Цитаты из книги «Так вышло: 29 вопросов новой этики и морали»

Если у человека есть некоторая особенность, не важно, психиатрическая или не психиатрическая, то можно относиться к ней по-разному. Либо считать эту особенность органической частью этого человека, и тогда единственный способ с ней жить — уметь ее принимать и учиться с ней работать. Либо рассматривать эту особенность как что-то, с чем нужно бороться и справляться. С одной стороны — полное принятие, а с другой — «ползи, ползи, ножки вырастут».

Но с другой — нельзя оправдывать насилие тем, что с человеком произошло ужасное в детстве. Насилие действительно самовоспроизводится, но это же не вирус, который все подхватывают и передают дальше. Именно поэтому рассказ Робсона и Сейфчака — невероятный подвиг

Очевидно, что искусство работает тем лучше, чем оно талантливее. А роль искусства состоит, в частности, в том, чтобы научить нас понимать эмоции, потому что рациональный разговор вроде того, что мы с тобой ведем, по определению не подходит для того, чтобы научить кого-то эмпатии.

Если мы сами не готовы выйти и публично рассказать историю своей травмы, мы не можем понять мотивацию человека, который так сделал. Этому надо учиться. Как и тому, чтобы чувствовать боль другого человека, даже если ты не понимаешь, почему ему больно. Если помнишь, в #MeToo были истории, в чудовищности которых невозможно усомниться, а были и такие, в которых насилие казалось совсем неочевидным. Если тебе в каком-то месте не больно, это совсем не значит, что будет не больно и другим.

Это душераздирающая, мучительная трансформация, человеческой психике совершенно не свойственная. Нам свойственна адаптивность, мы придумываем оправдания тому, что произошло, называем любовью то, что никогда ею не было.

у каждого человека есть обиды, которые он помнит много лет, но публично не обсуждает. К: А у меня другая теория. Когда речь идет только о насилии, люди молчат от стыда, который им помогают преодолеть, например, флешмобы вроде #MeToo или коллективные иски. Но история с Майклом Джексоном другая. Эти мальчики считали, что у них настоящий роман.

его песни не существуют отдельно от его образа. И в том числе за этот образ, который оказался оборотной стороной педофилии, мы его любили.

мы, как общество, считаем, что люди, которые не хотят избавиться от болезни, — сумасшедшие, а люди, которые мучают не больны

фильм одновременно пропагандирует и спорт, и бодипозитив. И это сочетание отражает какую-то неуверенность в норме. Мне кажется, важно понимать, что, хотя мы все боремся за инклюзию, существует некий предел — нормальный человек или ненормальный, но точно не такой, как все. Был такой слоган — «ВИЧ касается каждого» и целая кампания, которая объясняла, что с ВИЧ живут совершенно обычные люди. И все же в какой-то момент необходимо сказать, что люди с ВИЧ

Интересно, что общество одновременно борется за инклюзию и расширяет свои границы нормы. Адаптирует иное под себя и себя под иное. И проявляется это в удивительных местах. Например, за последнее десятилетие изменилась сетка размеров одежды. То, что сейчас S, раньше было М. Условно говоря, 27-й размер джинсов был 30-м.