Читать книгу «Сотник из будущего. Южный рубеж» онлайн полностью📖 — Андрея Булычева — MyBook.
cover



– То ли ещё будет, Мефодьич, то ли ещё будет… – задумчиво кивнул Сотник. Скоро десятки детей для обучения в школе начнут сюда прибывать, а там и воины для комплектования новой сотни и крестьяне с ремесленниками подтянутся. Так что, станет в усадьбе совсем тесно. Ну да всех как-нибудь уж разместим, никто на улице в любом случае не останется. Вон, уже пять юрт стоят походных и ещё три готовы к установке. Мы всех их с отбитой добычей взяли у разбойников, так что за размещение своей артели ты не переживай. Лишь бы вы не подвели с таким громадьем работы. Как-никак три казармы двухэтажные под школу и сотни ставить. Ремесленных мастерских, ещё три здания. Да конюшни, амбары, бани и прочие хозяйственные постройки тоже нужны. Это сколько же всего надо! А изб, сколько нужно ставить на самой усадьбе, и в ближайших от неё росчищах, да на дальних вырубках к тому же, где семейные крестьяне будут жить. У меня вон, уже голова кругом идёт! А ну как не справитесь с таким то объёмом работ?!

 Лука задумчиво почесал затылок, вздохнул и сказал спокойно:

– Работа, Андрей Иванович, конечно, огромная. Считай, что новый городок предстоит тут возводить, а ещё ты про оборонную стену крепости упомянуть забыл. Только она, сколько сил, времени и материала на своё возведение потребует. Ну да я вот думаю, что всё-таки со всем этим мы должны справиться. Платишь ты за работу сполна и без скупости, сам же, как хозяин не склочный, да и условия работы тут очень хорошие. Опять же, трудиться всегда у тебя интересно мастерам. А на Руси работящего народа хватает, слава Богу, православные трудиться в удовольствие любят. Так что, гожих работников сюда найти, думаю, не сложно будет. Я же, пока дома на отдыхе был, грамотки своим артельщикам в Торжок и Руссу отправил, чтобы они сюда, как только смогут, скорее прибыли и своих значит умелых земляков, сколько есть, всех, стало быть, захватывали. Так что, думаю, навалимся всем миром по весне, и к осени не узнаешь уже своё поместье, господин Сотник славной Обережной Сотни Батюшки Великого Новгорода.

– Слава то о вас широко раскатилась, многие вообще за честь почтут тут работать. Ещё и на ярмарках да вечёрнях долгих зимних будут хвалиться, и рассказывать, как у самого Обережного Сотника славно трудились. Так что, не беспокойся, а лучше скажи ка мне, что это у тебя за трава то такая интересная в коробах возле окошек стоит? – и заинтересованный Лука подошёл к одному деревянному ящику с рассадой, желая руками потрогать зелёные всходы.

 Шлёп! Вдруг раздался звук удара тряпки, и немолодой старшина артели, таким бодрым козликом отскочил на середину избы. А рядом, грозно уперев руки в бока, стояла здоровенная тётка Фёкла, отбитая полтора месяца назад из разбойного стана Свири, стояла и шипела как разъярённая кошка:

– Куда руки свои тянешь, олух окаянный! Тебе что, хозяин разрешил эти всходы трогать, супостат ты неприкаянный?!

 Андрей наклонился к столу и уже просто не в силах с собой совладать от такой вот живой картины, давился от хохота, только глядя на весьма сконфуженного Луку.

– Прости меня, Лука Мефодьевич сердешно, смилостивься друг. Забыл я тебя предупредить заранее, что смертельно опасно приближаться к этим ящичкам у окошек. И сам-то вон бочком только хожу рядом, с боязнью великой, да с оглядками, уж больно грозная охрана возле них дённо и нощно службу несёт. Страшусь сам, как бы и меня тут не прибили бы ненароком, не разобрав, да ошибочно – и снова расхохотался, не удержавшись.

– Ну, вы и скажете тоже, Андрей Иванович – покраснела всегда бойкая Фёкла, – Вам-то можно трогать всё, что вам надобно. Это вот этого упыря худого пущать близко я не буду, пусть даже не надеется, злодей, ещё нечаянно сделает чегось тут негодного, и завянет тогда вся наша драгоценность.

 Лука обошёл большим кругом грозного часового и снова сел за стол.

– Да-а, дела, Иванович, тут уже и шаг то сделать страшно, не то, что потрогать чего, – и, взглянув пристально на Фёклу, причмокнул, – Это тебе хорошо, вон разрешают трогать всё, что только надо.

 Сотник усмехнулся:

– Ну, это она образно, Лука, образно.

 И они вместе уже рассмеялись, как только что нашкодившие мальчишки.

– Это, Лука Мефодьевич, те детки растений, что будут потом высаживаться в ваш парник, который вы давеча на южной стороне, по осени сладили. А потом уже и по всему огороду, как только тепло накрепко встанет из него наружу рассадятся. Семена же и всходы этих растений воистину для нас драгоценные, потому как из них со временем вырастет всё то, что будет кормить многих добрых людей, спасая их от голодной и лютой смерти. От того-то, понимая всю важность, и несут службу справно в охране вот такие вот грозные часовые. Чтобы ненароком их никому повредить, а Ваську кота так и вообще в юрту ко мне выселили от греха подальше.

– Кстати, ты же бобыль, как я знаю? – шепотом продолжил Сотник, – Ну, так и приглядись к женщине. Так-то добрая она, работящая и вдовая, может и чего сладится у вас, а? – и подмигнул покрасневшему старшине.

 –Ага! Уж больно грозная она, вон как службу то несёт, не подступишься…– и мужчины перевели тему разговора в другое русло.

Глава 3.Весна в хлопотах.

 Апрельская весна вовсю хозяйничала в Андреевском поместье. Только недавно сошёл лёд с Ямницы, и разросшаяся река шумно гнала свою мутную воду с ветками и мусором к устью. Кое-где на поляне и вырубках ещё виднелись полоски снега, но уже было понятно, что неделя, другая, всё стает, и подсохнет под жарким солнцем кормилица земля, давая жизнь дружным зелёным всходам. В небе ещё тянулись последние караваны птиц, возвращавшихся из долгой зимовки, а с ближайших озёр, прудиков и болот уже доносилось кряканье, чивиканье и гогот всех тех, кто спешил завести семью и дать жизнь своему новому пернатому потомству.

 С ближайшей же вырубки раздавались крики и щёлканье самострела. Там шла пристрелка тех двух реечных арбалетов, что уже успел сладить мастер Кузьма в своём закутке избы у «оружейки». Возле огневого рубежа стоял сам Сотник и наблюдал в бинокль, как входят в мишень арбалетные болты за сто метров (140 шагов) от стрелка.

 На рубеже ведения огня рядом с Сотником стоял сам мастер и что-то там подкручивал да настраивал блестящими хитрыми инструментами в своём творении, самом совершенном на тот момент личном стрелковом оружии, а именно в мощном ручном, реечном самостреле.

– Ну-ка, давай, Митяй, по центру бей тремя болтами. Только в валик ложе упри, поплотней, и спуск на паузе вдоха и выдоха делать не забудь, – отдал команду отец.

 Раздался щелчок, и Андрей кивнул одобрительно:

– Во-от, теперь в самый центр болт влепил, давай ка ещё двумя туда же повтори для стабильности боя, и будем считать, что оба самострела мы пристреляли.

– Ну что, Кузьмич, глубоко в брус болт входит? – показывал мастеру глубину пробоя Андрей.

– Да, Иванович, больше ладони, однако дыра будет, почесал лоб мастер, а по твоей метричной да через десяток системе измерения, так и вообще, на все девять санти-иметров в дерево вошёл, – показывал он спицу, вынимая её из свежего отверстия в брусе.

– А давай-ка похулиганим немного, – предложил Сотник, устанавливая к мишени прочный щит дружинного пешца, а за ним ещё и лёгкий металлический шлем всадника приладил по центру.

 Резкий звон с рубежа мишеней известил, что болт попал туда, куда надо и, когда зрители отодвинули щит, их взору открылась удивительная и занятная картина.

 Мало того, что бронебойный болт пробил насквозь сам щит и шлем, так он и в сосновый брус даже сумел зайти на пару сантиметров.

 Удивительной силы оружие был этот раеечник-самострел! Настоящая гроза для защищённого бронёй средневекового воина. И это именно в их усадьбе новгородский мастер Кузьма смог осмыслить, понять принцип его работы, и даже смог смастерить и довести до ума пару своих изделий. Осталось только найти прилежных подмастерьев, отстроить хорошие мастерские с набором инструментов да найти хороший материал для изготовления механизма и плечей/дуг арбалетов, и тогда можно уже будет освоить выпуск изделий для своей стремительно растущей дружины.

 Вокруг усадьбы кипела работа. Большая часть артельных обтёсывали брёвна, укладывая их по размерам в большие пачки. Несколько плотников занимались изготовлением досок. Сначала с помощью клина толстое бревно раскалывалось посредине, а затем каждая половинка ствола расщеплялась на дольки, и каждая из них потом обтёсывалась топором, скобелем и ещё сглаживалась рубанком, только вот после этого и получалась сама доска. Очень трудоёмкая и тяжёлая работа согласитесь. Это вам не пилорама нового времени, здесь всё больше ручками или горбом, своим или соседским, без разницы. Хотя соседским, конечно же, всё-таки предпочтительнее будет.

 У воинской дружины был свой тяжкий труд – крепить ратное умение, проливая обильно пот, дабы сохранить в будущем свою кровь и кровь своего боевого товарища. И «обережные» десятки, коих с приходом отдельных дружинников и даже групп в последние пару месяцев набралось уже полных три, отрабатывали свои боевые задачи с превеликим усердием.

 В это самое время первый десяток Филата с крепостным звеном Онисима из небольшого, наскоро собранного учебного острога, отбивал приступ двух других десятков Тимофея и Степана. Работа здесь шла на совесть, только были слышны стук учебных мечей да копий по щитам и возгласы бойцов, подбадривающих друг друга.

 Пока основная масса защитников крепости увязла в позиционном бою на её северной и западной стороне, старательно сбрасывая приставные лестницы и шесты штурмующих. К ним с юга стремительно, на конях подлетело Степное звено Азата, свистнули волосяные арканы и вот наверх острога стремительно взлетели четыре всадника, сыновья звеньевого, Ринат с Маратом, их родич Мугатар, да сын Сотника Митяй, временно до школы приписанный к степным воинам. Минута, и был повержен единственный дежурный защитник южной стены, а звено, уже разбившись на пары, ударило дружно в тыл основной обороне, синхронно работая при этом саблями, и прикрывая друг друга щитами.

– Всё-всё, стоп! – раздался крик со свистом заместителя Сотника Климента, – Плохо, Филат! Десяти минут даже не продержались твои бойцы в последней осаде! Словно бабы на плетне повисли, что к соседке в огород полезли да и застряли там! Эдак вам вообще в школу к детям придётся пойти. Вот уже совсем скоро сюда придут сопляки, вот и будете с ними в одной связке работать. А что? Седой да малой, вот же будет красота! – и засмеялся вместе со всеми, кто только был рядом из победившей в учебном бою стороны.

 Филатские слазили и что-то угрюмо бурчали себе под нос. Обидно было вот так вот просто опростоволоситься бывалым и седым воинам, словно каким-то детинцам мечом не опоясанным. И Филат, чтобы хоть как-то снять свою досаду, озвучил общую мысль всех своих соратников: «Не в жизнь, Климент Петрович, не взяли бы нас в осаде! Кто же знать наперед-то мог, что эти степные с тыла ударят, пока мы вот тут со всеми бой ведём?!»

– А вот это он зря сказал, – усмехнулся Азат, сворачивая особой скруткой свой волосяной аркан.

 И точно, над поляной понеслись такие обидные и громкие эпитеты, из которых всем слышавшим стало вдруг предельно ясно, что десяток недоношенных головастиков из дальнего волчьего болота только и годен на то, чтобы с пиявками там «шуры-муры» водить, да улиток ублажать втайне от тех же самых пиявок. А как воины они и вовсе-то негодные, а надобно ещё, пожалуй, посоветовать Сотнику, дабы перевести всех этих дармоедов в помощь на кухню. Да вон, хоть в прислугу к Родькиной жене, главной кухарке усадьбы, Миронье например. Да ведь и оттуда, похоже, их грязной тряпкой погонят в зашей, не уживутся ведь, и там умение нужно. Так и останется их определять в помощь старшине Лавру, чтобы опять же было кому нужники чистить. В общем, лучше бы Филат промолчал, да не накалял страсти, и было видно, что эта здравая мысль уже давно витала в головах всего понурого и охаянного десятка.

– Это ещё звено разведки Варуна в дело не включилось! Незачем было с такими-то горе-вояками! – добил в самом конце Клим, и поменявшиеся десятки снова начали готовиться продолжить свою ратную учёбу. Только теперь сверху занимал оборону уже десяток Тимофея, прекрасно понимая, что теперь легко ему не будет, и раздосадованные поражением товарищи сделают всё, чтобы снять с себя готовую вот вот налипнуть кличку «головастиков». В мужском кругу такие обидные прозвища пристают очень быстро, и каждый из присутствующий это знал прекрасно.

 Чуть поодаль от учебного острога шла боевая учёба звена разведки. Отрабатывались приёмы снятия сторожей и дозора. Роль сторожа была за Севой, к нему же пытались незаметно подобраться бывший промысловик-охотник Родька и карел Мартын, а за всем приглядывал со стороны начальник разведки, суровый и вредный ветеран Варун. И всё вроде бы получалось у разведчиков, ни раскисший снег не скрипнул под тяжестью серых балахонов, ни веточка подлеска не колыхнулась, выдавая, вообще никакого движения не было вокруг. Вот-вот уже взметнуться над землёй две фигуры, подминая под собой незадачливого караульного, и затолкают в его мычащий рот тряпку. Но в последний миг раздался пронзительный свист, взметнулась над головой сторожа сабля и пошла, выводить невидимые глазу узоры в весеннем воздухе.

– Стоп все! Вы ещё на булат там киньтесь со своими-то кинжалами, горячие лесные парни! – осадил своих пластунов звеньевой разведки Варун.

– Плохо крадётесь, лесовики! А ведь ещё из промысловиков будете, как вы зверю-то глаза отводили, когда вон простого рязанского мужика обмануть даже не смогли?

 И успокоил задохнувшегося от возмущения Саватея:

– Тихо-тихо, Сава, пошутил я! Рязанского дряхлого дружинника из дырявой рязанской сотни обмануть не смогли. И опять съязвив, поднял успокаивающе руки, – Извиняй, Саватей, ну не лесные вы бойцы там были! Вам, в вашей Рязани, всё бы с булгарами да мордвой иль черемисами ратиться! И откуда, только ты сам такой-то вот гожий в этом деле там выискался, никак не пойму…

– Давайте меняйтесь теперь. Сейчас Родька на стороже встанет, глаза закроет и будет пять раз по сто медленно-медленно считать, а вы попробуйте, как ласка к нему неслышно прокрасться. Поглядим…

Глава 4.Управляющий.

 У избы-штаба Сотника встречал пожилой кряжистый дружинник с длинными свисающими седыми усами и косматыми бровями на скуластом, словно резном лице. Старшина сотни Лавр Буриславович собственной персоной решительным шагом подошёл к командиру и сразу же ворчливо продолжил, какой-то разговор, видно уже ранее начатый, да не законченный в своё время.

– Вот я и говорю, Андрей Иванович, крупы осталось дней на десять, мясо так вообще к концу уже подходит, муки, ладно, ещё на месяц хватит, но никак не более того. Овощей совсем мало, одна репа, да и только на пару седмиц. Рыба и специи у нас закончились, а соли полпуда в бочке. Что есть-то будем скоро, командир? А коли дети придут с первыми водными караванами, их-то чем тогда кормить будем? А ещё для носки ни обуви, ни одёжки нет никакой вовсе. И вообще, Иванович, я понимаю, что для сотни старшина нужен. Но вот если поместье расстроиться с сотней и самой школой, да ремесленная слободка со всеми её запросами и хуторами крестьянскими, так я просто не справлюсь с таким то валом работы по учёту и контролю всего. У меня уже сейчас голова пухнет, и сна давно нету, издёргался весь уже! Нужен тебе, Сотник, грамотный и честный управляющий, иначе всё твоё хозяйство, как есть развалится! Да и времени на ратное дело у тебя совсем не останется, только и будешь сам ходить по усадьбе и всё считать да учитывать, а я вот сам уже не могу совладать с таким морем цифири и всех этих мудрёных названий.

 Андрей посмотрел грустно на Буриславовича и кивнул согласно:

– Да, всё верно ты говоришь, Лавруш, ну где же такого взять то мне, чтобы грамоте был обучен, и честный был, свой до донышка, да к тому же проверку уже прошедший?

 Старшина посмотрел внимательно в глаза командиру и тихо со значением проговорил:

– А ты присмотрись к Парфёну, Иванович, он ведь из новгородских купцов-суконщиков будет, грамоту и счёт ведает отменно, я тут сам убедился в том, когда намедни попросил его помочь с учётом остатков продуктов. Вон три грамотки, да за полчаса мне набросал, – и протянул свитки Сотнику.

 Тот быстро их просмотрел и понял, что действительно в усадьбе есть грамотный человек, хорошо разбирающийся в математических действиях и грамматике, а главное – аккуратист изрядный. Настолько всё было чётко и верно изложено да разнесено по видам и количеству учёта, «как по полочкам», да ещё с общим суточным потреблением и рационом, а также выходу по порциям на среднего взрослого человека или ребёнка, да вообще-вообще на всё население усадьбы.

– Да-а! –протянул Сотник, – Нужно срочно брать!

– Ну вот, и я о том же – облегчённо вздохнул старшина.

 Парфён сидел в избе на лавочке и молол на ручной мельнице пшеничную крупу для вечерней каши. Попал он в усадьбу из разбойничьего стана злодея Свири Кривого вместе со всем остальным отбитым там полоном. В том полоне и мужиков хватало, но особенно там было много баб и девок из тех, кого злодеи захватывали в ближайших землях новгородской Деревской пятины или в избиваемых ими торговых караванах. Использовали разбойники своих пленников для всех тяжёлых и грязных работ, при этом нещадно их истязая и не сколько не заботясь об одежде и пропитании. Долго, как правило, страдальцы не выдерживали, умирая от мук голода и побоев, а на их место тут же набирали новую партию жертв. Так и работал годами этот страшный конвейер, пополняя телами умученных пленников ближайший к логову овраг.

 Но вот пришла Обережная сотня, уничтожила злодеев и освободила всех тех, кому только посчастливилось выжить. Одним из этих счастливчиков как раз то и был Парфён, в прошлом успешный себе новгородский купец-суконщик, весельчак, песенник, балагур и просто красивый и статный мужчина. Теперь же это была только тень былого. В торговом караване купца, что был уничтожен разбойниками, погибла вся его семья, что возвращалась с ним в Новгород из Владимира. Ещё там погибло всё его дело со всем товаром и со всеми его людьми. Но самое главное, погибло все то, что держит человека в этом мире. Погиб сам смысл жизни и его существования. Вот и оправившийся от голода и истязаний Парфён уже не был тем былым весельчаком да заводилой, как прежде. А был он спокоен, тих и задумчив. Делал всё аккуратно, прилежно да с тщанием, но так…без огонька, замкнувшись в себе. И весь вид его говорил: «Коли нужно, так и ладно, сделаю всё то, что скажите», а после сидел, прислонившись к печи, и что-то всё вспоминал да опять думал о своём.

 Андрей зашёл в избу, окинул её взглядом, приметив чистоту и порядок. Посмотрел на хозяек, что замешивали в кухонном закутке кислое тесто, разминая и тиская его своими крепкими закатанными по локоть руками, и проговорил тихо:

– Бабоньки, извините, мне нужно поговорить с Парфёном Васильевичем. Сказано это было очень спокойно и вроде как с просительной вежливой интонацией, но и двух минут не прошло, как вся орава женщин с детьми, что только что там находилась, пулей вылетела за дверь, не забыв ещё вытащить из своей «оружейки» мастера Кузьму, да при этом плотно закрыла входные двери.

 Авторитет у Сотника в поместье был непререкаемый!

– Присаживайся, Парфён, присаживайся, – попросил Сотник вскочившего мужчину, – Если ты не против, я тоже рядышком с тобой присяду и спину погрею. Эх! Хороша печка! Нравится? – и посмотрел на бывшего купца.

...
6