Глава 2. Русский военно-полевой лагерь у Варшавы

За ночь хорошо нападал снег, и, откидывая полог шатра, Алексей еле увернулся от слетевшей сверху небольшой лавинки.

– Живан, Серёга, подъём! – крикнул он, обернувшись. – Пошли снежком оботрёмся? Ну хватит вам уже спать!

– Только сумасшедший или русский может в таком холоде ещё и снегом обтираться! – послышался недовольный голос Милорадовича. – Воскресенье же нынче, их высокопревосходительство милостиво обещал всем позднюю побудку. Не рассвело ещё как следует, а ты уже будишь.

– Их высокопревосходительство, может, и обещал, а вот я нет, – усмехнувшись, заметил Егоров. – Кто рано встаёт, Живан, тому Бог подаёт! Слыхал такое? Пошли, пошли, лентяи!

– Ваше высокородие, вы сатрап и диктатор! – выкрикнул со своей походной кровати Гусев. – Вы хоть знаете это?

– Догадываюсь. А что же поделать, кому-то ведь тоже надо о ближних заботиться, – хмыкнул Алексей и стянул с себя разом тёплую шерстяную и нательную рубахи. – В общем, кто последний выйдет, тому и на вечернее построение идти.

– А-а-а! – Буквально вылетевшие из своих постелей господа офицеры, натянув сапоги, выскочили из шатра вслед за командиром.

– Чего-то рановато? – Полковой вестовой кивнул на обтиравшихся снегом и гомонивших командиров. – У нас ещё каша не дошла.

– Ничего, – отмахнулся Никита. – Час времени ещё точно есть. Главное, кипяток наварен. Ты давай-ка, Федот, чёрного, кяхтинского, с полкулака брось уже в котёл и с огня на угли переставь, пусть там доходит. А я пока попытаю их высокородие, когда подавать.

– Ну давай, – согласился тот. – Ильюхе скажем, чтобы каравай чуток разогрел, и там у него ещё вроде с кулак масла оставалось.

– Здравие желаю, ваше высокородие! Разрешите обратиться?! – Старший вестовой, притопнув ногой, вскинул ладонь к каске.

– И тебе здравствовать, Никита, обращайся! – Бригадир передёрнул плечами и начал яростно растирать тело холщовым домотканым рушником. – Ах, хорошо! Прямо горит всё! Держи! – И кинул полотенце Гусеву.

– Ваше высокородие, я по завтраку хотел спросить, – подал голос егерь. – Когда изволите?

– Да ты не спеши, Никит, – отмахнулся бригадир. – Сейчас в порядок себя приведём, и можно чаю. А уж посерьёзнее через часок.

– Так точно, понял, вашвысокородие. Тогда чуток, и мы вам в шатре на троих к чаю накроем. Разрешите идти?

– Иди, Никит. Только за дежурным офицером пошли. И на него к чаю тоже чашку выстави.

– Слушаюсь. – Тот козырнул и, развернувшись, потопал к тем двум палаткам, где дымил костёр.

– Ваше высокородие, за истекшие сутки происшествий не случилось, – докладывал через четверть часа уже в командирском шатре секунд-майор Самойлов. – Порцион из полкового квартирмейстерства по всем артелям роздан, из армейских магазинов на пополнение новый завезён. Фураж вот только обещанный пока ещё не дали, говорят, что он завтра будет. У Александра Павловича узнавал, пятидневный запас овса имеется, ну и сена в избытке. Нарушений воинского порядка за истекшие сутки не выявлено, на полковой гауптвахте также трое штрафных. Отряжались для грязных работ под надзором комендантского плутонга.

– Что по караульной службе, Николай Александрович? – задал вопрос Егоров. – Вчера, говорят, на суточном разводе сам полковник Давыдов изволил быть. Не выкатит перед Суворовым ничего по нашему полку?

– Никак нет, ваше высокородие. Серьёзных нареканий к нашей дежурной полуроте не было. По внешнему виду если только пара замечаний, так ведь грязь сплошная кругом. Это вот сейчас за ночь снегом её припорошило, а вчера ведь всё черным-черно было. Я узнавал потихоньку у штабных, на утренний рапорт Александру Васильевичу про нас ничего худого не прописывали, напротив, только лишь похвала есть. Полевым скрытным караулом из роты капитана Бегова была обнаружена и пресечена попытка прохода около лагеря группы вооружённых мятежников. В завязавшейся перестрелке один из инсургентов был нашими егерями убит, а второй взят в плен и передан для разбирательства в армейское квартирмейстерство. Остальные были рассеяны и бежали в лес. Захвачена французская фузея и холодное оружие. У нашего караула – без потерь.

– Хорошо, молодцы егеря, – похвалил Егоров. – Не зря, значит, в поле мёрзли. Есть что-то ещё существенное?

– Никак нет. Всё остальное как обычно. Подмораживать только вот начинает. Егеря жалуются, что дрова сырые, если всю зиму тут придётся в полевом лагере стоять, нужно подумать об обогреве. Просят за сушняком партии отправить, пока другие полки его весь из леса не вывезли.

– Ваше высокородие, чай! – Откинув полог, в шатёр заглянул Никита. – Прикажете заносить?

– Заноси! – Алексей махнул, и на походный столик встал большой закопчённый котёл. В шатёр зашли два денщика, младший вестовой, и на столике через пару минут уже стояли дымившиеся паром кружки, а на холстине виднелась горка порезанного каравая, горшок с маслом и пласты тонко порезанного сала.

– Присаживайтесь на скамьи, господа офицеры. Разбирайте кружки и яства, какие Бог послал. – Егоров кивнул на выставленное. – Садись, садись, майор, не тушуйся! – подбодрил он Самойлова. – Спасибо, Никита, мы себе сами, если что, тут дольём или порежем, ступай, тоже позавтракайте. У нас сегодня никакой спешки нет.

– Слушаюсь. Ильюха, братцы, пошли!

Младший вестовой подсыпал из большого железного ведра углей в стоящую на треноге жаровню, перемешал их и выскочил вслед за всеми остальными.

– Налетай! – Алексей положил пласт солёного сала на краюху и с хрустом кусанул её. – Хорошо! А ведь получше венского печенья будет. Что скажешь, Николаевич?

– Лучше, гораздо лучше, – согласился Живан, запивая еду горячим. – А чай какой крепкий! И ароматный! Сюда бы к этому чаю ещё немного сливок и мёда, вообще бы загляденье было! А если бы ещё и в гостиной приличного дома чаёвничать, а не в походном шатре. – И он передёрнул плечами. – Ничего там не слышно, Алексей Петрович, не собираются нас на зимние квартиры по городам разводить? Неужто начальство так за мирных боится? Всё, войне конец, русский солдат обывателя не обидит.

– Нет, друг. Про расквартирование армии вообще пока никакой речи нет. Александр Васильевич желает все свои войска в руках держать, чтобы по первому барабанному бою все двадцать тысяч в единый строй разом встали. И дело тут вовсе даже не в боязни мести наших солдат ляхам за их былые бесчинства и не в том, что ещё много их мятежников по окрестным лесам бродит. А в грядущем разделе Польши. Да-да, а что вы думаете, зря, что ли, тут сейчас столько важных пруссаков и австрийцев вьётся? Да и к нам в армейское квартирмейстерство один за другим фельдъегеря из Санкт-Петербурга с важными бумагами прибывают. На самом высоком уровне сейчас идут переговоры о судьбе польских мятежных земель. Похоже, что вопрос о самостоятельности Речи Посполитой уже в принципе решён, осталось дело за малым – разделить её земли между победителями. И тут наша армия как та дубинка, которая нависает над слишком зарвавшимся пьяным соседом. Поверьте, господа, что у Австрии, что у Пруссии аппетиты преогромные, и они были бы вовсе даже не прочь откусить земли аж по самый наш Неман.

– Ага! Где эти австрийцы и пруссаки были, когда наши войска в полевых сражениях армии Костюшко громили или тот же пригород Варшавы штурмовали?! – воскликнул разгорячившийся Гусев. – Что-то я ни одного не видал, кто бы из них на валы с фузеей карабкался или из зданий мятежников выбивал!

– Действительно, ладно пруссаки, они хоть в первой половине кампании до самой Варшавы дошли и уже потом к себе откатились, но цесарцы-то чего хотят? – поддержал друга Милорадович. – Чтобы им на блюдечки все южные земли у Карпат подали? Я хоть и не русский по крови, но русский сердцем и духом, и знаю, что это земли Руси издревле! Ещё даже и до Галицких княжеств они ей принадлежали. Неужто Екатерина Алексеевна их просто так вот Вене подарит?

– Это уже политика, господа, – пожав плечами, проговорил Алексей. – Думаю, при дворе императрицы со всем этим разберутся и выработают правильное решение. А вам бы я посоветовал не горячиться. Уверен, что свои действия Александр Васильевич с государыней согласовывал. Небось, неспроста на прошлой неделе большие манёвры перед приглашёнными иностранцами устраивали. Показали им, что войска после кровопролитного штурма приведены в полный порядок и готовы двинуться туда, куда будет приказ.

– Да уж, эти манёвры. – Гусев поморщился. – Два дня по уши в грязи в полях и потом ещё марш за три десятка вёрст по разбитым просёлкам.

– По грязи, значит? – спросил его с улыбкой Егоров.

– По ней самой, – ответил со вздохом Сергей. – По полному бездорожью. Сами же вместе со всеми во главе колонн топали.

– Ну вот, а нынче-то грязи больше уж и нет, – усмехнувшись, произнёс Алексей. – Подморозило и снегом всё прикрыло. Ты же у нас главный квартирмейстер, Сергей Владимирович, то есть по своей сути – мозг полка? Поведай-ка тогда нам на милость, сколько же от Варшавы и до Кёнигсберга вёрст пути навскидку?

– Три с половиной сотни примерно, – ответил тот с недоумением.

– А до Берлина и до резиденции прусского короля в Потсдаме?

– Ну-у, где-то около пяти, может, и чуть больше, – не понимая, куда клонит друг, неуверенно ответил Гусев.

– Та-ак, хорошо, а до Вены?

– Да на сотню, пожалуй, больше. Ну уж точно семи сотен не будет.

– Выходит, не зря Александр Васильевич цесарскому и прусскому атташе, когда мы мимо парадным расчётом по грязи топали, сказал, что наш полк сюда из Санкт-Петербурга за какой-то месяц поспел, – заметил, улыбаясь, Егоров. – А это, на минуточку, тысяча вёрст пути, господа, да ещё и с приличным хвостиком, и опять же по нашим плохим дорогам. Слукавил он, конечно, до Минска мы походным маршем этот месяц шли, а уж дальше к Варшаве с боями двигались. Ну, да суть вопроса, я полагаю, вам понятна.

– Опять же, дороги-то нынче затвердели, – рассмеялся, сообразив, о чём речь, Милорадович. – Точно, и под Вильно ещё мощная армия князя Репнина стоит, а ей до того же Кёнигсберга ведь гораздо ближе, чем нам.

– Думаю, что союзники и претенденты на участие в разделе намёк Суворова поняли правильно, – прихлёбывая из кружки, предположил Алексей. – Не зря в свои столицы их курьеры в этот же день ускакали. Ну а нам теперь нужно продумать, как бы тут лучше устроиться. Главному интенданту Александру Павловичу я соответственное задание уже дал, он людей к владельцам речных судов отправил, чтобы сторговаться и закупить у них побольше парусины. Висла совсем скоро уже замёрзнет, а значит, до конца половодья по хорошей цене можно будет парусиновое полотно взять, пусть даже и не новое. А потом двойным слоем палатки и шатры им покрыть. Ну и дрова… Помню, помню я, Николай. – Он кивнул вскинувшемуся Самойлову. – Отрядить партии по лесам и выбирать сухие лесины, сырыми ведь не протопишь хорошо костры. По провианту посмотреть ещё. Может, и прикупить чего. В общем, господа, пока предполагаем, что придётся нам зимовать тут, а там уж как начальство решит.

– Ваше высокородие, разрешите? – Сдвинув входной полог, в шатёр заглянул Никита. – Там каша доходит, может, подавать?

– Подожди немного, – покачав головой, сказал командир полка. – Пусть потомится, а уж через полчасика можно. Так ведь, господа, или пора?

– Да конечно, попозже, ещё и чай не допили, – загалдели офицеры.

– Слушаюсь, как скажете. – Старший вестовой кивнул и задёрнул полог.

– Ваше высокородие, благодарю за угощение. – Самойлов поднялся со скамьи. – Светает уже, сейчас в лагере побудка начнётся. Прика́жете подъём бить?

– Ну как только в главном квартирмейстерстве барабаны побудку ударят, тогда и вы в полковые бейте. Потом приходи, как раз уже сюда котёл занесут.

Огромный раскинутый за восточными пригородами Варшавы армейский полевой лагерь просыпался под звуки полковых и ротных барабанов. Выдували медь эскадронные трубачи кавалерии, слышались окрики командиров и гул многих тысяч солдатских голосов.

– Подъём, лежебоки! – В открывшейся щели показалась голова старшего унтера учебной роты Дубкова. – Встаём, ребятки! Нижнюю рубаху снимай и на лежанку клади, а сами выходи на пробежку.

– И так холодно, а ещё и совсем нагишаться, – ворчали молодые егеря, выбираясь из нагретых дыханием палаток на улицу. – Ох ты ж сколько снегу за ночь навалило!

– Третье отделение, не спим на ходу! Встали в строй! – К егерям подскочил капрал. – Вон уже половина плутонга на месте, скоро вся колонна будет в сборе.

– Рота, в общую колонну становись! – донёсся крик капитана.

– Быстрее, быстрее в строй! – всполошились унтеры. – Сам ротный на утреннюю пробежку вышел!

– Напра-аво! – послышалась новая команда. – С места бего-ом марш!

Сотня егерей, с голым торсом обежав два крайних ряда палаток и миновав караульный пост, затопала по просёлку.

– О-о, гляди, Ефим, молодые уже побегли, сейчас и стрелковые роты покажутся, давай-ка поширше, что ли, проём делаем. – Караульные поднатужились и поволокли вбок три связанные меж собой рогатины. А из лагеря уже выбегала на просёлок новая рота.