

И все же у многих, в том числе и у меня, уже тогда возник ряд вопросов…

Человек восемь месяцев отсутствовал на территории Советского Союза. Чем он занимался, где был, с кем контактировал? Простили ли ему гигантский денежный долг криминальные элементы в Душанбе? Вряд ли – местные бандиты могли убить и за меньшие деньги.

Мое мнение: Довлатов прошел подготовку в лагере боевиков в Пешаваре, где был завербован некими спецслужбами. От них он получил сумму денег, необходимую для выплаты долга, и инструкции по внедрению в качестве «спящего» агента: сдаться властям, отсидеть срок, выйти и начать действовать в интересах новых хозяев.

Это предположение подтверждает дальнейшее развитие событий. Уже в 1991 году, перед развалом Советского Союза, в нашу часть пришла телеграмма, сообщавшая, что гражданин Довлатов освобожден из мест лишения свободы. Была, да и сейчас есть, такая практика – сообщать заинтересованной стороне об освобождении осужденного. Примечательно, что Довлатов вышел по УДО (условно-досрочному освобождению). Получалось, что он отсидел всего три года. Это было удивительно, даже несмотря на начавшийся в стране «бардак» – видимо, и здесь не обошлось без коррупционной составляющей или покровительства его хозяев…

Позже была получена ориентировка от КГБ, что Довлатов появился в Душанбе. В Таджикистане как раз был разгар вооруженного противостояния, и он влился в ряды вооруженной оппозиции.

Другим характерным примером представителя вооруженной таджикской оппозиции был житель кишлака имени Максима Горького Пянджского района по фамилии Джалолов. Как рассказывали о Мухтадо Джалолове разведчики, в 1980-е годы он ушел на Афганский Памир, где прошел обучение в медресе и лагере подготовки боевиков. Вернувшись в Пянджский район, стал работать инженером на местной насосной станции. Органы интересовались им, но предъявить ничего не могли.

В 1990 году рядом с домом Джалолова в короткие сроки была построена мечеть с перекошенным минаретом, в которой он начал вести проповеди. А с началом гражданской войны в 1992 году Мухтадо Джалолов стал одним из лидеров оппозиции в Пянджском районе. Несколько раз пограннаряды моей заставы «Тугул» вступали в боестолкновения с его бандами; боевики несли потери, но самому Джалолову удавалось уйти… Хорошо обученный, грамотный боевик, очень хитрый, имеющий представление о методах работы оперативных органов, наших разведчиков водил за нос мастерски! И таких в начале 1990-х появились сотни по всему Таджикистану!