При фамилии Невельской немедленно хочется прибавить "адмирал". В этой книге - вовсе ещё не столь велик по званию, да ещё и, кажется, по слухам в обществе, карьера его загублена: из наставников великого князя Константина - в командиры какого-то зачуханного транспорта, а ведь предполагалось, что получит он под командование фрегат "Паллада"...
Так начинается путь Невельского к его открытиям на отдалённом, как в те времена называлось, востоке. Камчатка, Сахалин, устье Амура - вот места, где без Невельского всё могло сложиться иначе. А сначала было так: знаете этот распространённый в шпионских романах приём, когда начальство вызывает некоего Бонда или другого героя и сообщает, мол, надо тебе туда-то и туда-то, сделать то-то и то-то, но если вляпаешься - мы тебя в глаза не видали и знать не знаем? Примерно в таком положении и отправился Невельской в свой поход. Высочайше утверждённого приказа искать вход в лиман Амура нет, противостоящая коллегам Невельского партия чрезвычайно сильна, да к тому же связана с Русско-американской компанией, которой присутствие русских военных кораблей в тех местах - смерти подобно. Сделаешь дело - герой. Не сделаешь - простите, о ком это вы? Какой такой Невельской? А как всё сделать - никому неведомо...
Ибо правила, Ваша Светлость, пишутся на основе того, что уже кто-то сделал. Нам же предстоит неизведанное. Ни одно океанское судно, совершив почти полную кругосветку, в лиман и в устье Амура еще не входило. Значит, и правил пока никаких нет.
В нарушение всех правил и законов Невельской настоял на том, чтобы отправиться в поход на корабле без киля. Да, такой тип кораблей для лиманов самый подходящий, но до этого лимана - почти кругосветка. Поэтому проблемы возникают уже в момент начала постройки "Байкала":
Когда мастера услышали предложение Невельского, все предыдущие их опасения за свою безопасность показались им детской шуткой.
— Нельзя плоское дно, Геннадий Иванович, — взмолились они. — Океанских судов без киля не бывает. Опрокинется этот утюг. Два океана не перейти ему ни за что в жизни.
— Это уж не вашего ума дело.
— Да как же не нашего? Вы там с командой быстро себе потонете, а нам на каторге медленно умирать. Супруги наши с детьми малыми по миру побираться пойдут… Нет, не согласные мы. Сам такое придумал — сам и строй себе транспорт.
— Построю, — отвечал Невельской. — Всю жизнь потом локти кусать будете, что не стали со мной работать.
— Не будем, Геннадий Иванович.
— А я говорю — будете.
"Байкал" дошёл. Эта часть книги изобилует морскими приключениями не хуже какого-нибудь Сабатини, с той лишь разницей, что повествование часто перемежается заметками об игроках мировой политики того времени. Чтобы было понятно: буквально недавно отгремели опиумные войны, американцы чувствуют себя в регионе как дома, а в Британии вот-вот и уже не в первый раз станет премьером Палмерстон:
Именно этому господину принадлежит высказывание о том, как тяжко живется на свете, когда никто не воюет с Россией.
Образ Невельского не состоит сплошь из положительных картинок. Читатель узнает и про его семью, где мать одна чего стоит, и про его "личных демонов", справляться с которыми он научился, беря собеседника, которого в данный момент просто хочется убить, за пуговицу и крутя её:
главное было считать обороты. Пока Невельской их считал, дабы ненароком не сделать шесть или восемь (тогда пуговице точно пришел бы конец), ярость его отступала, и максимум, что от нее витало поблизости, — лишь небольшое желание двинуть кулаком собеседнику в челюсть, но с этим соблазном он уже мог совладать и сам. Будучи истинным, закоренелым и темным в своих порывах холериком, он умудрялся при помощи верчения пуговиц долгие годы сходить за умеренного сангвиника, и глубочайшие омуты, в которых клубилась тьма, не были заметны никому, кроме него одного.
Ещё один яркий и неоднозначный персонаж - таинственный господин Семёнов, представитель некоей спецслужбы, который готовил всю операцию. Циничный и жёсткий, но абсолютно не интересующийся личным благом. Послужить Родине - само по себе награда. При этом он человек довольно неприятный, а уж на язык острый...
Я пока о русской душе. Нет, Геннадий Иванович, в ней никакой загадки. Душа есть, а загадки нет. Вы меня понимаете? Вот европейская душа отсутствует. Нет ее нигде, хоть обыщись. Ум европейский есть, понимание выгоды есть, здравый смысл — о! — этого добра тут с избытком. А вот души здесь не-е-е-ет…
Лично мне в книге не хватило, если сравнивать с "Войной и миром" той части, в которой мир. Есть очень интересные зарисовки, охватывающие и жизнь воспитанниц Смольного, и амурные дела поэта Тютчева, но всё это блекнет с началом похода. А я бы про такое ещё бы почитала)).
Но главное, конечно, что
на докладе Особого Комитета император собственноручно написал: «Где раз поднят русский флаг, там он спускаться не должен».