Меня колотило уже, как в ознобе. До выброса оставалось буквально несколько минут. Уже давило на уши, волосы вставали дыбом; сбилась с темпа бега Энджи (обернулся на звук: девушка всхлипнула, когда Пригоршня схватил ее под локоть и устремился вперед). Было не до аномалий. Я все еще «выщелкивал» гайки, как ребенок – ядрышки вишни, но практически не следил за ними. Двум смертям не бывать.

Вик вырвался вперед.

Вот что значит – адреналин. Новичок перед лицом невиданной опасности потерял голову и страх. Он несся, как спринтер, хотя рюкзак не снял и оружие не бросил, к полукруглому зданию, к его приоткрытым воротам. Перед мысленным взором возникло классическое: мы вламываемся, секунда счастья и облегчения (под крышей выброс нас, конечно, заденет, но не сильно) – а там мутанты. Всякая тварь в Зоне ищет укрытие, потому и мало зверья в полях и лесах, всякая тварь жмется к постройкам, чтобы пережить выброс.

Или – аномалия.

Такое тоже бывало, сталкеры попадали в ловушку, уже, казалось бы, достигнув безопасного места.

Останавливать Вика я не стал. Он мне не сват и не брат, не приятель даже, хотя человек симпатичный. Но перед лицом смерти каждый становится эгоистом, и я не исключение. Пусть лучше погибнет Вик, чем Пригоршня или даже Патриот. Да Шнобель дороже!

С победным воплем Вик налетел на дверь, налег всем телом – ржавые петли заскрипели, створка поддалась. Большая, метров пять высотой. Вик ввалился внутрь. Я невольно притормозил, вслушиваясь. Он не кричал.

Быстрее!

Воздух стал вязким. Ноги заплетались. Кто-то, кажется, Шнобель, ухватил меня за шиворот и дернул. Я упал в темноту ангара.

– Навались! – скомандовал Пригоршня.

Снова заскрипела, закрываясь, створка. Стало совсем темно и тихо, только спутники тяжело и часто дышали. Заверещали, предупреждая об опасности, ПДА.

И ударил выброс.

Он был похож на предыдущие и одновременно – совершенно другой. От обычного мы бы вряд ли смогли укрыться в ангаре…

Затрясло. Я упал, придавленный рюкзаком, и принялся выпутываться из лямок. Зубы стучали, по железной крыше укрытия будто огромным молотом лупили. Аж уши закладывало. Сквозь щели в обшивке пробивались лучи света – ритмичные ярко-красные вспышки. Вокруг катались, рычали спутники. Энджи ругалась, что тот боцман, тройным загибом, а Патриот молился вслух, правда, Яриле. Почему Яриле, он и сам наверняка не знает, а спросишь потом – не вспомнит.

Говорят, что во время выброса Зона очищается, убирает неугодных. И всегда почему-то – ворон. Правда, потом они вновь появляются…

Говорят, Зона выбирает, кому выжить.

Кажется, нам везло.

Но вот о чем не говорят, молчат стыдливо – во время выброса едет крыша. Виновато ли аномальное излучение, светозвуковые эффекты или банальный страх, но факт. Едет далеко и шустро.

Во-первых, когда подбрасывает и трясет, теряешь ориентацию в пространстве. Во-вторых, утрачиваешь всякое представление о времени. Сколько длится выброс, неизвестно, то ли минут двадцать, то ли несколько суток. В-третьих, мерещится разное.

В этот раз время привычно изменилось, точнее, я из него выпал, но тем не менее понимал: мы – в заброшенном ангаре, вокруг бушует стихия, силясь стереть нас с лица земли. За пределами убежища словно война шла. Мне удалось подняться на четвереньки, освободившись от рюкзака, и осмотреться. Вытянутое помещение было пусто – то ли Зона хранила, то ли языческие боги Патриота, то ли новичкам повезло. Только в дальнем конце чернела какая-то техника, вроде, трактор, и неприятно мерцала паутина.

Ну, мы-то ученые, туда не сунемся.

Уныние и фатализм испарились – оказывается, мое дурное настроение было предчувствием выброса. Теперь я снова радовался жизни (насколько можно радоваться, когда пол под тобой танцует, здание, в котором укрылся, трещит, и за стенами – форменная дискотека великанов).

С последним ударом я распластался на полу.

Зона прошлась исполинским утюгом, разглаживая складки, убирая микробов. Кости затрещали, череп сдавили с висков, во рту появился привкус крови. Меня будто вытянули, а потом – резко сжали, и я потерял сознание.

Когда очнулся, было тихо.

Характерное затишье после выброса, знакомое каждому удачливому сталкеру. Не мертвое, как перед катаклизмом, а живое. Снова поднимается ветер, задувает в щели укрытия. Какая-то пичуга – сразу слышно, офигевшая от произошедшего – пробует голос. Сдавленно рычит Никита. Шумно, тяжело, как после пробежки, дышит Энджи, обхватившая колени. Стонет Вик. Шмыгает Шнобель. Патриот кряхтит, поднимаясь.

А я, между прочим, все еще лежу. И пытаюсь понять, сильно ли досталось, не облучило ли, вдруг я уже лысый и в пятнышко?

– Все живы? – спросил я.

Дружное постанывание было ответом. Первым оклемался Никита. Встал, осмотрелся.

– Повезло. Говорили, сталь от выброса защищает, а я не верил. Зря.

– Это не такой был… Все заметили?

Энджи и Вика, понятно, вопрос не касался. Патриот, Шнобель и Никита кивнули: заметили, и потянулись к ПДА. Я проверил свой: все еще помехи, сказывается остаточное излучение. Выходить в ближайшее время опасно.

Все кости ноют, в ушах по-прежнему звенит, и голова соображает паршиво, как после нокаута.

– И что дальше? – спросила Энджи очень тихо, я обернулся: она отвела взгляд.

– Что-что… Идем. Какое-то время будет тихо. А до «Перевалочной базы» еще ходу и ходу.

Патриот осматривал гитару в поисках повреждений. Пригоршня пялился в дальний конец ангара. Там, у предполагаемого трактора, что-то шевелилось. Зажужжала «динамка»: аккумуляторные фонари мы пока что не могли использовать.

Неяркий луч высветил странный силуэт.

У «динамки» луч слабенький, дрожащий в такт противному жужжанию механизма, вырабатывающего электричество, но даже с таким хреновым источником света Пригоршня разглядел движения в дальнем конце ангара.

– Там! – прошептал он, ткнув пальцем в указанном направлении.

Я поднял свою «динамку», приналег на рукоять, выжав из лампочки весь ее потенциал – это, конечно, не тактический «шурфайр» в двести люмен, но и такого освещения хватило, чтобы неясный силуэт вдалеке испуганно шмыгнул в сторону.

– Мутант, – сказал я. – Выброс пересиживал. Черт, башка-то как трещит… Будто с бодуна.

– Пошли, замочим его, – предложил Патриот.

– Отставить, – скомандовал я, оглядев Энджи и Вика. Бледные, дрожащие, они еле могли ходить, хотя Энджи старалась выглядеть сильной и независимой. Тащить обузу за собой глупо, бросать их здесь без охраны еще глупее. – Патриот, Шнобель – остаетесь с цивилами. Держать под контролем вход в ангар. Мы с Пригоршней разберемся с мутантом… или мутантами, если их много. Вряд ли там что-то серьезное…

Как всегда перед боем, я проверил оружие. Привычка, вбитая в подкорку за годы жизни в Зоне: если от оружия зависит твоя жизнь, проверяй и чисть его при каждой возможности. «Эмка» была в порядке, разве что коллиматор загнулся после выброса, но это понятно, на то он и электромагнитный импульс. АА-12 Пригоршни, оружие гениальное в своей простоте, работал, как часы. В принципе, в помещении, да на ближней дистанции, заряд картечи или жакан куда эффективнее маленькой пульки калибра 5,56 из М-4 – поэтому Никита остановился на дробовике, сменив коробчатый магазин на дисковый, в котором патроны с пулей чередовались с патронами с дробью «нулевкой». Запасной магазин с картечью (не лишняя мера, учитывая прожорливость АА-12) переложил в ближайший подсумок на разгрузе.

Я загнал патрон в подствольник «эмки» и клацнул затвором глока.

– Ну что, пошли? – спросил Никита, когда я убедился, что Патриот и Шнобель заняли круговую оборону по всем правилам фортификационного искусства.

– Пошли, – сказал я.

Двинулись вперед на полусогнутых, в режиме «я иду – ты прикрываешь». В ангаре царил полумрак, под ногами хрустело битое стекло. Сквозь в дыры в крыше пробивались косые солнечные лучи. Сейчас бы ПНВ, или тепловизор, да всю электронику вырубил выброс. А «динамкой» особо не пожужжишь с винтовкой-то в руках.

Может, оно и к лучшему – тишина в ангаре висела гробовая, даже птицы заткнулись после выброса. И если мутант дернется, мы его услышим. И замочим. Задолбали эти мутанты, не жизнь, а видеоигра какая-то! Развелось их в Зоне тьма тьмущая, давно пора под нож пустить, устроить мутантоцид…

– Стой! – Пригоршня поднял руку и замер. Я последовал его примеру. – Чуешь? – спросил бывший десантник.

– Не-а, – ответил я. Я и вправду ничего не слышал.

– Запах, – одними губами прошептал Пригоршня.

Я принюхался. Пахло… нет, скорее пованивало чем-то знакомым. До боли, я бы сказал, знакомым. Старыми вонючими носками, вот. Тухлой капустой. Кислым молоком.

– Шелоб, – похолодев, произнес я. Ну, вот уж попали так попали!

Сам дурак, виноват. Раньше надо было догадаться. Все ж признаки на лицо – паутина, уединенное место, светобоязнь, малая подвижность днем…

Мы нарвались на шелоба – гигантского паука-мутанта, к счастью, ведущего отшельнический образ жизни. Одна такая тварь может с легкостью разорвать отряд из пяти-шести сталкеров. Две – если кому-то не посчастливилось застать пауков во время спаривания – оплетают за пару минут и пожирают за пару дней десяток подготовленных бойцов.

И мы, кажется, ее уже разбудили.

Первым порывом было вернуться за Патриотом и Шнобелем – против шелоба каждый ствол на счету. Но поворачиваться спиной к твари, выстреливающей паутиной на двадцать метров, не очень хотелось, а рации, естественно, не работали.

В дальнем углу, за ящиками, что-то пошевелилось. Что-то, удивительно похожее на паучью лапу. Я вытащил из подсумка светошумовую гранату – шелобы не любят ни света, ни шума, и эта штука способна слегка контузить тварь. Правда, когда шелоб очухается, он уже не будет таким медлительным и степенным. Но придется рискнуть.

Я показал гранату Пригоршне, тот кивнул, поняв мой план, и вскинул дробовик. Я выдернул чеку, размахнулся и швырнул «зорьку» по пологой траектории за ящик, где, предположительно, сидел шелоб.

Конечно, я бы предпочел швырнуть туда коктейль Молотова, а лучше банку с напалмом, а еще лучше гранату с белым фосфором, но ничего из этого у меня не было. За неимением гербовой пишем на простой.

Я зажмурился, зажал уши, открыл рот, чтобы уровнять давление внутри и снаружи черепа – иначе может порвать барабанные перепонки, и отвернулся. Ахнуло глухо, сквозь плотно сжатые веки полыхнуло белым огнем.

Можно считать, что шелоб контужен на полторы-две минуты.

Пригоршня – десантура, что тут скажешь – перенес взрыв «зорьки» лишь слегка прищурившись, да придержав свою шляпу. Я махнул ему рукой, и мы двинулись вперед, обходя мутанта с двух сторон.

Конечно, был соблазн закидать тварь обычными гранатами, но я знал, что псевдохитиновый панцирь шелоба держит бронебойно-зажигательную пулю из «Баррета» пятидесятого калибра, так что осколки ему уж точно будут ни по чем. Поэтому план был таков: огнем из АА-12 Пригоршня отвлечет тварь на себя, пока я засажу гранату из подствольника в единственной уязвимое место – подбрюшье, как раз между передними лапами… Правда, стрелял я не так, чтобы очень метко.

– Пригоршня, – тихо, практически беззвучно, позвал я. – Меняемся оружием.

Хорошо, мы – сработанная команда. Никита протянул мне дробовик, я отдал ему «эмку» с гранатометом.

Но плану, как и любому плану в реальной ситуации, не суждено было сбыться.

Едва мы вышли из-за ящиков, шелоб (ох и здоровенный же оказался гад!) выстрелил паутиной в потолок и потащил свою грузную тушу вверх, чтобы оттуда рухнуть нам на головы.

Чисто рефлекторно Пригоршня выпалил твари вслед. Граната попала в панцирь и разорвалась с беспомощным хлопком. Тварь этого даже не почувствовала, разве что качнулась на струне-паутине, точно босховская пародия на маятник Фуко.

Пригоршня заматерился, влупил вдогонку пару коротких очередей и полез в подсумок за следующей гранатой. Я же, судорожно размышляя, углядел одну-единственную из всех возможность вывести врага из строя.

Шелоб зацепился за крышу ангара – старую, прогнившую, местами прохудившуюся. Весь ангар, заброшенный сто лет назад, казалось, держался исключительно на паутине мутанта.

Я вскинул АА-12, хорошенько уперся в плечо (амортизаторы амортизаторами, но автоматический дробовик двенадцатого калибра все равно пинался, как мул) и начал стрелять по крыше, вышибая шиферные листы и кроша в мелкую труху толевые теплоизолирующие прокладки.

Ангар загудел, как жестяная бочка, по которой начали бить железным прутом.

Сухо клацнул затвор дробовика. Нажать на защелку магазина, пустой барабан падает к ногам, но рука уже вставляет следующий, с картечью. Опять стрелять. До упора. До щелчка. Терять нечего.

Есть! Получилось!

Что-то из того полукилограмма свинца (точно? Точно; навеска дроби грамм тридцать, пуля – грамм двадцать, я выпустил полный барабан, шестнадцать с дробью, столько же с пулями, ого, это ж почти кило!) развалило каркасную балку, к которой прилипла паутина, и шелоб, внезапно потеряв точку опоры, сорвался вниз.

В полете Пригоршня успел всадить в паука весь магазин «эмки». То ли суммарная кинетическая энергия крошечных пулек сыграла свою роль, то ли просто Бог сегодня был на нашей стороне – но шелоб, сорвавшись с паутины, перевернулся в воздухе и рухнул на спину, выставив беззащитное брюхо.

Вот такой вот расклад – перед нами лежал на спине опаснейший мутант, а мы стояли, как два дятла, с пустыми магазинами. А времени было чуть-чуть, паук не черепаха, перевернется быстро.

Не раздумывая, я дернул из кобуры «глок». Пригоршня отзеркалил мои действия. Два пистолета, по семнадцать патронов в каждом. Патрон, конечно, слабенький, девять на девятнадцать «парабеллум», не «магнум триста пятьдесят семь», но тридцать четыре пули, выпущенные из двух столов за пару секунд, вскрыли брюхо шелоба, как щипцы раскалывают панцирь лобстера, поданного в хорошем ресторане.

Потекла белая слизь и зеленоватая кровь.

– За ВДВ! – заорал Пригоршня, отшвырнул пустой «глок», выхватил нож и бросился в атаку, кромсая нутро шелоба широкими размашистыми ударами.

Во все стороны полетели слизкие ошметки. Шелоб издох. Бой, длившийся чуть более пары минут, был окончен. Мы победили.

У меня даже голова перестала болеть.

Пора было отправляться в путь: после выброса мутанты тихие, и путешествие по Зоне можно назвать даже приятным, грех этим не воспользоваться.