«Ты сказал мне…»

 
Ты сказал мне,
Что превыше дружбы
Нет на этом свете ничего.
И добавил, улыбнувшись грустно, —
«Потерял я друга своего…
Он всегда был рядом в час тяжелый.
И на болтовню не тратил пыл.
С виду крепкий, как осенний желудь,
Он таким и в нашей дружбе был.
 
 
Скольких я потом из сердца выгнал,
Сравнивая с корешем моим.
Он умел дружить и жить без выгод,
Потому и стал незаменим…»
 

1999

«Президенты сменяют друг друга…»

 
Президенты сменяют друг друга.
Только жизнь наша без перемен.
Все никак мы не выйдем из круга,
Не поднимем Россию с колен.
 
 
Как жилось моим сверстникам трудно,
Так и дальше придется им жить.
Президенты сменяют друг друга,
Продолжая былому служить.
 
 
И с усердьем бюджет наш латают,
Как латает портниха штаны.
Мы сбиваемся в легкие стаи
В ожидании новой весны.
 
 
И она в свое время приходит,
Растянув журавлиную нить.
 
 
И, пока есть надежда в народе,
Может все он понять и простить.
 

1999

«На скалах растут оливы…»

Ане

 
На скалах растут оливы.
На камне цветут цветы.
Живут средь камней олимы^[1],
Как рядом со мною – ты.
 
 
Я твой нареченный камень.
Крутой и надежный грунт.
Попробуй меня руками,
Почувствуешь, как я груб.
 
 
Но весь я пророс цветами.
И нежностью их пророс.
Со мной тебе легче станет
В минуты ветров и гроз.
 
 
Я твой нареченный камень,
Согретый огнем любви.
Когда же мы в бездну канем,
Ты вновь меня позови.
 

1998

Восьмидесятые годы

* * *

Я принял штурвал журнала «Юность». 1981 год

Характер

 
У мужчины должен быть характер.
Лучше, если тихий,
Словно кратер,
Под которым буря и огонь.
 
 
У мужчины должен быть характер,
Добрый взгляд
И крепкая ладонь.
Чтобы пламя сердце не сожгло,
Можно душу отвести на людях,
Лишь бы в сердце не копилось зло.
 
 
У мужчины должен быть характер.
Если есть —
Считай, что повезло.
 

1980

Пока заря в душе восходит…

 
Любовь не только возвышает —
Любовь порой нас разрушает,
Ломает судьбы и сердца…
В своих желаниях прекрасна,
Она бывает так опасна,
Как взрыв, как девять грамм свинца.
 
 
Она врывается внезапно,
И ты уже не можешь завтра
Не видеть милого лица.
 
 
Любовь не только возвышает —
Любовь вершит и всё решает.
А мы уходим в этот плен
И не мечтаем о свободе.
Пока заря в душе восходит,
Душа не хочет перемен.
 

1983

Этюд

А. Алексину

 
Мне с летом расставаться жаль.
С его теплом,
Цветами поздними.
Необъяснимую печаль
Таят в себе
Красоты осени.
 
 
Не слышно птичьих голосов.
И небеса —
Как парус стираный.
Прохладный малахит лесов
Янтарной грустью инкрустирован.
 
 
Над полем мечутся ветра.
Я запасаюсь солнцем на зиму.
И всё во мне:
Печаль костра
И вздох листвы,
Летящей на землю.
 

1983

«Срывают отчий дом…»

 
Срывают отчий дом.
Как будто душу рушат.
Всё прошлое – на слом.
Прощаемся с минувшим.
 
 
Прощаемся с собой,
Ведь столько лет послушно,
Как маленький собор,
Хранил он наши души!
 
 
Всю жизнь мы жили в нем,
Беду и радость знали.
Охвачены огнем
Мои воспоминанья.
 
 
Как жаль, что довелось
Дожить до дня такого…
Отец не прячет слез.
Застряло в горле слово.
 
 
И дом в последний раз
Глядит на всех незряче.
То ли жалеет нас,
То ль о минувшем плачет.
 

1982

«Сандаловый профиль Плисецкой…»

 
Сандаловый профиль Плисецкой
Взошел над земной суетой,
Над чьей-то безликостью светской,
Над хитростью и добротой.
 
 
Осенняя лебедь в полете.
Чем выше – тем ярче видна.
– Ну как вы внизу там живете?
Какие у вас времена?
 
 
Вы Музыкой зачаты, Майя,
Серебряная струна.
Бессмертие – как это мало,
Когда ему жизнь отдана!
 
 
Во власти трагических судеб
Вы веку верны своему.
А гения время не судит —
Оно только служит ему.
 
 
Великая пантомима —
Ни бросить, ни подарить.
Но всё на Земле повторимо,
Лишь небо нельзя повторить.
 
 
Сандаловый профиль Плисецкой
Над временем – как небеса.
В доверчивости полудетской
Омытые грустью глаза…
 
 
Из зала я, как из колодца,
Смотрю в эту вечную синь.
– Ну как наверху Вам живется? —
Я Лебедя тихо спросил.
 

1982

«Среди печали и утех…»

В. Амлинскому

 
Среди печали и утех,
Наверно, что-то я не видел.
Прошу прощения у тех,
Кого нечаянно обидел.
 
 
Когда бы это ни случилось —
Вчера лишь иль давным-давно,
Ушла обида иль забылась, —
Прошу прощенья всё равно…
 
 
Прошу прощенья у любви —
Наедине, не при народе, —
Что уходил в стихи свои,
Как в одиночество уходят.
 
 
И у наставников своих
Прошу прощенья запоздало,
Что вспоминал не часто их,
Затосковал, когда не стало.
 
 
А вот у ненависти я
Просить прощения не стану
За то, что молодость моя
Ей доброту предпочитала.
 
 
Не удивляйтесь, что сейчас,
Когда судьба мне время дарит,
Прошу прощения у вас.
 
 
Но знаю я: последний час
Обычно не предупреждает…
 

1983

Сыновья

 
Наивные акселераты,
Смешные наши малыши!
Они, наверно, втайне рады,
Что батек в росте обошли.
 
 
Мы были в их года пожиже —
Война, разруха, недород.
Тогда нам впору было б выжить
От тех харчей, от тех невзгод.
 
 
Смотрю на сына – и пугаюсь:
Что ждет их в этом мире гроз?
Он так доверчив, словно аист,
Что нам с тобой его принес.
 

1983

«Друг познаётся в удаче…»

О. Комову

 
Друг познаётся в удаче
Так же, порой, как в беде, —
Если он душу не прячет,
Чувства не держит в узде.
 
 
Друг познаётся в удаче.
Если удача твоя
Друга не радует – значит,
Друг твой лукав, как змея.
 
 
Или же горькая зависть
Разум затмила его,
И, на успех твой позарясь,
Он не простит ничего.
 
 
Он не простит… Но иначе
Скажет об этом тебе.
Друг познаётся в удаче
Больше порой, чем в беде.
 

1982

Давнее сновидение

 
Снова мы расстаемся с тобою.
За окном опускается ночь —
Со слезами, с надеждой и болью,
С невозможностью чем-то помочь.
 
 
Нам в разлуке не будет покоя.
Как же слезы твои солоны!
Слишком коротко счастье людское,
Слишком редки прекрасные сны.
 
 
Посреди самолетного грома
Я впервые подумал о том,
Что Земля потому так огромна,
Что в разлуке на ней мы живем.
 

1983

Баллада о любви

 
– Я жить без тебя не могу.
Я с первого дня это понял…
Как будто на полном скаку
Коня вдруг над пропастью поднял.
 
 
– И я без тебя не могу.
Я столько ждала! И устала.
Как будто на белом снегу
Гроза мою душу застала…
 
 
Сошлись, разминулись пути.
Но он ей звонил отовсюду.
И тихо просил: «Не грусти».
И тихое слышалось: «Буду».
 
 
Однажды на полном скаку
С коня он сорвался на съемках…
– Я жить без тебя не могу, —
Она ему шепчет в потемках.
 
 
Он бредил… Но сила любви
Вновь к жизни его возвращала.
И смерть уступила: «Живи!»,
И всё начиналось сначала.
 
 
– Я жить без тебя не могу… —
Он ей улыбался устало.
– А помнишь, на белом снегу
Гроза тебя как-то застала?
 
 
Прилипли снежинки к виску.
И капли грозы на ресницах…
Я жить без тебя не смогу.
И, значит, ничто не случится.
 

1982

Прости, солдат

Среди сотен писем это письмо, словно фронтовой треугольник, обожгло материнской болью. «Нам с отцом вырвали заживо сердце, – писала мне из украинского села Брянка Мария Николаевна Селиванова. – Наш сын Володя погиб в Афганистане. Его похоронили в ста пятидесяти метрах от нашего дома на старом кладбище. Очень тяжко хоронить детей в таком возрасте. Пусть никому не придется испытать эту муку… Я Вас попрошу, если Вас не затруднит моя просьба, – напишите стихи за моего сына Володю и пришлите мне. Простите, может, что не так написала, но ведь это Ваша песня «Алексей, Алешенька, сынок…» Поэтому и обращаюсь к Вам с материнской просьбой…»

Впервые я писал горькие стихи для одной-единственной женщины, матери неведомого мне Володи, ни на минуту не забывая о других матерях, не дождавшихся своих детей с полей сражений.

 
Он возвращается домой
Из прошлой жизни, из разлуки.
Но край родной окутан тьмой.
И красок нет, и смолкли звуки.
 
 
Вслед за молчанием его
Пылит печальная дорога…
Но он не видит ничего
Из оцинкованного гроба.
 
 
Прости, солдат, что отчий дом
Согреть тебя не может в холод.
Прости за то, что мы живем.
Тебе бы жить – ты был так молод.
 
 
Блеснет закатный луч в окне.
Зашелестят в саду ракиты.
О, сколько ныне по стране
Таких вот холмиков нарыто.
 
 
Не дай, Отчизна, умолчать
И этим матерей обидеть.
Они идут сынов встречать,
Чтоб никогда их не увидеть.
 
 
Мы всем им воздадим сполна
За боль, за мужество и доблесть.
Но не стихает в нас вина
И всё больнее наша совесть.
 
 
Не знаю, у кого спросить,
Не знаю, как себе ответить:
Доколе будет голосить
Земля моя по нашим детям?!
 

1986

Жалею зверей

 
Жалею зверей в зоопарке,
И в цирке мне жалко зверей.
Как люди на зрелища падки!
Когда же мы станем добрей?
 
 
И лев уже ходит под кличкой,
Барьер на манеже берет.
И царскую гордость публично
Меняет на бутерброд.
 
 
А некто, войдя к нам в доверье,
Устроил аттракцион:
И в пасть онемевшему зверю
Сует свою лысину он.
 
 
Лев нежно обходится с нею.
И, занятый скучной игрой,
Он кажется много умнее,
Чем этот манежный герой.
 
 
Жалею зверей в зоопарке.
У неба украденных птиц.
Вон той молодой леопардке
Всё хочется клетку открыть.
 
 
Не терпится выйти на волю,
Вернуться в былую судьбу.
Но приступы гнева и боли
Весьма забавляют толпу.
 
 
Ей дети бросают конфетки.
Наверно, жалеют ее.
За что красота эта в клетке?!
И в чем провинилось зверье?
 
 
Я взглядом встречаюсь с гориллой.
В глазах у гориллы упрек:
«Я предков тебе подарила,
А ты нас в неволю упек».
 
 
И вдруг осенил меня предок
Печальной догадкой своей:
«Ведь им безопасней из клеток
Соседствовать с миром людей».
 

1982