– Эта пьяная свинья говорит, что их атаман Чудин прислал весть, ждать его в затоне после завтра. У них много дорогого товара, а дороги ещё не просохли, поэтому они и задержались с подходом.

 Финн усмехнулся.

– Ещё он просит не говорить хозяину, что ты увидел их, пьяными, иначе за это он может лишиться головы. Они решили всё тут побыстрее выпить, до прихода ватаги, и не рассчитывали быть нами застигнутыми.

 Гюнтер оглядел весь двор и усмехнулся:

– Переведи им, что, если они не приготовят нам царский ужин, скрыть это досадное происшествие ему тогда будет весьма и весьма трудно.

 После того, как финн закончил говорить, все русские мужики разом начали кивать и униженно кланяться.

– Beskidte russiske svin! ( – Грязные русские свиньи! Дат.), – Гюнтер сплюнул на землю и кивнул переводчику, – Оску, ты останешься с этими животными и смотри, чтобы они тут не перепились, пока мы будем сюда грести. А мы с Ялмари приведём в затон весь наш отряд. И последнее, спроси у того лохматого, как зовут их собак, этот вопрос им просил задать сам хозяин. Похоже, что для проверки.

 Оску перевёл вопрос и, выслушав торопливое объяснение, ответил:

– Он сказал, что собаку женщину зовут «сучека Бусы», а собаку мужчину «кабелья Белый или Беляк», что-то в этом роде.

 Гюнтер кивнул, и развернувшись, лёгко побежал в сторону протоки со вторым молчаливым финном Ялмари.

– Ну, всё! Начинается вторая часть балета – «развязка», – подумал Сотник, самолично играя роль лохматого и придурковатого недотёпы.

 План пришлось менять и корректировать, ведь никто не ожидал прибытия такого огромного числа врагов, но вот главного изменить уже было нельзя. Предстояло сразиться с полутора сотнями отборных, вымуштрованных головорезов, и у командира теперь стоял холодок на душе.

– Эй, финна, пошли, что ли в избу, у меня там солёная рыба вку-усная, – причмокнул и подмигнул, дурачась, Сотник.

– Я не финна, я есть воин сумь, русский свинья, – гордо вскинул голову Оску, направившись, тем не менее, вслед за мужиком.

 Какой же финн откажется от хорошей рыбы, тем более ждать своих товарищей предстояло ещё долго.

 Дверная притолока была низковата и, когда гордый финский воин выпрямился, зайдя внутрь, резко вдруг развернувшийся русский нанёс ему жёсткий удар основанием левой ладони в печень. Оску согнулся пополам, но все же успел потянуться за сапожным ножом. И в это время второй резкий удар в затылок вырубил его сознание. Помощь зашедших «в развалочку» товарищей тут уже не понадобилась.

– Этого пока вяжем! Плотникам быстрей подрубать стойки пристани! Всем остальным занять свои позиции и не высовываться! При ведении огня чаще менять свои места! – и над затоном раздалось тревожное кряканье селезня.

– Сигнал для всей сотни. К бою!

 Первым в протоку заходил челн с Гюнтером и двумя гребцами, за ним на вёслах втягивалась большая ладья с резкими обводами корпуса под флагом Ганзы. На её палубе можно было увидеть огромную команду из не менее, чем семи десятков человек, а сзади на буксире заходило ещё две явно купеческие, с расширенным трюмом и с командой из девяти человек в каждой.

 Итого девять десятков воинов «с хвостиком», против его пяти.

 Вторая ладья с флагом Ганзы в затон не спешила и была пришвартована к противоположному берегу Поломети.

– Может, оно и к лучшему, – вздохнул Сотник, – Этих бы хотя бы суметь «переварить»!

 Скёгги, капитан боевой ладьи, вглядывался в открывшийся за протокой затон. Он не был большим, но для стоянки нескольких ладей подходил идеально. Глубокий и закрытый со всех сторон густым лесом, он чем-то напоминал ему Балтийский берег финского племени Сумь в Ботническом заливе.

 Настоящее волчье логово для их пиратского промысла!

 Рядом стоял лучший боец их команды Хаук и тоже осматривал берега строения, что стояли рядом со сходнями и небольшим бревенчатым причалом.

 На берегу всё было спокойно. Слонялись по берегу три русских мужика в каких-то неказистых и серых мешковатых одеждах.

 Вот один из них подошёл к самой бревенчатой пристани, помахал эдак вальяжно приближающейся ладье рукой и на глазах у всей команды справил, покачиваясь, малую нужду прямо, напротив, в озеро.

– Bastard! Dettemå flosses, såhantillader sig enbeskidt russi skgris! ( – Сволочь! Этого нужно выпороть, что он себе позволяет грязная русская свинья! Дат.), – возмущённо выдохнул Скёгги!

 И Хаук согласно кивнул. Караван из трёх судов полностью вышел из протоки, втягиваясь в затон. Челн Гюнтера уже приставал к пристани, и из него готовились выпрыгивать к швартовым гребцы.

 В этот миг ближайший и пока что не выпоротый русский спокойно развернулся да зашёл бочком в ближайший сарай. Как-то незаметно пропали и все остальные серые фигуры, а в воздухе вдруг резко сгустилось предчувствие опасности. Скёгги не мог себе отчётливо сказать, что было вокруг не так, но вся его битая-перебитая сущность просто сейчас вопила ором: «Вокруг смерть! Спасайся или дерись!»

 И он уже даже успел открыть рот для подачи сигнала тревоги, когда с резким свистом в его грудь вошёл первый арбалетный болт!

 И со всех сторон по ладьям ударил дождь стрел и гранёных болтов! На палубе ладьи всё смешалось в красном хаосе из мешанины окровавленных тел.

– Бей! Бей! Бей!

 Только и слышался крик со всех сторон затона. И падали, порою пробитые насквозь, славные датские воины.

– Skærme op! Crossbowmen og bueskytter skyder! De ældste opdrager krigerne! Alle er klar til overfaldet! Klip rebet! (Щиты вверх! Арбалетчики и лучники вести огонь! Старшим поднять воинов! Всем приготовиться к штурму! Руби канат! Дат.), – разъярённым медведем взревел Хаук.

 И вверх ушла дымная стрела – отчаянный призыв к хозяину Гарольду о помощи.

 Пару десятков пиратов смело смертельным дождём с палубы. Но остальные были опытными воинами и прекрасно понимали, что их единственный шанс выжить – это сейчас биться и атаковать, причём срочно, не теряя ни одной секунды!

 С грохотом над бортами встала стена щитов. Упал в воду со стрелой в спине воин с секирой, но всё-таки сумел перерубить канат-сцепку с соседней ладьёй. И вот воду вспенили весла, а ладья споро пошла к берегу, набирая ход. Из-за щитов всё чаще стали высовываться лучники и арбалетчики, отвечая на огонь лесных стрелков.

– Пора! – понял Андрей и, резко свистнув, скомандовал, – Стенка пошла!

 Откуда-то из-за избы дружно вылетел десяток русских воинов в полной броне и с большими щитами пешцев под командой десятника Тимофея. За ними, прикрытые тяжёлой пехотой, неслись Вторак и Ивор с топорами наготове.

 Бум! Бум! Бум! Загрохотали щиты, наглухо закрывая собою плотников.

– Руби канаты! – опять отдал команду Сотник.

 И по толстым причальным канатам, сдерживающим подрубленный причал, дружно ударили топоры.

 Щёлк! Щёлк! Щёлк! Забили дробью стрелы по щитам, выбивая из них щепки. Бум! Ударил гулко, пробивая щит насквозь, первый арбалетный болт!

 Бум! Ещё один вошёл вглубь стенки, и из неё вдруг выпал, образовав разрыв, пробитый Назар.

 Всё! Кульминация!

 «Если сейчас викинги положат стенку и ворвутся на берег, то их тут уже ничего не остановит, и тогда даны вырежут всех!» – отчётливо понял Андрей и, выскочив на середину двора, громко закричал

– Всем бить по стрелкам ладьи! Огонь!

 Сосредоточенный огонь десятков луков и арбалетов по открывшемуся противнику сделал своё дело и дал такую нужную золотую паузу русским.

 Один за другим лопнули подрубленные канаты. Пристань подкосилась и резко рухнула в сторону подходящей к берегу ладьи, с глухим ударом отталкивая её от берега. Стенка начала отходить за сарай, а позади неё, неся на плече одно и оттаскивая за вороты кольчуг два других окровавленных тела, с натугой шагал Тимофей. Одна за другой ударили в него стрелы из ладьи. С глухим хрустом впился куда-то арбалетный болт. Десятник пошатнулся и присел, наклонившись на одно колено.

– Ру-у-усь!

 Раздался рёв древнего дружинного клича и, встав окровавленный на ноги, он сделал, натужно шатаясь, те так нужные шаги, чтобы уйти с телами друзей за стену избы.

 И началось новое противостояние стрелков.

 Лучники у данов были отменными. Арбалетов у них тоже было с избытком. И из зарослей да сосен, с верхних стрелковых насидок, начали слетать сбитые ветки. Вдруг раздался резкий вскрик Митьки, и он слетел к подножию сосны незащищенный и совершенно открытый врагу. Сотник похолодел. На его глазах из кустов вылетела маленькая фигурка Митькиного друга Марата и, подхватив под руки, начала оттаскивать его в кусты – прочь с линии огня! Свистнула одна, затем вторая стрела, и вот уже упал на землю и сам маленький берендеич! Вдруг выскочившая из-за кустов Лизка схватила мальчишек за шкирки и потащила их обоих в заросли.

 Всё это видел, как будто в каком-то полусне Сотник. Его Митьку убили! Убили его сына!

 Над поляной раздался рёв неистовый ярости! И высаживающиеся на берег, сумевшие всё-таки причалить два десятка данов, невольно замерли, не в силах совершить такой сейчас нужный резкий бросок. А со всех сторон нёсся жуткий леденящий кровь вой волков. Русская дружина страшно и неистово шла в ближний бой.

– Руби всех! Ру-у-усь!

 Первыми ударили в данов шесть оставшихся от стенки воинов, хотя бы немного, но сковав выбегающую от ладьи ватагу и приняв на щиты их удары мечей и секир. Затем в скандинавов со всех сторон врубились мечники под командой Климента и Филата, а в довершение, из зарослей вылетели потерявшие всякий страх самострельщики, и на глазах у врага, завершив перезарядку, выпустили в упор свои бронебойные болты. Среди них, помимо седых мужиков, выделялись две русые девки. Одна с окровавленным плечом рыча как рысь, дотянула рычагом взвода «козьей ножкой» дугу своего арбалета и буквально в упор пробила тяжёлую кованую броню огромного бородатого викинга.

 На Андрея нашла высшая степень ярости. Он крутился в самом центре битвы и неистово хлестал вокруг обоими мечами. Вот один его противник рухнул с перебитым плечом, второй упал, фонтанируя разрубленной шеей, третий неловко подломился в ногах и затем уткнулся в землю. На берегу уже не оставалось никого из целых врагов и, с разбегу оттолкнувшись от высоких сходней, Сотник буквально взлетел вверх. Ему нужно было добраться туда, где оставались ещё враги, те, кто только что убил его сына, а теперь он убьет их. Убьёт их Всех!

 Время сжалось до игольного ушка и, пролетая сверху к палубе, синхронным хлёстом сверху вниз Сотник рассёк двух выцеливающих кого-то на берегу арбалетчиков. Приземление на обе ноги! Левый меч парировал и отвёл в бок удар секиры высокого, рыжего дана, а правый булат уже врубался в его открытый бок. Удар ноги и мёртвый противник рухнул на палубу, освобождая проход.

 Перед Андреем стояли последние пять оставшихся в живых противников. Двое из них стояли уже с взведёнными самострелами и целили в него. Старший, лучший воин всей дружины Хаук поднял резко меч и закричал:

– Skyd ikke! Jeg kæmper alene. Han er en stor kriger, og det er en ære for mig! ( – Не стрелять! Я бьюсь один. Он великий воин и это честь для меня! Дат.)

 Арбалетчики послушно опустили оружие, и высокий голубоглазый воин со светло-русыми волосами манерно поклонился и вышел вперёд, вынимая из ножен оба своих меча. Казалось, что всё стихло вокруг, и даже раненые перестали стонать, словно почувствовав всю важность момента.

– Рыцарь, значит! Ну-ну! – проговорил угрюмо Сотник, – А как мирным людям головы сечь да несчастных баб насиловать, куда всё ваше рыцарство девается?!

 Сплюнул на палубу, смахивая рукой кровь с рассечённого лба и уже вновь закипая холодной яростью:

– Закончим тут, мразь!

 И четыре меча встретились со звоном в воздухе. Бой «обоеруких» сродни полёту стрекозы. Ты видишь её тело, но не видишь биения крыльев, что держат её в воздухе. Так и тут, понять со стороны кто и как атакует, как парирует удары и отводит меч противника, было со стороны абсолютно невозможно. Двое мечников танцевали на палубе среди лежащих тел, какой-то ведомый только им танец и лишь свист воздуха да звон стали говорил, что всё это происходит в самом центре мелькания смертоносного металла. Вдруг Хаук издал резкий шипящий звук и отпрянул назад, а на его левом бедре заструилась ручьём ярко алая кровь. И снова схлестнулись мечи, но было заметно, что дан всё тяжелее уходит из-под атаки, замедляясь и приволакивая раненую ногу. И вот очередная связка ударов. Отведя левым мечом оружие противника, Сотник резко рубанул боковым справа!

 Хлесть! И рука дана покатилась по палубе вместе с зажатым в ней мечом. Хаук пошатнулся и замер, ожидая добития в шею.

 Андрей весь побелел, сжимая в руке мечи. Ему нужно было всего десять ударов сердца, чтобы порубить всех на палубе, мстя сейчас за сына. Но он не мог переступить через себя! Не мог переступить через Человека! А перед ним, наклонив головы и вытянув перед собой рукояткой вперёд мечи и кинжалы, стояли пять былых противников. И один вот-вот уже рухнет на палубу от кровопотери.

– Этих взять живыми! – скомандовал Клименту Сотник.

– Бейте замыкающую ладью! Закрыть протоку, самотрельщики, за мной! – и, спрыгнув на берег, кинулся в сторону Поломети.

 Команда крайней ладьи, воспользовавшись заминкой, перерубила связывающий её канат и сейчас тихо уходила в сторону протоки. На её борту из всего экипажа оставалось в живых всего шесть гребцов, но шансы уцелеть у них ещё были. Небольшое течение уже было готово втянуть в протоку лёгкое судно, когда впереди захрустело и с грохотом рухнуло большое дерево, закрывая единственный проход.

– Огонь! – подал команду сотник, и залп из полутора десятка арбалетов смёл всех тех, кто был на палубе.

– За мной! – и дружина стрелков вновь устремилась вслед за своим командиром.

 Гарольд Волосатый был осторожным командиром. Поэтому и сумел он дожить до своих сорока лет, пройдя через десятки абордажей и штурмов, да сколотить себе немалое богатство таким то опасным промыслом. Вот и сейчас, предусмотрительно ожидая вести от своего второго капитана Скёгги, прохаживался он по палубе, пришвартованной к противоположному берегу Поломети ладьи, да поглядывал в сторону недалёкой протоки. Увидев сигнальную дымовую стрелу, он даже не подумал прийти своей команде на помощь, реально посчитав, что, если они подали сигнал, то, значит, там всё совсем плохо, и им он уже ничем теперь не поможет. Поэтому тут же отдал сигнал готовиться к отплытию и быть наготове.

 Когда на правый берег вылетел отряд врага, ему осталось только отдать приказ, и ладья сразу же устремилась вниз по течению. Толкали её восемь вёсел с каждого борта, но самое главное – теперь за него было попутное течение.

– Всем рассредоточиться и бить по своему выбору. Огонь!

 И Андрей первым нажал на спуск своего речника.

 Расстояние до уходящей цели было уже больше ста пятидесяти метров, но болты резко входили в борта, щиты и в тела находящихся на палубе воинов. Рассредоточенные на возвышенном берегу стрелки были в выигрышном положении, поэтому и выкашивали дождём болтов всю открытую палубу судна. Если бы не это течение, песня великого датского пирата Гарольда Волосатого была бы однозначно спета сегодняшним вечером. Но видно, пока была не судьба, и залитая кровью ладья под красным флагом Ганзы уносила его прочь по течению, а в теле его сидело два болта. И лёжа с искажённым от страха лицом, он смотрел на уже далёкую фигурку человека, который продолжал посылать из самострела один за другим бронебойные болты. Больше четырёх сотен метров ушло судно, а они всё долетали, впиваясь в высокий борт.

 Скорее из этих мест! Он сделал всё, что мог, и даже больше для своего короля, потеряв в этой земле больше ста элитных воинов и пролив свою кровь. А теперь нужно было срочно уносить свои ноги из этих страшных мест!

– Всех раненых и мёртвых сюда! – резко выкрикнул командир, и суета на поляне перед избой приняла упорядоченный вид.

– Санитарки – лекарши, старшина и Ивор, ко мне, остальным быстро греть воду! Контроль территории, зачистка и дозор, всё бегом! – резко отдал команду Сотник, и отлаженный маховик его дружины закрутился ещё быстрее. Все знали, что такие команды исполняются только бегом, и уже через пять минут в центре были расстелены рогожи, а из избы притащили два котла заранее нагретой воды и сюда уже начали подносить раненых и убитых.

 Андрей сам на своих руках нёс сына, а у него в глазах была какая-то пелена, и в висках пульсировала боль.

– Как же так, как же так! Не углядел! Не уберёг!

 Положив мальчика на рогожу, он взрезал ножом окровавленную одежду на боку. Взгляду открылась следующая картина. В левом боку было входное отверстие от стреловидного арбалетного болта. Крови было немного, как видно, тот болт и не давал выходить кровотоку. Само попадание было ниже сердца, как раз где-то в районе или чуть выше селезёнки, и судя по всему около самого лёгкого, во всяком случае, выходящая кровь не была характерно алой и не пузырилась. Андрей достал зеркальце и приставил его к губам сына, про себя воздавая небесам горячую молитву Преображения: «Отче наш! Еже еси на небеси, да светиться имя твоё, да придёт царствие твоё, да будет воля твоя, яко на небеси и на земли!…Великий Господи! Милостивый Боже, помилуй моего сына раба Дмитрия! Дай ему милость жить! Прошу тебя! Подняв зеркальце и взглянув на него, Андрей застонал поражённый, на его поверхности было видно чуть запотевшее пятно! Есть дыхание! Живой Митька!

 Сотник выпрямился и проревел:

– Все лекари ко мне! Мыть руки крепким хмелем! Начинаем править немедленно!

 И пошла борьба за жизни раненых. Вначале Мите извлекли стреловидный болт, немного разрезав по бокам раны кожу скальпелем. Буквально по миллиметру вдвоём с Ивором, у которого пальцы воистину были железными, его вытаскивали. Затем рану тщательно промыли остававшейся перекисью водорода, перевязали чистой холстиной, а в рот влили немного успокаивающего и антибиотик широкого спектра – те две таблетки ципролета, что пока ещё были в аптечке. Дальнейший осмотр показал, что у мальчика ранена и правая нога. Стрела по касательной вырвала кус мышцы, ладно хоть кость не была задета.

– Обрабатываем и перевязываем!

 На затылке обнаружилась приличная ссадина. Как видно, при падении с дерева получил Митя сильный удар, а затем уже и впал в беспамятство.

 Всё! Сделано всё, что только можно было в этих условиях. И теперь оставалось только молиться. Переходим к следующему раненому.

 Азат принёс Марата и положил на то место, где только что лежал его маленький друг. Спасая Митю, берендеич получил две стрелы, одна и сейчас торчала в его левой ноге, а другая распорола мышцу на предплечье. И снова Ивор с Андреем, иссекая края раны, осторожно влив настой обезболивающего, вытаскивали данскую стрелу. Сама раненая в плечо Елизавета с Екатериной ассистировали, как могли, облегчая труд Сотника. Убирали самодельными тампонами кровь. Обрабатывали раны и инструмент крепким настоем. Помогали зашивать. Работали все как настоящая хирургическая бригада.

 Из Тимофея извлекли две стрелы и болт, ещё у него было сквозное ранение голени с переломом кости, но жить десятник будет однозначно, организм у ветерана был могучим.

 Следующим был Вторак. Когда плотник рубил канат, придерживающий пристань, болт влупил ему в верхнюю правую часть бедра, пройдя навылет, и оставалось только обработать да прочистить раневой канал и уже потом забинтовать.

– Следующий!

 До поздней ночи шла непрерывная борьба за жизни дружины и последними, кому оказали помощь, были уже сами лекари.

 Вот обработана и зашита рана плеча от стрелы данов у Елизаветы.