День шел за днем, экипаж перебрался ко мне с «Чайки», разозлив Евгена, а яхту перетащили на свое место, где шла последняя покраска и окончательное наведение блеска. Там я отчаянно тренировал Федьку управляться с пушкой. К радости моей, гранатометчик Леонтий оказался еще и неплохим канониром, так что на время похода вопрос о том, кто будет управляться со вторым орудием, был снят. А заодно взялся обучать братьев Рыбиных артиллерийскому делу, потому что при двух пушках суеты будет куда больше, чем раньше, люди нужны.

Фрол же оказался чрезвычайно хорош с крепостным ружьем. Положив его на фальшборт и зацепив тяжелым крюком, он попадал двадцатимиллиметровой пулей в цель так же метко, как и из своей винтовки. А вот второго стрелка, на второе ружье, я пока так и не подобрал, что-то не находилось талантов, на которых такие дорогие патроны переводить не жалко. Да и не каждого из экипажа к этому приставишь – во время боя у всех обязанности.

Потом была помолвка, на которой я вручил Аглае медальон с рубиновым сердцем, который купил у ювелира Василия Митрофанова неделю назад, – традиционный подарок по тутошним традициям. Рубин был, разумеется, опцией, а вот форма сердечка строго обязательна, как бы намек на то, что сердце ее кем-то уже занято. Гостей было двадцать человек, в основном родственники, на помолвках большие пирушки закатывать не принято, не свадьба все же. Была Вера, был Евген со всей семьей, не упустивший возможности попенять за ушедший экипаж, с моей стороны были Байкин, Игнатий да Иван-моторист. Посидели за длинным столом на террасе, поели, попили, поговорили, потом нас все поздравили, пообещали прийти на свадьбу да и разъехались.

А мы с Аглаей остались сидеть на террасе, глядя на море и заходящее солнце.

– Ну вот, ты уже и не свободен, – сказала она. – Не жалеешь?

– Тут у нас паритет, твоя свобода тоже сократилась, так что не обидно.

– Обними, – придвинулась она ко мне. – И это вся мотивация?

– Не вся, но если изложу всю, то ты возгордишься окончательно.

– Мне можно, я дама, – чуть толкнула она меня локтем в бок и перевела разговор на другое: – Когда выходить собираешься?

– Дня через два.

– Ты же сначала на Большой и обратно, так?

– Все верно.

– Тогда я с тобой. Мне надо лекарствами и прочим закупиться.

– Можно же заказать, – немного удивился я.

– А ты не хочешь, чтобы я с тобой скаталась? – чуть отстранившись, спросила она, изобразив недовольство.

– Нет, я только рад, просто… ну, ты как-то не планировала…

– Не планировала, но решила развеяться, – вновь прижалась ко мне Аглая. – Хочется в большой город выбраться, погулять, по лавкам пройтись. Тем более что у тебя теперь кровать в каюте двуспальная.

Койку, верно, переделали из условно двуспальной в несомненно двуспальную кровать. Супружескую постель, так сказать. По требованию Аглаи, кстати. Совместные походы у нас в планах числились, просто сейчас она вроде не собиралась, а вдруг… Впрочем, мне только лучше, поход предполагается спокойным и мирным, так почему бы его еще и так не скрасить?

– Тогда будь готова, Серега Тощий завтра уже провизию завозить начнет.

– А чего мне готовиться? Только сумку собрать. Кстати, ты что-то приличное надеть с собой возьми, сходим там куда-нибудь, в театр, например.

В театр. Ну да. А я и не знал, что здесь театры есть. Хотя почему бы им и не быть? А вот как-то не додумывался. Я вообще до многого не додумываюсь, надо сказать, все как-то не так воспринимаю действительность вокруг – то слишком упрощенно, то, наоборот, жду от нее соответствия стандартам моих времен. То кажется, что в прошлом живу, то в настоящем, так и не усвоив до конца, что это далекое будущее. Вот мелочь это вроде, театр этот самый, но ведь то, что он есть, я прямо как откровение воспринял.

– В театр – это хорошо.

– И просто по городу вечером погуляем?

– Обязательно.

– Скучновато у нас на острове все же, – сказала она задумчиво. – Я когда-то думала в Благовещенск переехать, или в Новую Факторию, или даже в Дальний, но все не получалось.

Дальним звали большой, не меньше той же Новой Фактории, город на западе «христианской территории», расположенный на одноименном острове, сплошь покрытом плантациями каучукового дерева, насколько я помнил из книг и рассказов.

– А сейчас как, переехать хочешь?

– Не знаю. Лошадей придется распродать, их жалко. И усадьба… А с другой стороны, усадьба стояла и стоять будет, а я потом постарею и никуда не перееду. А ты как? – заглянула она мне в глаза.

– Даже не знаю, – пожал я плечами. – Сама понимаешь, что надоесть мне здесь мало что успело. С другой стороны, мне та же Новая Фактория понравилась, там действительно город, и людей больше, вроде как жизнь кипит. И переехать мне, наверное, проблемой бы не было, все мое имущество по морю ходить умеет, и в нем даже жить можно… – Прервав мысль, я сказал: – Давай пока не загадывать. Узнаю, что за работа мне предстоит, свадьбу отыграем, новый сезон начнем, и все ясно будет. Не к спеху же?

– Ну, как сказать, – протянула она. – Если до следующего сезона будем думать – то не к спеху. А если дольше, то я сказала бы, что к спеху.

* * *

Последние два дня перед выходом были просто на редкость суетными. Выяснилось, что я одно забыл, другое, а про третье и не знал вовсе, у всех были какие-то проблемы, но вроде как-то разруливалось все. И когда рано утром Тимофей на бричке доставил нас с Аглаей в порт, а там у сходен бричку встретил Игнатий, ночевавший на борту, у меня прямо от души отлегло.

Яхта, длинная, остроносая, сверкающая, с синими бортами и белыми надстройками, еще слегка пахнущая стружкой, олифой и краской, стояла у причала, и мелкая портовая волна ласково билась в ее крутой борт. Как-то даже не верил в то, что это правда, до сегодняшнего утра, в то, что мы сейчас вот так отчалим – и пойдем, причем пойдем туда, куда я скажу.

Команда – и экипаж, и бойцы – подтягивалась дружно, с рюкзаками и сундучками, с винтовками и ружьями в чехлах. Здоровались, хлопали друг друга по плечам, расходились по каютам, оставляя там свое добро, и опять выходили на палубу, оживленные – видать, волнение не только у меня. Ну да, вроде как новый этап в жизни у всех – у кого в большей степени, у кого в меньшей, но… все же.