Троица была слишком занята, чтобы обращать внимание на окружающее. Стражники старались наколоть мужичка, а он умело отмахивался мечом, прикрывая незащищенные ноги и живот изрядно потрепанным щитом. Несколько раз он пробовал перейти в контратаку, но молчаливые стражники вовремя отскакивали. Из ран на ногах и бедрах храброго русскоговорящего воина струилась кровь, и видно было, что попытки контратак даются ему все тяжелее. Стражники тоже были порезаны, но их раны являлись скорее большими царапинами.
Охранники были явно сильнее, и все шло к тому, что, устав от потери крови, их противник потеряет бдительность и получит в живот копьем. Жалкие отсветы из коридора, ведущего вниз, не давали возможности Косте и Захару оценить соотношение сил более точно.
Один из атакующих, удачно поднырнув под меч, кольнул противника в стопу. Русскоговорящий мечник неловко припал на раненую ногу, потерял равновесие и опрокинулся на спину. Тут же к нему подскочил второй стражник.
И тогда Костя не выдержал.
– Стой, – рявкнул он, выступая на свет.
Следом в одежде пленного стражника и с копьем в руке вышел Захар.
Увидев знакомую униформу, стражники храма расслабились – и поплатились за это. Из-за спины Малышева, громко хакнув, Пригодько практически без замаха метнул копье. Любой из них был почти на голову выше и стражников, и мужичка с мечом, а широкоплечий сибиряк, бесспорно, превосходил изумленных представителей темного прошлого еще и по силе. Только навыков владения местным оружием не имел – копье мелькнуло мимо груди одного из последователей культа Архви и вонзилось в стену. Один из стражников отпрыгнул, второй присел. Это оказалось его фатальной ошибкой. Раненый мечник, уже лежа, всадил присевшему врагу меч в подбрюшье и откатился к стене. Оставшийся в живых стражник, верно оценив ситуацию, рванул вниз по коридору и исчез.
Захар и Костя обернулись к раненому.
– Друг, не бойся. Мы свои, – разведя руки, обратился к лежащему Малышев. Но тот либо не понял, либо не доверял незнакомцам.
Приподнявшись на здоровой ноге, мечник довольно связно высказал на смеси русского, финского и немецкого, что он думает о своих новоприобретенных союзниках.
Снизу продолжали доноситься звуки боя, и времени на дипломатические реверансы у оставшихся в коридоре не было. Они аккуратно обошли по большому радиусу прислонившегося к стене не прекращавшего ругаться незнакомого раненого воина. Малышев кивнул в сторону комнаты с оружием:
– Захар, зажигай. Если эти сектанты помощь приведут, мы не выстоим.
Сибиряк, подумав, согласно кивнул и двинулся к двери. Щелкнула зажигалка, затрещала, загораясь, ткань. Пригодько метнулся обратно, оттягивая Костю к дальней стене. Из замка полыхнуло, раздался треск. Дверь осталась висеть без видимых повреждений. Только закрывающая механизм замка пластина слегка отошла от основного полотна.
Зато из караулки на шум вылез Сомохов. За ним, пошатываясь, вышел Горовой. Окровавленное лицо казака выглядело как хорошо отбитый бифштекс. Левый глаз заплыл, рубаха была вся в прорехах, сквозь которые проглядывали многочисленные синяки и красные ссадины. Подъесаул тяжело стоял на ногах, но в правой руке решительно сжимал короткий стражницкий меч.
Оглядев потерявшего сознание русскоругающегося воина и затихшего раненого стражника, Тимофей поднял глаза на опять подскочивших к двери Костю и Захара. Сомохов склонился над мечником.
– Вы, что ли, будете из наших краев? – Казак исподлобья наблюдал за ломающими замок красноармейцем и фотографом.
– Они, Тимофей, они. – Сомохов закатал штанину раненому и перематывал ему ногу обрывками чьей-то рубашки. – Я тебе говорил. Их зовут Константин и Захар.
Малышев вежливо кивнул, одновременно пытаясь открыть дверь в каморку с оружием. А Захар даже не среагировал. Время было дорого. Шум внизу начал стихать. По тому, что ругательств на финском доносилось меньше, чем мяукающих фраз поклонников Архви, было ясно, что стражники одерживают вверх над своими неведомыми противниками.
Тимофей, покачиваясь, подошел поближе.
– А что это вы с дверью-то делаете? – излишне громко спросил он. Видимо, давала знать о себе контузия.
За Костю, пытавшегося обломком копья отломать пластину замка, ответил Улугбек:
– Там за дверью оружие наше. А внизу – те, что нас схватили и тебя пытали, Тимофей.
Казак повернулся к Сомохову:
– А этот на полу – кто? – Он ткнул пальцем в лежащего мечника.
На этот вопрос ответил Костя:
– Охрана местная с ними воюет. А враг моего врага – мой друг… Наверное.
Раненый, перевязанный усилиями Сомохова, попробовал приподняться и слабо застонал.
Горовой развернулся к Косте, которому удалось поддеть пластину, закрывавшую механизм замка. Теперь фотограф натужно тянул за обломок копья, используя его как рычаг. Казак окинул замутненным взглядом дверь и похлопал Костю по плечу:
– Дай-ка я тут поспособствую.
Перехватив обломок пятерней, размерами напоминавшей сковороду, грузный подъесаул ногой уперся в стену, а спиной в косяк двери. Нажав массой тела на обломок так, что на шее и лбу проступили жилы, Горовой ногой страховал себя от возможного полета вперед. Костя оценил эту предосторожность, вспомнив, как он сам рассадил себе плечо о стену.
Старый металл замка не выдержал, пластина со щелчком вылетела из двери. Горовой удовлетворенно крякнул. Он оживал на глазах, превращаясь в подобие здорового и очень злого носорога. Малышев, глядя на заплывающие фингалами глаза казака, вспомнил старую шутку: «Носорог очень плохо видит, но это не его проблемы».
Пока Тимофей рассматривал отлетевшую пластину, Костя ловко выбил сердцевину замка и кинжалом отодвинул запорный штырь. Дверь каморки открылась.
Через минуту на нижний этаж храма вломилась хорошо экипированная группа. Впереди с автоматом шел Пригодько. За ним, по левую руку, с револьвером на изготовку двигался Костя, а справа – Тимофей с карабином. Спину прикрывал Улугбек со вторым карабином.
В зале царил кавардак. В отличие от верхнего яруса, большей частью вырубленного в скале, где находились караулка и пыточная, нижний ярус, включая зал, был обычной пристройкой из грубых досок и отесанных брусов. Зал был овальной формы, диаметром около пятнадцати метров. Вдоль стен возвышались деревянные резные колонны, поддерживавшие местами прохудившуюся кровлю. Посреди глинобитного пола находилось возвышение.
Зал имел три входа: со второго яруса, из видимого в проем леса, а также из глубины скалы, к которой примыкал храм. Щели в кровле давали скудное освещение – наряду с узкими бойницами на уровне второго этажа и пятью масляными светильниками.
В зале шел отчаянный бой.
Полтора десятка стражников, по росту и телосложению напоминавших четырнадцатилетних подростков, активно атаковали пяток воинов, экипировкой походивших на викингов. Стражники были одеты в темные плащи. Брони у сражавшихся почти не было. Только у викингов, к которым, бесспорно, принадлежал и встреченный наверху мечник, на щитах имелись металлические умбоны[23], да на одежде были нашиты стальные бляхи. На полу в лужах крови лежали тела троих викингов и пятерых-шестерых стражников.
Почти все из оборонявшихся были ранены, некоторые стражники – тоже. Стоял гул от ударов оружия.
Защитниками культа неизвестной богини со странным именем Архви руководил высокий (по сравнению с остальными) воин в дорогом червленом джасеране[24]. Понукаемые его криками, остальные служители храма, вооруженные в большинстве своем прямыми копьями и гизармами[25], старались отжать викингов от стены. Из тех только двое сохранили щиты. Тем не менее, несмотря на численное превосходство противника, бородатая пятерка храбро огрызалась, возглавляемая невысоким широкоплечим воином, одетым в настоящую кольчугу. В руке он сжимал обломок меча.
Все это пронеслось перед вошедшими за долю секунды, которой достаточно, чтобы спустить курок. План вторжения в нижний зал, а также манеру поведения они отработали еще у каморки, где хранилось оружие. Местные жрецы, а также их охрана не были им друзьями, а вот непонятные враги храма могли оказаться полезны.
Враг моего врага не обязательно мой друг, но почти наверняка союзник.
Два выстрела слились в один: Костя попал в бедро одному из стражников, Горовой пулей в голову отправил к Архви воина в джасеране. У Захара, шедшего первым, трофейный «Суоми» заклинило. Пока красноармеец нервно передергивал затвор, Тимофей вторым выстрелом уложил единственного среди защитников храма лучника, а разошедшийся фотограф лихо пальнул в еще одного стражника, но промазал.
Грохот огнестрельного оружия, многократно усиленный в тесном помещении, ненадолго ошеломил противоборствующие стороны. Но разобрались они в ситуации быстро.
Стражники, и без командира вполне организованные, разделились на две группы, одна из которых ринулась на вошедших, а вторая продолжала удерживать викингов. Те же, увидев подкрепление, с ревом пошли на поредевший строй, прорываясь к выходу.
Неизвестно, как бы сложилась дальнейшая судьба новоявленных путешественников во времени, совершенно не защищенных броней, успей стража метнуть в них копья, но, к счастью, Захар разобрался-таки со своим автоматом. Хакнув первой пулей, продукт финского автоматостроения выдал короткую очередь, снеся четверых стражников и ранив еще двоих. Тут же бахнула винтовка Горового, и еще одного из охраны отбросило к стене. Костя, справившись с волнением, прострелил плечо следующему. На фоне этого достижения викингов, отправивших в Хель[26] двоих стражников, выглядели скромно. Одного из поклонников Архви зарубили, второго проткнул трофейным копьем предводитель бородачей.
Потеряв командира и численное превосходство, смущенные непривычным грохотом, остатки почитателей культа неизвестной богини позорно бежали с поля боя.
Преследовать их ни викинги, ни пришельцы из двадцатого столетия не решились. Пошатывающиеся бородачи в порубленных доспехах и четверка выдернутых из своего времени рассматривали друг друга, не выпуская оружия из рук. Взгляды людей с интересом переходили с диковинного оружия и одежды стоявших напротив на тела поверженных врагов.
Первым шаг навстречу сделал предводитель викингов. Разведя руки, он громко крикнул:
– Гуннар Струппарсон. – И, ударив себя кулаком в грудь, добавил: – Ярл.
В переговоры вступил Сомохов. Ситуация вокруг не вязалась у него в голове с Российской империей, но и принимать версию Малышева о переносах во времени археолог тоже не собирался.
– Сомохов. Императорское географическое общество.
Такое представление, вероятно, смутило командира викингов. Тень тяжелых мыслей заволокла его невысокий лоб, покрыв чело непривычными складками тяжелых размышлений.
– Франк? – наконец он ткнул обломком меча в усатого Горового.
Тимофей, еще пошатывающийся после допроса, ухмыльнулся и ответил:
– Не. Козак. Шпрэхн? Понял?
И, повернувшись к остальным, самодовольно добавил:
– Он меня, кажись, за лягушатника держит.
Подтянулись остальные викинги. Большинство из них не опускало оружия. Все настороженно следили за каждым движением своих незнакомых спасителей. Неожиданную реакцию на реплику Горового выдал их предводитель. Осклабившись, он ткнул в Горового:
– Рус?
Все четверо кивнули:
– Да.
Следующая же фраза бородача вызвала бурю эмоций у бывших пленников Архви. Викинг широко улыбнулся и хлопнул себя в грудь:
– Карашо… Я – Гуннар Струппарсон. Ярл Хобурга. Посадник Киевского конига. Рус.
Лица у четверки новых знакомых удивленно вытянулись…
Затем, правда, последовало сразу несколько непонятных фраз на жуткой смеси архаичного церковнославянского с примесью скандинавских наречий. Но, к счастью для оторопевших выходцев из двадцатого века, среди нагромождения чуждых оборотов нет-нет, да и проскакивали узнаваемые слова.
Быстрее всех к новому языку приспособился ученый. Он и взялся представлять себя и спутников местному ярлу и остальным викингам.
Гуннар попробовал выяснять, откуда появились и чем, собственно, занимаются нежданные союзники. В его версии эти вопросы звучали по-спартански лаконично:
– Чьи вы?
За всех опять отвечал Сомохов. Теперь он полностью разделял гипотезу Малышева, так что приходилось на ходу придумывать легенду.
Перед ним стоял представитель киевского князя. Значит, следовало назваться выходцем из земель, которые не являлись бы врагами для Киева. Проблема была в том, что невольные путешественники по времени не могли быть уверены в том, в какой именно год они попали. Стражник, их единственный источник информации, сам путал года по христианскому летосчислению. А ошибка могла дорогого стоить – в конце одиннадцатого века отношения Киева с соседями менялись не просто часто, а очень часто.
Назвавшись русами, они оставили себе не такой уж большой выбор. Чернигов, Муром и древлянскую Коростень всегда шатало от признания Киевского каганата[27] до открытого восстания, новгородцы с их купеческой республикой вообще до Романовых слыли главными смутьянами.
– Полоцкие мы, – наконец решился Улугбек. – Полочане, стало быть. Торговые гости.
Ярл понял, но, снимая вопросы, выразительно посмотрел на трупы стражников. Улугбек продолжил:
– Они в полон нас взяли. Обоз порезали, товары забрали. Нас пытали, казну искали.
Слово «казна» вызвало заинтересованность у ярла, но углубляться в расспросы он не стал. Буркнул через плечо, и трое викингов резво рванули к выходу из зала. Через десяток секунд они вернулись и выразительно развели руками. Ярл выдал длинную тираду, причудливо перемежая русские, шведские и немецкие слова.
Тем временем Костя выглянул из дверей храма почитателей Архви. Подернутый первыми набухающими почками весенний лес окружал маленькую вытоптанную полянку перед главным входом в капище. Там виднелись мертвые тела воинов храма Архви, брошенные соратниками. Больше никого не было. Стража ретировалась в неизвестном направлении.
Струппарсон тщательно избегал разговоров об оружии новоприобретенных знакомцев. После того как викинги проверили прилегающие к храму кусты, местный феодал и его люди начали обшаривать капище, не обращая внимания на четверку новоявленных полочан, которые сели погреться на полянке под скупыми лучами прикрытого тучками солнца и обсудить свои текущие проблемы. Но когда воины ярла вытащили стражника, прежде связанного Сомоховым с Малышевым, «торговые гости» заявили на него свои претензии.
Гуннар поинтересовался, чем этот пленник так им интересен. Версию выдвинул Улугбек Карлович. Долго и нудно, как это умеют делать ученые, он объяснял хозяину здешних земель причины, по которым им просто необходим этот человек. По словам археолога, жрецы Архви забрали редкий товар, без которого возвращаться домой в родной Полоцк торговым гостям уже не имело смысла. А следовало, наоборот, идти за лукавыми жрецами на край и за край света, чтобы покарать, отобрать и вернуться героями. Этот раритет сам Улугбек и его товарищи искали долгие годы по всему миру и, найдя, несли его на родину, пока злые и со всех сторон нехорошие враги злокозненно не напали на них, полонили и забрали цуд[28].
Гуннар ответ проглотил. Вероятней всего, он не поверил сбивчивому и плохо скроенному объяснению, но пленника отдал.
Однако все попытки разговорить стражника ни к чему не привели.
Бородатый предводитель и хозяин округи, прогуливающийся неподалеку, не выдержал:
– Разе так надо полон пытать?
Он вытянул кинжал и, перевернув связанного лицом вниз, отрезал ему мизинец правой руки. Поляну разорвал рев. Ярл перевернул тело к себе лицом и, сунув под нос отрезанный палец, буднично спросил:
– Говорить будешь?
Но пленник был из упрямых – он даже нашел в себе силы плюнуть в лицо ярла. Со слюной на ярла попала и кровь из прокушенной губы.
Струппарсон молча перевернул громко ругающегося стражника на живот и отхватил ему еще один палец. Потом повторил вопрос.
На этот раз поклонник Архви сломался. Коверкая русские и немецкие слова, он заверещал длинными тирадами. Выговорившись, пленник откинулся назад, сверля глазами забрызганного кровью ярла и оторопело уставившихся на средневековый допрос «полочан». Сомохов шевелил губами, переводя знакомые слова и запоминая незнакомые, но первый перевод озвучил сам ярл:
– Все ушли. По протокам на лодьях. В море будет драккар. Пойдут на вечернее солнце до Саксона, оттуда дальше до Британи и до земель Измайловых, оттуда в Срединное море и мимо Сицила и Родоса до Тарсоса. Долго морем идти – три-пять лун. – Для верности исчисления Гуннар развел пальцы. – Из Тарсоса мимо Антиоха до Эдесса. Там капище, туда идут. Капище там стоит у них несхоронное. Там много людей Архви чтут. Туда они все и ушли.
Подождав пару секунд, не возникнут ли дополнительные вопросы, Гуннар встал, достал из ножен обрубок меча и одним движением отхватил стражнику голову.
После чего повернулся к ошеломленным «торговым гостям»:
– Ну а теперь ко мне, в Хобург. Без лодей, сам-самом, вы дальше Эстланда не уйдете, а купцы заморские мимо меня завсегда проходят. Вы мне и моим людям здорово помогли. Так что у меня гостите, отдыхайте, а там или по снегу через Новгород в Полоцк пойдете, или летом морским путем в Померань или Саксонь.
За всех ответил Костя. Не сводя взгляда с еще содрогавшегося тела стражника, он согласно кивнул.
Дорога к Хобургу заняла почти весь день.
Поминая почитателей Архви, уведших с собой лошадей ярла, викинги и назвавшиеся полочанами выходцы из далеких времен топали по осеннему лесу. Четверо дружинников ярла, сменяясь с торговыми гостями, волокли носилки с двумя ранеными соратниками. Своих мертвых под присмотром одного живого они оставили недалеко от храма, обещая через день вернуться с лошадьми.
Дорогой Гуннар поначалу молчал, зато дали волю любопытству довольно понятно говорящие по-русски воины ярла. На языке Киевского каганата говорили в той или иной степени практически все местные жители, и с каждым шагом эта столь непохожая на современный язык речь становилась понятной и для невольных гостей местного посадника. Звучавший говор все-таки походил на русский язык двадцатого века. Однокоренные слова вызывали правильные ассоциации, а недопонимание снималось активной жестикуляцией и мимикой.
Рыжий коротыш, у которого из четырех верхних резцов были в наличии только два центральных, отзывался на имя Бобр. Он забавно шепелявил и здорово прихрамывал на раненную в стычке ногу. Вторым заинтересовавшимся новыми попутчиками и гостями ярла был совсем еще молодой смолянин Кухля. И Бобр, и Кухля были добровольцами в дружине ярла, пришли из русских земель в поисках военной славы и приключений. Оба интересовались, где побывали заезжие купцы, какие земли видели, о каких чудесах слыхали. Сказывался дефицит информации, характерный для одиннадцатого века. Объектом расспросов они выбрали Захара, как наиболее близкого по возрасту. Горовой выглядел страшновато, а нацепивший найденные очки Сомохов с его восточными скулами и странной одеждой вызывал у русичей и варягов явную неприязнь. Да и держался Сомохов ближе к ярлу, а субординацию дружинники блюли.
Дорогой Бобр и Кухля рассказали Захару, что Гуннар – потомок одного из скамеечников самого Трувора, брата Рюрика. Хобург – наследный лен Гуннара, и подчиняется он только киевскому столу, хотя и сдает мыт с проезжающих через Новгород торговых гостей. Городок их и сам имеет причалы, но торговать не может. Все товары только осматриваются и пропускаются в Новгород, а идущие из центральных земель Руси если имеют грамоты об уплате мыта, то тоже пропускаются. Главная задача Хобурга – быть заставой от диких варягов и свенов, что в срединные земли не в дружины русских конунгов идут служить, а в охотку пограбить.
В капище Гуннар попал, когда начал охоту за оскорбившим его учителем своих детей. Торвал Сигпорсон знатный был лучник, да вот от ветра в голове так и не избавился. Учил-учил сыновей ярла, а вчера смылся из бурга, прихватив дорогую шкатулку. Тот, само собой, погоню во все стороны послал, а сам к протокам пошел с десятком всадников. Когда отряд преследователей вышел к заброшенному капищу, то никто даже не думал, что древний храм обжит… За это чуть жизнями и не поплатились.
А места эти… Они всегда были нехорошими. И бабки, и ведуны о том говорят. Не ходят сюда ни охотники, ни рыбаки. Хотя протоки хорошие… Сомы должны быть… Бобровые хатки видны. Но места уж очень плохие. Все говорят, а в народе зря болтать не будут.
Рассказчики, не сговариваясь, сплюнули через левое плечо. Кухля согласно покивал головой и спросил Захара:
О проекте
О подписке