Цитаты из книги «К северу от 38-й параллели. Как живут в КНДР»

Почти полвека в Северной Корее существовал только один университет – Университет Ким Ир Сена в Пхеньяне. Он был основан в 1946 году и до сих пор остается самым престижным вузом в КНДР. В конце 1980-х годов число университетов увеличилось: их стало три. Бывший Технологический институт имени Ким Чхэка в Пхеньяне стал Технологическим университетом имени Ким Чхэка, а Кэсонский технологический институт был преобразован в Университет «Сонгюнгван». Наконец, в 2013–2016 годах статус университета получили несколько наиболее престижных специализированных вузов, которые до этого числились скромными «институтами». Так, Пхеньянский институт строительства и строительных материалов тогда превратился в Пхеньянский строительный университет, а Пхеньянский институт торговли стал Пхеньянским университетом торговли. Похоже, что склонность (российская – и не только) переименовывать институты в университеты, наконец, передалась и Северной Корее, так что былая грань между двумя типами вузов размывается.

В настоящее время в Северной Корее насчитывается около 300 институтов и университетов. КНДР переняла от Советского Союза четкое различие между университетами (чонхап тэхак по-корейски) и институтами (тэхак). Университеты готовят ученых, специалистов по фундаментальным дисциплинам, а институты – специалистов-практиков: инженеров, переводчиков, агрономов, учителей и т. д. Институтов намного больше, чем университетов, и, как правило, они гораздо менее престижны.

С первого дня своего существования северокорейское государство уделяло образованию самое серьезное внимание. Надо признать, что в этой области Пхеньяну есть чем похвастаться – особенно если речь идет о базовом образовании. Несмотря на бедность, Северная Корея дает базовое образование всем своим гражданам и уже давно обеспечивает практически стопроцентную грамотность населения. Кроме того, хотя северокорейские университеты серьезно отстают от учебных заведений развитых стран, стандарты высшего образования в КНДР выглядят очень неплохо для страны, чей ВВП на душу населения примерно равен танзанийскому. Причина проста: с конца 1940-х годов северокорейское государство вкладывает в образование значительные средства. На эту политику повлияли по крайней мере три фактора. Во-первых, пиетет к образованию с давних времен был частью корейской культуры. Во-вторых, коммунизм унаследовал от европейского Просвещения убеждение в том, что образование имеет преобразующую и возвышающую силу. Население социалистических стран, как правило, имело более высокий уровень образования, чем население некоммунистических стран примерно с таким же уровнем экономического развития. В-третьих, социалистические страны понимали, что хорошее общее образование – необходимое условие для прогресса в военной области. Для некоторых из них это обстоятельство было крайне важным.

Это обстоятельство частично отражает модель роста нового капитализма в КНДР. В отличие от бывшего СССР или Китая, «постсоциалистический капитализм» в Северной Корее не пытались насаждать сверху. Скорее, это был капитализм низовой, который возник в основном стихийно, вопреки желаниям правительства, и большую часть времени рос и развивался невзирая на периодические попытки правительства остановить этот процесс и повернуть время вспять (до прихода к власти Ким Чен Ына, который показал себя покровителем этого стихийного перехода к рынку).

При том что до конца 1980-х КНДР действительно была сталинистским (и даже, так сказать, «сверхсталинистским») обществом, времена изменились. Катастрофа 1990-х, официально именуемая в КНДР «Трудным походом», привела к тому, что значение государственной экономики резко снизилось. Решающую роль в жизни страны стали играть рыночные отношения, и именно стихийное возрождение рынка в 1990-е позволило преодолеть кризис. С приходом в конце 2011 года к власти Ким Чен Ына официальное отношение к рынку изменилось. Если при Ким Чен Ире рыночную экономику терпели как неизбежное зло, то при Ким Чен Ыне ее начали поощрять – не ослабляя, впрочем, политического контроля.

Поступить в северокорейский вуз трудно. При этом вездесущая коррупция затронула систему высшего образования меньше, чем можно было бы ожидать. При Ким Чен Ыне взятка серьезно увеличивает шансы на поступление в вуз, а на некоторые факультеты без взятки можно поступить только после образцовой службы в армии или же по большому блату. Однако в целом у талантливого парня или девушки есть реальный шанс поступить в вуз, даже если у их родителей нет нескольких тысяч долларов, которые обычно решают вопрос поступления для людей менее одаренных. В этой связи вспоминается мой разговор с одним удачливым северокорейским бизнесменом, который сказал, что он вкладывает большие деньги в подготовку своих детей к поступлению в вузы. Я поинтересовался у него, зачем он выбрал такой извилистый путь, а не ограничился взяткой. Предприниматель ответил, что, мол, «совсем глупых и неподготовленных у нас не возьмут в вуз ни за какие деньги, а человека с очень хорошей подготовкой и знаниями возьмут и без взятки». Что же, эти слова хорошо согласуются с тем, что приходилось слышать из других источников. Специфика современной Северной Кореи – это существование особых спецшкол, выпускники которых составляют большинство студентов самых престижных, так называемых центральных вузов. Во-первых, есть «первые школы», которых в Пхеньяне всего четыре. Кроме того, местная «первая школа» есть и в каждом провинциальном центре. Набор туда осуществляется на основе конкурсных экзаменов. «Первые школы» – это элитные учебные заведения, выпускники которых имеют очень высокие шансы на поступление в хороший университет.

Правительству удалось в итоге взять под контроль политическую ситуацию, но оно мало что могло сделать с законом спроса и предложения. Сразу после реформы на экономику обрушилось инфляционное цунами – а чего еще можно было ожидать от одномоментного увеличения заработной платы в 100 раз? За несколько месяцев четырехзначная инфляция уничтожила все те выгоды, которые поначалу получили рабочие и служащие государственных структур. К концу 2010 года цены на продукты питания и потребительские товары стабилизировались примерно на том же уровне, на котором они находились и до валютной реформы (что мог спрогнозировать любой первокурсник с экономического факультета).

В начале 1990-х Северная Корея потеряла прежнюю возможность покупать у Советского Союза и Китая товары по заниженным ценам. Это привело к глубокому экономическому кризису. Вскоре на страну обрушился голод. Однако прекращение помощи со стороны СССР и последовавший за этим жесткий кризис привели к взрывному росту частных рынков. Сегодня, если верить северокорейской шутке, на северокорейском рынке можно купить «все, кроме кошачьих рогов».

Однако в нынешних условиях карточная система опять играет ту же роль, какую она играла на самой заре своего существования: она превратилась в способ субсидирования тех социальных групп, поддержка которых нужна правительству и которые в силу этого получают базовые продукты почти бесплатно. Однако карточная система больше не является основой всей потребительской жизни Северной Кореи – и, надо признать, далеко не все жители страны рады этому обстоятельству.

Между прочим, не случайно я здесь нигде не говорю о рисе, а употребляю термин «зерновые». Когда в России говорят о том, что «бедные корейцы питаются одним рисом», это заявление может вызвать у информированного человека лишь ироническую улыбку, ибо рис в Северной Корее – это повседневная еда только весьма зажиточных людей. Кстати сказать, ничего нового в этом нет, ведь и в былые времена чистый рис ели только помещики. С другой стороны, нужно иметь в виду северокорейскую структуру питания: как и в большинстве бедных стран, именно зерновые служили (и служат) для подавляющего большинства населения главным источником калорий.