2. Воронов

Сентябрь 2010 года. Россия. Москва.

Кафе «Меридиан» располагалось на первом этаже одного из типовых девятиэтажных домов, во множестве построенных в девяностые годы.

Николай Воронов сидел на высоком стуле у стойки бара и неспешно пил коньяк, разбавленный прохладой пузырящегося «пепси».

Ему нравилось это уютное заведение с тихой ненавязчивой музыкой. Динамики стереосистемы, как всегда, мурлыкали очередной попсовый хит, делая короткие паузы для рекламы.

По вечерам здесь жизнь бурлила, но сейчас, в полдень, посетителей собиралось мало.

Николай знал, что первые клиенты появлялись сразу, как только кафе открывалось – в восемь утра. Одни шли с какой-нибудь ночной работы, прямо у стойки бара перехватывали глоток спиртного и тут же уходили домой отсыпаться. Другие останавливались выпить разливного пива и просто посидеть, уставившись в широкий экран телевизора.

Воронов заходил в «Меридиан» довольно часто: заведение располагалось поблизости от его жилья, а приемлемые цены и сносная кухня не допускали лишних трат и расстройства желудка. Место у стойки бара считал наилучшим: отсюда можно без помех изучать посетителей – это всегда занимало Николая. Он любил понаблюдать за людьми, оценивая по каким-либо признакам их статус в обществе и делая выводы о них.

– Что-нибудь еще будете? – спросила у Николая грудастая барменша, подвесив протертый бокал на сушилку для посуды.

Стекло мелодично зазвенело.

– Сегодня только это, – ответил Воронов, указав на бутылку с коньяком. – Плесни еще грамм двести, не ошибешься.

Взгляд Николая задержался на пышных формах девушки и, что греха таить, в этот момент его посетила волнующая мысль о том, как было бы замечательно пообщаться с ней наедине в интимных условиях и часик-другой «потереться пупками».

– Что-то случилось? – пытаясь заглянуть в глаза, поинтересовалась барменша, поставив перед ним бокал.

Николай вздохнул, промолчал. Да и что говорить? Сейчас у него, наверно, проступило на лице такое же выражение, как у кота, подавившегося старой и костлявой мышью.

Время будто оцепенело. И мысли, одна за другой, побежали по лабиринту воспоминаний…

Жизнь Николая Воронова сложилась вроде бы и неплохо. Крепкое здоровье в почти сорокалетнем возрасте дается далеко не каждому, да и держал он его всегда на должном уровне, благодаря ежедневной утренней зарядке и периодическим посещениям спортзала, а в последнее время – плавательного бассейна. Работа, никогда не нравившаяся его гражданской жене из-за частых командировок, хоть и не давала больших материальных благ и перспектив, но была интересной, по душе.

Когда Николай познакомился с Оксаной Севериной, она показалась ему светлым бескорыстным ангелом: блондинка, красивые чувственные губы, изумрудно-зеленые глаза с карими вкраплениями, отличная фигура. Ему часто вспоминался тот поток чувств, когда он впервые ее увидел, – что-то совсем необычное, девушка, с которой хотелось быть всегда рядом, просыпаться по утрам из года в год, видеть на подушке ее волнистые локоны, слышать тихое дыхание и вдыхать запах ее тела… Но вскоре миловидный «ангелочек» скинула маску и показала настоящее лицо, оказавшись стервозным существом с грязно-серой аурой, по которой бегала стая диких тараканов, часто впадавших в болезненную истерику. Казалось, ее голова была заполнена черным дымчатым порохом, и что она даже чихнуть не могла без взрывчатого капсюля. Язык Оксаны стал чужим, путанным, а взгляд скосился к носу от постоянного вранья.

На разгадку истинной сущности сожительницы у Николая ушли пять долгих лет, оставивших тяжелый осадок в душе. Сморозил глупость, совершил необдуманный поступок – получай и улыбайся, потому как жизнь рано или поздно прощает веселых дураков. Однако и жизнью назвать это было весьма трудно. Скорее – выживанием в зоне отчуждения, испытанием собственного терпения, которое из твердого состояния превращалось в разогретую ртуть, готовую вот-вот закипеть и выплеснуться во что-нибудь ужасное, о чем даже подумать было страшно.

После рождения ребенка Воронов летал в облаках от счастья. А Оксана продолжала в своем духе: часто вынуждала Николая ревновать ее к другим мужчинам. Да, он пытался не замечать очередного рыженького «одноклассника» или «просто друга», ее непомерной «общительности», однако не всегда удерживался от резких высказываний. Серьезно намеревался на ней жениться – официально, чтобы узаконить статус отца ребенка и скрепить этим союз. Для него перестали существовать все женщины на свете кроме нее и малышки. Он любил их всем сердцем, и невзгоды принимал за обыкновенные житейские перекрестки, которые каждая семья когда-нибудь да переходит. Постепенно, как тогда показалось, семейная жизнь стала налаживаться. Но длилось это недолго.

Начались бесконечные ссоры, возникавшие, как говорится, из воздуха, и из уст сожительницы посыпались упреки, зачастую несправедливые, высасываемые из пальца. Они сменялись эпизодами наигранной любви – с виду ласковой и убаюкивающей – на фоне виртуозной лживой корысти. Для правды уже не оставалось места. Примитивная театральная фальшь, пустившая корни во всех направлениях, поставила жирную точку в нормальных семейных отношениях.

Некогда горевший в сердце Николая огонек все угасал под толстым слоем грязи. Дремучий лес лицемерия и лжи становился непроходимым, его удушливым воздухом становилось трудно дышать. Рождалось чувство обреченности. Это понуждало Николая чаще заглядывать в бутылку – и только усугубляло создавшееся положение.

Оксана неоднократно уходила вместе с дочкой – то к маме, то на съемную квартиру. Месяцами не разрешала видеться с ребенком, прекрасно зная, что терзает этим Николая. Он никак не мог понять: к чему такая подлость? чем заслужил такое отношение? Но, когда финансовые проблемы Оксаны не находили другого решения, ее бодливая натура и беспредельное упрямство смягчались, и она возвращалась к Николаю… ненадолго. А спустя некоторое время взаимоотношения вновь болтались из стороны в сторону, точно голова китайского болванчика. И все повторялось заново.

Воронов старался почаще сбегать в очередную экспедицию, где полностью отдавался любимой работе, а скучать приходилось лишь по дочери.

Сегодня же, вернувшись с раскопок скифских курганов, где ничего толкового так и не нашли, Николай обнаружил дома записку, наклеенную на зеркало, в которой корявыми прописными буквами сообщалось: Оксана встретила очередную «вторую половинку» и убралась восвояси, обретя «долгожданное счастье». Ник, как звали его друзья и знакомые, предвидел подобное развитие событий и, казалось, был готов, но сердце все одно словно обожгло серной кислотой. Что ответить, когда спрашивают «что-нибудь случилось»? Это «что» произошло с ним уже давно, когда впервые узнав об измене… простил. А стоило ли?

Для любого нормального мужчины не важно, что «было» у женщины до него, гораздо важней – что «было» после встречи с ним. А у Оксаны и «после» скопилось немало, с избытком.

Тогда и произошло первое замыкание в голове Воронова, будто перегорели предохранители. Что-то сломалось у него внутри. Раз и навсегда. Никогда вызванная обидой злость не проникала так глубоко в сознание. Он словно стоял на развалинах ушедших дней. И уже ни во что не верил. Никому. Даже себе.

Вот такой вот фокус-покус.

…Николай встрепенулся от очередного вопроса, выскользнувшего словно из ниоткуда:

– С вами все в порядке? – Барменша поставила перед ним бокал с коричневатой жидкостью.

Эта фраза вырвала Ника из блужданий по задворкам памяти и вернула в реальный мир.

– Да… Все хорошо, но могло быть и лучше, – задумчиво ответил Николай, глотнул из бокала и поморщился. – Добавь еще «пепси», пожалуйста.

И решил: «Пожалуй, сегодня не стоит напиваться. Лучше пойду в клуб, сниму девицу и вышибу «клин клином» все печали. Хорошо, Ксюха не успела «форматировать» мою заначку.