До вечера оставался на яхте, работы хватало, а на обратном пути все же решил заехать в оружейный самостоятельно. Раз мне платить – мне же и решать. Логика.

Оружейный торговец был на острове всего один, Григорий Дубинин, и магазинчик его расположился в середине Портовой, на полпути к центру городка. Торговал он не только оружием, но и рыболовными снастями, всякими крючками да блеснами, а еще одеждой походной и многим другим, потому что с одной оружейной торговли на нашем острове не прожить, не так уж много здесь людей, а к оружию все относятся бережно, меняют его не так часто. Да и понятия «новая модель» здесь практически не существует.

В лавке у него было светло, окна большие, смотрят на юг, а темнеет в это время года здесь поздно, уже ночью. Интерьер привычный, для этих мест так и вовсе стандартный – мореное дерево, ручки и светильники из латуни. Сам Григорий не высок, не толст, не лыс… в общем, его проще описать с такими вот «не», чем просто так, на диво неприметная внешность у человека.

Увидев покупателя, то есть меня, он обрадовался, даже из-за прилавка навстречу вышел, протягивая руку.

– Здравствуйте! Чем могу, так сказать?

– И вам здравствовать, – поприветствовал я его. – Поинтересоваться насчет «павловок» хотел.

– Парочка есть, – кивнул тот, обернувшись к прилавку и указав пальцем на пирамиду, – вон стоят.

– Мне больше надо, с десяток хотя бы, для экипажа, – пояснил я.

– Экипаж со своим обычно приходит, – вроде как удивился торговец.

– У нас задачи другие, не торговля, так что судовым имуществом будут.

– В приватиры податься собираетесь? – Он зашел за прилавок и ловко подхватил одну из «павловок».

– В приватиры, – подтвердил я его догадку, потому как секрет из этого делать глупо, да и так все знают, остров-то не такой уж и большой. – В географические экспедиции ходить будем.

– Тогда да, вооружаться надо, – согласился он, протягивая мне винтовку. – Эти две берите, а остальные могу с Большого острова телеграммой заказать, а вот когда придут… – задумался он, глядя на висящий на стене календарь и пытаясь что-то высчитать.

– Их сюда и присылать не надо, – я приложился к и без того привычной «павловке», прицелился в светильник, передернул затвор. – Нам все равно на Большой идти придется, там и забрать могу.

– На Большом их и так купить не сложно, – пожал плечами Григорий.

Я положил винтовку на прилавок.

– Не сложно. Но можно и пролететь, верно? А нам бы с гарантией.

– Я закажу. – Он вытащил из-под прилавка длинный брезентовый чехол с кожаными вставками, всунул винтовку в него. – Если точно выкупить обещаете, то и авансов никаких не надо, я с продавцом сам разберусь.

– Обещаю, как же иначе!

Григорий запахнул чехол, затянул ловко ремешки.

– Ну, тогда за эти две с вас семьдесят рублей, а телеграмму сегодня дам, как закроюсь. Годится?

– Годится. А там к кому идти?

– Прямо на выходе из порта есть магазин «Ружье», вот туда и идите. Хозяина Демьяном зовут, скажете, что от меня, ну и остальное изложите.

– Так и сделаю, спасибо, – ответил я, наблюдая за тем, как он пакует вторую винтовку. – Сегодня забирать не буду, нам еще патронов закупить надо. Сейчас оплачу, а завтра с телегой заедем, годится?

– Вполне. Какие калибры?

– С восьми миллиметров начнем, для «павловок». Есть запас?

– Вот это есть, этого много, – обрадовался торговец, направляясь в кладовку.

* * *

Дорога к усадьбе Аглаи была неблизкой, шагом Зорька почти за два часа до нее дошла. На остров постепенно опускались долгие сумерки, к которым я до сих пор привыкнуть не могу. Все тебе подсказывает, что в жарких краях, где растут апельсины, а ночью страшно зайти в воду из-за подходящих к берегу акул, долгих сумерек не бывает, широты не те, но потом вспоминаешь, что широты как раз те самые и сейчас ты находишься примерно там, где раньше была Рязань. Примерно, может, и ошибаюсь, но не очень.

Дорога вилась среди гор и скал, поднимаясь на плато, и вид с нее на море открывался великолепный, – так вроде и привык уже, но как всмотришься, подчас самому себе не веришь: реальность это или сон какой? Время от времени попадались телеги и тележки, запряженные лошадьми, мулами или просто ослами. Люди, работавшие в виноградниках, которыми тут усеяны все склоны, возвращались домой, к заслуженному отдыху. Разок навстречу попался патруль объездчиков, приглядывавших за берегом. Вроде и тихие тут места, остров в самой середине «христианской территории», но всякое может случиться, так что служба несется бдительно. Объездчики, к слову, знакомыми оказались, вместе в новофакторском походе были, так что поздоровались, поговорили пару минут о мелочах всяких, потом распрощались.

Затем виноградники закончились, а на склонах появилось немало коров местной рыжей породы – пошли пастбища. Раньше я бы и не подумал никогда, что корова может по таким склонам гулять, прямо не буренка, а козел какой горный, – но гуляют, вон пример передо мной. И мясом весь остров снабжают тутошние «ранчеры», и молоком, и из кож тут делают всякое.

Дорога вела мимо ферм, огороженных сложенными из все того же неизменного слоистого камня заборами. С высоты седла можно было разглядеть, что люди сидели на верандах, пахло топящимися плитами и едой, где-то кричали, играя, дети, где-то брехали собаки, в общем – простая и понятная жизнь вокруг.

Усадьба Аглаи, большая, старая, возрастом к двум сотням лет, расположилась на самом краю плато, с видом на море и дальние острова. Высокий забор, крепкие ворота – их мне открыл Тимофей, немолодой негр со следами выведенной татуировки на лице. Вывезенный еще ребенком с острова где-то далеко на юге, попал сразу на Большой Скат, где отрекся, так сказать, от гибельных заблуждений и принял крещение, став свободным человеком. Работал он у Аглаи конюхом – она не только ветеринаром была, но еще и конезаводчиком, – ну и жил в усадьбе, в отличие от своего коллеги из «урожденных христиан», Степана, который на ночь уезжал к себе домой, на хуторок в паре километров от берега.

Тимофей же заодно присвоил себе обязанности сторожа, хотя никакой реальной необходимости в этом не было – на Большом Скате даже двери редко запирали. Но ему, похоже, нравилась такая роль, вроде как важности ему прибавляла, поэтому вечером он ходил по двору еще и с обрезанной двустволкой, свисавшей с плеча, заодно распоряжаясь собаками – двумя здоровенными, грозными с виду, но на самом деле ленивыми и добродушными кобелями.

Я в усадьбе был уже за своего, воспринимали меня как жениха, так что Тимофей поприветствовал меня почтительно, помог слезть мне, хромому, ну и сразу лошадь принял, повел ее в конюшню.

Аглая сидела на террасе, босая, в широких льняных брюках и просторной рубашке с закатанными рукавами, с книгой в руке. На столике рядом стоял кувшин с холодной водой, на тарелке лежал разрезанный на четвертинки лимон.

– Добрался наконец, – заулыбалась она, откладывая книгу и поднимаясь.

Голова ее едва достигала моего подбородка, так что пришлось пригнуться, чтобы поцеловать ее в губы.

– А где?.. – Я не закончил вопроса, но Аглая поняла меня правильно:

– Спит, перенервничала она, к вечеру носом клевать начала. Посидели, поболтали, и как-то дошло до нее, что детство теперь совсем закончилось, уже официально. Завтра с Евгеном разберемся насчет раздела обязанностей – и все, она теперь каждый день на работе будет. А ей всего пятнадцать. Даже думаю – правильно ли мы поступили?

– Ты насчет того, что мы за ее совершеннолетие выступили? – Отставив трость к стене, я аккуратно опустился в плетеное кресло, с наслаждением вытянув больную ногу.

– Конечно, – кивнула она. – Зря расселся. Пошли, я тебе повязку сменю.

– О-о, – протянул я, поморщившись, – только ведь уселся.

– Потом еще усядешься, пошли в кабинет.

Пришлось вставать, куда денешься. Хорошо, что повела именно в кабинет, где она с бумагами работает, а не в операционную, в которой зверей всяких лечит, а то как-то того… Достала из шкафа металлическую коробку с бинтами и прочим, указала мне на стул напротив:

– Снимай брюки.

– Так почему ты считаешь, что зря мы за нее свидетельствовали? – Расстегнув ремень с кобурой, я положил его на письменный стол, потом расстегнул брючный.

– Потому что свалили на нее взрослую ношу.

– Она дела ведет как взрослая, вполне. – Я сел на стул и вытянул ногу.

– Ну-ка, посмотрим, – тихо сказал Аглая, разрезая узким острым ножом завязки бинта. – Давай сам разматывай. – Она сложила нож и убрала его в ящик стола. – Не взрослая она еще. Недостаточно взрослая, чтобы такой груз на своих плечах тащить.

– А мне кажется, что ей так даже легче будет, – возразил я, продолжая сматывать желтоватый от антисептика марлевый бинт. – Теперь у нее настоящее, реальное дело, от которого зависит много людей, поэтому некогда в депрессии впадать и слишком много думать о том, что случилось. И ты все же рядом, так что не совсем она одна, и я буду, пока здесь.

– Вот с этим «пока здесь» у меня тоже проблема, – вздохнула Аглая. – Ну-ка, глянем… нормально все, – кивнула она, аккуратно ощупывая рану тонкими изящными пальцами. – Скоро можно будет швы снять. На днях.

– А что мне еще остается? Теперь у меня дело есть, а твой кавалер не голодранец, – попытался я свести разговор к неуклюжей шутке. – Да и половина острова так живет.

Аглая быстро смазала шов чем-то остро пахнущим из пузырька с тонким стеклом, отложила тонкую деревянную палочку с намотанной на нее ватой.

– У половины острова жены с мужьями в походы ходят, а я, если ты помнишь, ветеринар, причем только я теперь по вызовам езжу. На Лазаря Каменщикова расчет уже такой… старый он, – сказала она, доставая из коробки рулон свежего бинта. – Вытягивай ногу.

– Ну… не знаю я, честно, что делать. – Первый виток бинта накрыл довольно-таки безобразный шов. – Выбор ведь у меня невелик: или владеть яхтой и ходить в экспедиции – или… я даже не знаю, что тогда «или».

Бинт виток за витком ложился на бедро. Затем треснула разрываемая ткань, Аглая завязала его кончики.

– Все, свободен на сегодня, – сказала она, поднимаясь. – И кстати, я вовсе не настаиваю на том, чтобы ты сидел на берегу. Просто подумай над тем, как поступить, чтобы… – Она не закончила, но я ее понял.

– Подожди минутку, сейчас штаны надену, – сказал я, натягивая джинсы. – А то как-то торжественности достаточной не получается.

– Для чего достаточной? – улыбнувшись, она посмотрела на меня.

– Для важного дела.

Я только ремня с кобурой надевать не стал, оставил на столе. Подошел к Аглае, обнял ее, сказал:

– А давай поженимся, а?

– Давай, – глубоко вздохнула она. – Хоть сейчас. А чем это поможет в нашей проблеме?

– Ну… ты сама сказала, что у других «жены с мужьями в походы ходят». Поженимся, а там, глядишь, что-то еще придумаем. – Я обнял ее крепче.

– Что? – спросила она, адресуясь куда-то мне в подмышку.

– Ну, например, станешь ты судовым ветеринаром. А мы там специально кота заведем, будешь его лечить. Или корову, например. Бортовую. Молоко, навоз там всякий для удобрений, ну и болеть она будет, чтобы ты не скучала.

– Здорово придумал, – хихикнула она.

– А человечьим доктором стать не получится?

– Получится, почему же нет! – пожала она плечами. – Немного подучиться, потом полгода помощником у Сергеева, местного врача, – и все, можно работать. А что, приглашаешь?

– Я тебя пока под венец приглашаю, – засмеялся я, – а на правах законной жены ты сама все решишь. Так когда свадьба?

– Сам решай когда. – Она слегка оттолкнула меня. – Я все время здесь, это ты куда-то идти собираешься.

– Судно еще недели три в ремонте будет, можно успеть, – прикинул я. – И вообще я не слышал официального и однозначного ответа: ты готова стать моей женой?

– Готова, готова, я тебе даже в гостевой стелить сегодня не буду, к себе пущу. Пошли на террасу, глянь там, какой закат. И ты что, за три недели рассчитываешь всех гостей собрать?

* * *

Вот так все и решилось. Или я решился наконец. Не хватило терпежу старомодно ухаживать целый год или два, ну да, может, и к лучшему. Согласилась же, чего еще надо?

Утром проснулся – глазам своим не поверил: восходящее солнце через частые жалюзи ее осветило, спящую на животе, одеяло откинуто с сильной спины. Поцеловал меж лопаток, потом, чуть отодвинув одеяло, в ложбинку у копчика, уже из чистого хулиганства, ну и встал по-тихому: мне еще до города ехать чуть не два часа, а там дел невпроворот. Умылся, оделся, но на террасе налетел на Валентину, накрывавшую завтрак на одного.

– Да ладно, я бы в городе позавтракал! – замахал я руками, чувствуя неловкость из-за того, что кто-то встал по моей вине в такую рань.

– Вот шальной, я всегда с рассветом встаю, – отмахнулась она. – Садись, ешь. Мне Аглаюшка вчера сказала все, поздравляю. Только свадьба в такой спешке – дурное дело, все гости собраться даже не успеют. Кто в плавании, кому скоро уходить, кто-то обиженным останется, – говорила она, быстро расставляя по столу тарелки, баночки с вареньем, маленький чайник, кружку. – Не суетись, не сбежит она от тебя, на декабрь назначайте, на сезон штормов, чтобы как у всех.

– Как у всех – пусть как у всех, но я уже до плавания пообещал устроить, – немного посокрушался я.

Ну да, все понятно, раньше в деревнях все свадьбы осенью гуляли, когда урожай собран, а зима еще не началась, ну и здесь должны «в несезон», мог бы и сам сообразить.

– Это ты по дури, – без всякой деликатности махнула рукой Валентина. – Аглая поймет, да и преподобный отговаривать наверняка будет. Сегодня вернешься – тогда и обсуди.

Завтракать на рассвете на этой террасе особенно хорошо. С моря легкий бриз, красное солнце по всей поверхности малиновыми искрами разбегается. Чай Валентина заваривает так, как у меня самого не получается, выходит он душистым и вкусным, а гренки хрустят на зубах – аж в ушах отдается.

Тимофей вывел мне Зорьку, уже оседланную, подстраховал, пока я со своей ногой в седло карабкался. Ворот за мной закрывать уже не стал – день настал. По дороге встретил Василия с двуколкой, он ехал Веру забирать. Поздоровались и разъехались. И вообще оживленно стало, потому что фермеры здесь с петухами встают и сразу на работы разъезжаются.

Пару раз пускал Зорьку рысью, но надолго меня не хватало, переходили опять на шаг. Быстрее бы зажило, что ли, ни пройтись нормально, ни проехаться. Аглая двуколку предлагала – так, может, согласиться? Или даже нанять кого «водителем», благо финансы позволяют. А что, не лишено смысла вообще-то. Надо подумать.

В городе тоже было оживленно, мамаши младших детей в местную школу вели, развозчики из лавок катили на тележках, в которые были запряжены все больше меланхоличного вида ослики, от дома к дому, развозя заказы, открывались лавки. Дневная жара не опустилась еще на город, поэтому многие стремились переделать все свои дела на улице прямо сейчас.

В порту было оживленно, люди расходились по своим местам, видна была суета на палубах пришедших из других краев судов, везде шла утренняя приборка. В общем, жизнь своим чередом двигалась.

Собирался я идти говорить с Игнатием, да никуда идти не пришлось: он меня у коновязи встретил, повод подержал, пока я с лошади слезал, стараясь лишний раз ногу не напрячь.

– Как дела, Игнатий? – спросил я, пожав ему руку.

– Да нормально дела, только разговор к тебе имеется от всего экипажа.

– На «Аглаю» перейти хотите? – перешел я сразу к главному, надеясь, что угадал.

Игнатий смутился немного.

– А что, уже все знают? Так мы только промеж собой пока говорили.

– Нет, просто догадался, – успокоил я его. – Посидим? – показал я тростью на «курилку» – несколько скамеек и столов под тростниковым навесом, где обычно собирались на обед те, кто носил этот самый обед с собой.

– Ага, посидим, – с готовностью согласился Игнатий. – Так вот, поговорили мы промеж собой. Работал я на Павла и на дочь его, понятное дело. Остальной экипаж новый… ну да что я рассказывать тебе буду, сам все знаешь. Нет у них перед Евгеном обязанностей, никакого договора, так? Вот и послали меня к тебе делегатом, значит, узнать – хочешь ты весь экипаж на «Аглаю» нанять или нет?

– Ну а ты как думаешь? – спросил я, усаживаясь и вытягивая ногу.

– Да думаю, что не отказался бы, так? Если начистоту, – тут Игнатий ухмыльнулся до ушей, – то в морском деле ты ни уха ни рыла, верно?

– Верно, именно так и есть. Так о чем ты сейчас договориться хочешь?

– Значит, получается так, – он снял шляпу и почесал в затылке, – что я для тебя этот экипаж нанять не могу. Потому как представляю сейчас не тебя, а их. Так?

– Ну, – поощрил я его к продолжению. – Давай дальше.

– Тогда тебе надо договариваться вроде как со мной, но я это делать один тоже не хочу, – тут он еще и бороду огладил. – А потому предлагаю тебе сразу со всеми повидаться и со всеми разом поговорить.

– Где и когда? – потребовал я подробностей.

– А вот хоть сегодня, после шестого колокола. Сможешь? – Заметив, что я продолжаю вопросительно смотреть на него, Игнатий спохватился и уточнил: – В «Винной бочке», там у нас принято и договоры подписывать, и отмечать подписание.

– Игнатий, ты раз про наем заговорил, то меньше бы «отмечание» поминал. – Я поднялся, опираясь на палку. – Забыл, как мы с тобой познакомились?

– За это не беспокойся, ничего лишнего себе не позволю, – сказал он преувеличенно решительно и даже рукой махнул для пущей убедительности.

– Ну да, ну да, ни капли в рот, ни сантиметра… не шибко важно, в общем, – не закончил я фразы. – С понедельника новая жизнь, – сказал я еще тише, и чуть туговатый на ухо Игнатий ничего не услышал.

Ну вот, все как и рассчитывал! Надо бы перекреститься, да пока не привыкну к этому. Теперь у меня экипаж есть, и к тому же свой, знакомый. Ничего страшного, встречусь, поговорю, думаю, что и договорюсь. Так что дело остается только за «бойцами», окончанием ремонта и… и свадьбой, пожалуй. А если точнее, то надо как-то разрулить ту ситуацию, что я вчера сдуру и по незнанию местных реалий накреативил. Ладно, мы с Аглаей все равно в полдень увидимся, вот у нее и поинтересуюсь, как вообще лучше все сделать.

На яхте пахло краской, Иван-моторист взялся за малярные работы, предпочитая экономить на услугах верфи. Не мудрствуя лукаво, я тоже вооружился поддоном с белилами, валиком и присоединился к нему: экономить так экономить.

* * *

– На «Крачку» мне придется искать приказчика, самому на два стула не сесть. – Евген, раскрыв перед собой большой блокнот, излагал свое видение будущего Веры, а заодно и семейного дела. – Тебе же, Вера, оставляю все складское хозяйство, расчеты и торговлю с другими домами. Считай, что половина дела у тебя.

Евген не врал, тут все по-честному. Торговля у дома Светловых не только на своих судах, на складах куда больше всякого товара, чем возят «Чайка» с «Крачкой». Иной товар лежит до сезона, ждет, когда цена подскочит, иной просто под заказ – по-всякому бывает. И если он все это дело собирается Вере поручить, значит это лишь то, что воспринимает он племянницу всерьез.

Сама же Вера с начала разговора ни слова не сказала, но слушала внимательно. Причем «конструктивно слушала», то есть в своей тетради пометки делала, что-то записывала в календаре, работала, в общем. Мы с Аглаей в разговор не лезли, сидели скорее для мебели и общей моральной поддержки. Кроме нас за столом был еще высокий молодой мужик с круглой бородкой, как у меня, который был у Евгена вроде как за первого помощника.

Собрались в конторе, в небольшом каменном домике за складскими пакгаузами. За окном шумел порт, с моего места мне было видно, как ставят кран над грузовым люком пузатого шлюпа с ярко-зелеными бортами и надписью «Толстяк» на корме. А что, вполне соответствует названию.

Комната была небольшой, полутемной, каменные стены покрыты беленой штукатуркой, на них висели какие-то графики, таблицы – рабочее место, в общем. Евген неторопливо налил себе из кувшина воды, жестом предложил нам. Все отказались, кроме меня. Вода была холодной, только из скважины, такой, что зубы схватывало.

– Еще хочу представительство в Новой Фактории открыть, – продолжил он, перелистнув страницу в блокноте. – С братом мы это обсуждали как раз перед… перед последним рейсом. Павел договор подписал с торговцами розовым деревом, обязался платить вперед – они скидку дали хорошую. Надо это дело не бросить, а наладить. И это, Вера, ты сделаешь. Понятно?

– Сделаю! – оживилась девочка. – Отчего не сделать.