Глава 3

Места вокруг Любеча – хоженые-перехоженые. Во всех направлениях идут сталкерские тропы – не так, чтобы протоптанные дорожки, а просто давным-давно нанесенные на карту «безопасные» пути. После Изменения, конечно, безопасных и изведанных мест почти не осталось, но кое-что уже разведали, и часах в четырех пути всё излазили.

Если верить половине карты, показанной Энджи, нам следовало топать на запад к загадочной локации «Перевалочная база». База эта располагалась мало того, что далеко, еще и в стороне от привычных маршрутов, зато и от баз группировок, попиливших Зону, как правительство – отчизну, в стороне. Сам я о «Перевалочной» никогда не слышал, но мало ли, о чем я не слышал.

С ПДА Энджи уже была знакома, а Вик довольно быстро освоился, хоть и поглядывал на новую игрушку поминутно. Правильно, в общем, делал: расслабляться не следует, у нас места такие – даже в сортире можно мутанта встретить. Правда, после Изменения ПДА «подглючивали», и я об этом новичков честно предупредил. Сам же я нанес на карту наш предполагаемый маршрут и точки аномалий и мутантов. Мало ли, что. Пригодится.

Патриот молча тащил снарягу и гитару. Я решил, что слухи о его непереносимости сильно преувеличены.

Пригоршню я сперва поставил первым, но он постоянно оборачивался и пялился на Энджи, пришлось перестраиваться: я – первый, за мной – Патриот, следом – Вик, Энджи, Шнобель. И замыкает Никита. Пусть себе глазеет на обтянутый камуфляжными штанами зад девушки – я Пригоршню знаю, он всегда настороже, его ничто не отвлечет.

Идти вглубь несработанной командой – верная смерть, поэтому я разработал план. Простой на самом деле и банальный: учебная тревога. Где-то через час команда подустанет и внимание рассеется, это естественно. Тогда и будем работать.

А пока что все были сосредоточены, как американские шпионы в тылу врага.

Ни шуточек, ни разговоров. Красота, в общем, загляденье, а не отряд. Опыт подсказывает: скоро начнутся перешептывания, потом – болтовня, потом Энджи отвлечется на цветочек у дороги, потом захочется сделать привал, «бывалые» начнут травить байки…

Удивительно: погожее весеннее утро, начало приключения, а настроение у меня ворчливое, как у старой бабки. Не к добру. Хоть назад поворачивай.

Я поднял руку, останавливая движение.

Спутники послушно замерли. Обернулся: Вик, застигнутый командой посреди шага, аккуратно поставил ногу и виновато улыбнулся. Молодцы.

– Спокойно. Никита, подойди-ка.

Никита «змейкой» прошел отряд (красовался перед Энджи, не иначе) и приблизился, изображая послушание и почтительность.

– Рядовой Пригоршня здесь!

– Никит, ты ничего не чувствуешь?

– То есть? – моментально насторожившись, уточнил напарник.

– Твоя интуиция ничего не подсказывает?

– Нет. А должна?

– Да ничего, вроде. Как-то мне муторно.

– А пить вчера надо было меньше! – фыркнула Энджи.

– Ты того, – прогудел Никита, – не надо. Химик разное чует, просто не всегда понимает.

Вик почесал нос и уточнил:

– А что ты чувствуешь?

– Да ничего, – мне надоела пустая болтовня. – Ничего. Показалось. Пойдем.

Никита задержался, прежде чем вернуться в хвост, заглянул в лицо:

– Что, Химик?

– Сам не знаю. Будь настороже на всякий случай.

Двинулись. Солнце припекало все сильнее, обещая, что теплое утро скоро превратится в жаркий день. По спине медленно, щекотно текла первая капля пота. Зудел над ухом комар. Я перекинул рюкзак на живот и, не сменяя темпа, достал из кармашка ПДА. На экране было пусто, только по краю двигалась зеленая точка – кто-то из сталкеров.

Да что ж такое-то?! Муторно, тошно. Неужто права Энджи, и я просто выпил лишнего и недоспал?

И ощущение, что следят за нами. Пристально так смотрят куда-то в район седьмого шейного позвонка. Сквозь прицел оптической винтовки.

Впрочем, слежку заметил бы Никита. И на ПДА бы сигнал был.

Расслабься, Химик, тебя просто накрыло паранойей. Это бывает. Лучше быть живым параноиком, чем доверчивым, но мертвым типом.

Если верить карте (а как не верить схеме, нарисованной самим Картографом?), опасных аномалий поблизости не было. Местность вполне открытая: поля, перелески, рощи, ни высоких холмов, ни глубоких оврагов, ни даже построек – только левее, километрах в трех, россыпь домиков. Это деревня Глыбово, давно заброшенная и сто раз обшаренная. Ничего интересного. Думаю, там даже облегчалку не найти: все новички первым делом осматривают поселки и деревни недалеко от Любеча.

– Я вот, чего не пойму, – внезапно заговорил Патриот. – Эти, ночные. Это кто был?

– Черт знает, – откликнулся Никита, – не разглядел. Без знаков отличия. Ни нашивок, ни шевронов.

– У меня кто-то схрон вскрыл, – пожаловался Патриот. – Я туда – смотрю, переложили. Ничего не забрали. Даже деньги.

Вот это новость!

– Ты почему раньше не сказал? – озвучил мою мысль Никита.

– Думал, может, я сам переложил – и забыл. Не, не забыл. Не перекладывал. У меня внизу, значит, патроны для автомата, сверху – для пистолета. А было наоборот.

– Карты, схемы? – уточнил я.

– Такого в схроне нет.

Прекрасно! За картой охотятся. Кто? Вряд ли натовцы, они бы нас повязали и допросили. Скорее, кто-то из своих, потому никого и не убили, чтобы шумиху не поднимать, обыскивали-подслушивали.

В таком случае нужно ждать нападения.

Только отойдем подальше, враг себя обнаружит.

Повисло нехорошее молчание – все подумали о том же. Нарушил его я:

– Ночью нас хотели не убить, а отвлечь. Пока мы воевали, они быстренько нашли ваши схроны, номер Энджи обыскали. Нас пока не трогали – не знали, что мы при делах.

– А меня не обыскивали, – подал голос Шнобель. – Правда, у меня не заначка – одно название.

– Вот куда ты, Шнобель, деньги деваешь? – поразился Никита. – Ты же пригоршнями гребешь, не хуже нас! Ну, чуть хуже.

– Куда надо, туда и деваю. В банк на депозит. На мирную старость.

Пригоршня с Патриотом заржали. А я подумал, что эта ситуация мучительно мне напоминает знакомство со Шнобелем. Предатель – он предатель и есть. И дурак, к тому же, если так открыто признается: его единственного не тронули.

Совсем уж истоптанная сталкерами местность тем временем кончилась. Я вытащил горсть гаек и принялся кидать перед собой в особо подозрительных местах. Сейчас хорошо, трава свежая, зеленая. Если «жарка» какая-нибудь или гравитационная аномалия – видно. Пожухнет зелень или примнет ее, будто зверь повалялся, значит, надо туда кинуть гайку. Любые две выступающие точки – булыжники, кочки, тем более – холмы намекают на опасность. Между деревьями тоже лучше не соваться, там тени пятнами, можно чего-нибудь не заметить. А уж паутина… Зона не любит суеты. Зона благосклонна к осторожным, но любопытным, а суматошных предпочитает убивать или калечить сразу.

Под ноги будто сама сунулась заброшенная грунтовка – только и осталось от дороги, что две еле намеченных колеи. И кое-где торчали столбы, правда, провода давно уже срезали.

Отряд снова притих. Все старались попадать след в след.

Я прислушивался, принюхивался и настраивал себя на Зону.

Вот там, чуть правее, танцует столбик «однодневок». Или правда мошкара толчется, или же аномалия. Вроде, мы мимо проходим, только вот не хочется мне наступать на дорогу. Настолько не хочется, что аж воротит.

Дав группе сигнал остановиться, я бросил гайку в направлении мушек. Они брызнули врассыпную, и тут же снова собрались в столбик. Вниз-вверх, вниз-вверх, танец ритмичный, примитивный. Да безопасно там, даже симпатично. Цветы желтые, кажется, лютики, глянцевые листики травы. Вниз-вверх… Надо же, такие примитивные организмы – а так красиво выплясывают. Наверное, им хорошо. Туда и направимся, точно.

Улыбаясь от умиления, я шагнул к мошкам.

– Стой! – заорал кто-то за спиной.

А вот завидовать – дурно. Я сейчас наслажусь зрелищем вблизи, вплотную подойду, чтобы полюбоваться, а вы оставайтесь, если хотите.

– Стой, Химик! Андрюха, стой! Замри!

Нет, ну каков друг, а? Товарищ боевой, называется. Мог бы составить компанию, а не завидовать, не пытаться остановить меня на пути к счастью.

– Никита, останови его! – Энджи.

– Замри! – Патриот. – Ни шагу. Нельзя к нему приближаться. Его «повело».

– Вот ведь копать-колотить! – Никита. – Отойти всем. Три шага назад. Я попробую…

Шмяк.

Я не устоял – упал, когда в висок прилетело что-то увесистое. Голова загудела, но в ней прояснилось. Мошки все еще танцевали, и я с трудом отвел взгляд – мельтешение вызывало тошноту, но притягивало.

Прямо перед носом валялся женский, небольшого размера, берец.

– Ну ты даешь! – восхищенно выдохнул Никита. И тут же добавил уже для меня: – Закрой глаза и ползи назад.

Послушно зажмурившись, я сдал задом. Никита командовал, наконец, крикнул:

– Хватит. Вверх, на небо гляди.

– А что он там увидел? – поинтересовалась Энджи.

– Что бы ни увидел, – влез Шнобель, – советую туда не смотреть. Лучше небом любуйтесь. Или другом нашим Химиком.

Я перевернулся на спину. Небо было ярко-голубым, без единого облачка. В руке я, оказывается, сжимал берец, спасший жизнь. Скосил глаза и увидел Энджи, поджимавшую босую ногу.

– Спасибо.

Сесть получилось с трудом.

– Твой? Держи. Ты мне жизнь спасла. Как догадалась-то?

– Ты пялился в одну точку и нас не слышал. И улыбался так… Дебиловато. Что тебе не свойственно, ты же не Никита. – Комплимент я оценил по достоинству. – Хотелось дать оплеуху, но Пригоршня велел не суетиться. Тогда я решила в тебя чем-нибудь кинуть. А кроме ботинка ничего под рукой не оказалось.

– Еще раз – спасибо! – Мне удалось встать и поклониться, хотел руку поцеловать, но под взглядом Никиты не решился. – Туда не смотреть. Мерзкая штука, ловит и ведет. Раньше такого не было.

– Вообще много психических развелось аномалий, – встрял Патриот. – И одна другой гаже.

– Ты идти можешь? – уточнил на всякий случай Пригоршня. – Первым?

– Могу. Странно, что я опасности не почувствовал.

О том, что муторно было с утра, я пока промолчал. Никуда не делись ни пристальный взгляд (упиравшийся в основание черепа, куда ни поворачивай), ни ворчливо-унылое настроение. Еще и сердце после передряги сбоило, частило.

Энджи закатала брюки до колен и принялась зашнуровывать берец, Пригоршня пялился на ее ногу. Я пощупал висок и скулу – синяк обеспечен.

– По дороге, за мной. По левой колее. Шагом – марш.

Двинулись.

Медленней, чем мы с Пригоршней обычно ходим в этих краях. Впереди, вся в кипенье зелени, показалась очередная заброшенная деревушка, Сорокино. Двенадцать домов, брошенных после катастрофы, проваленные крыши, темные срубы… Кажется, там и до образования Зоны почти никто не жил. Может, несколько древних бабок коротали век, ковыряясь в огородах.

Я брел нога за ногу, как на собственные похороны. Дойти до какой-нибудь рощи, да хоть до деревни, и объявить привал – приключение подействовало с неожиданной силой, выбило из колеи. Это меня-то, любимчика Зоны, бывалого сталкера! Словно лет мне так за шестьдесят, гипертония и все прелести старости, тремор, озноб. Я уже совсем приуныл и собрался позвать Пригоршню занять место ведущего, как вдруг осенило.

То есть, не «вдруг осенило»: небо начало темнеть, стих легкий приятный ветерок и перестали жужжать насекомые. Даже наши шаги стали бесшумными.

Елки-палки!

Если бы не проклятые мушки, понял бы давно: приближается выброс! Ни одного мутанта в округе, тишина эта проклятая!

Обычно я чувствую его за приличное время до начала, а тут списал свое состояние на адреналин.

Чем, интересно, мы прогневали Зону, что аж моя удача истончилась?

Ладно, вопросы будем задавать потом, тем более – риторические.

– Стой! – заорал я, оборачиваясь к своим. – Ребята, проблема. Минут через пятнадцать будет выброс.

Энджи слабо ойкнула и зажмурилась. Через секунду открыла глаза, упрямо закусила губу и сжала кулаки. И молчала – ждала распоряжений.

Вот так, взяли, называется, «любимчики Зоны» группу новичков…

– Это значит, надо где-то укрыться? – уточнил Вик.

– Обязательно в помещении, а лучше – в подвале.

– Деревня? – спросил догадливый Пригоршня.

– Придется.

Аномалии – опасность понятная и преодолимая. В крайнем случае, сгинет один член группы, а вот если попадем под выброс, умрем вместе. Мы прибавили шагу, точнее, побежали. Гайки летели во все стороны – я швырял их вперед, остальные – вбок. Топот гулко разносился в замершем воздухе, как будто мы неслись не по заросшей травой дороге, а по бетонным плитам где-то в помещении. Земля больно била в пятки, рюкзак тянул назад, но деревенька приближалась. Ходу до нее таким темпом было минут семь-десять. Будем надеяться, укрытие найдется где-то с краю.

– Хотел бы. Я. Знать. Ради. Чего. Подыхаем! – пропыхтел Шнобель.

– Карту! Я отдам вам карту! – воскликнула Энджи.

Ага, будто от обещания мы сразу перестанем придуриваться и достанем из рюкзаков надувное бомбоубежище…

Небо постепенно багровело.

Успеем, не успеем ли? Ох, Зона-матушка, взмолился я про себя. Ты столько раз меня выручала, да и я тебя выручил, вспомни, пожалуйста! Мы же не губить тебя идем, мы идем за новыми артефактами! Ну да, я – олух, сигналов не понял, да что, умирать, что ли?!

Сколько раз был не в шаге даже – в миллиметре от смерти, и каждый раз не верил. Кажется, вот сейчас прилетит волшебник в голубом вертолете и спасет. За спиной пыхтели товарищи. Гайки показывали, что путь чист.

Еще несколько шагов в гору (дыхание сбилось, пот заливает глаза) – и вот деревня.

Я здесь никогда не был. Не та квалификация, чтобы рыскать по исхоженным местам. Поэтому удивился, увидев, что деревня оказалась вовсе не живописными руинами в окруженье садов, а остатками то ли фермы, то ли колхоза, то ли чего-то еще.

Дорога изгибалась подковой. Дома стояли в одну линию, и то, что издалека казалось деревьями, было разросшейся малиной, бузиной и сиренью. Переплетаясь, ветви кустов образовывали непролазный засов, закрывая дома – покосившиеся, с проваленными крышами, но, похоже, никогда не бывшие по-настоящему жилыми. Скорее это технические постройки… Чуть в стороне – ангар или теплица, полукруглое вытянутое здание, обшитое ржавой «гофрой». Возле него зарослей нет.