Посмотрел Ник на себя в зеркало, что над умывальником висело, даже испугался собственного отражения: морда опухшая до неузнаваемости, глаза круглые и жёлтые, что у того тигра из зоопарка.

Лёха с Гешкой проснулись – такие же уродцы, желтоглазые до уморы полной. Раз пятьдесят от смеха уписаться можно и, что характерно, в один и тот же подгузник…

Вырвиглаз внимательно посмотрел на удалую троицу и черту жирную подвёл:

– Судя по цвету глаз, ханку пили вчера? Шустры вы, орлы ленинградские. Сейчас плохо, наверное? Ханку, в обязательном порядке, жиром моржовым закусывать надо, или же оленьим. Но лучше всего – китовым…. Ничего, потерпите! Сейчас я вас в порт отведу, к доку судоремонтному. Там пиво продаётся отличное, не чета живой воде из сказок. Чёрное, крепкое, ароматное – «негл» называется. Нигде такого нет…

Уже часа через полтора подошли к судоремонтному доку. В маленьком магазинчике Вырвиглаз купил две трёхлитровые банки яблочного сока. Тут же с помощью перочинного ножа крышки с них сорвал и вылил содержимое под карликовую берёзу.

– Да вы у нас – прямо Мичурин! – пошутил неуклюже Ник. – Надеетесь, что яблоки на берёзе вырастут?

– Вы, что же, думаете, «негл» вам в кружки наливать будут? – отпарировал Вырвиглаз. – Откуда в Магадане кружки? Если пиво в кружках – это уже и не Магадан будет. Сейчас банки помоем, и вперёд…

Расположились на старом заброшенном пирсе, на пустых деревянных ящиках, которые в этих краях повсеместно заменяли собой скамейки.

В воде, среди мазутных пятен, плавали многочисленные голубые и зелёные льдины.

Выпили «негла», передавая по кругу банку, закурили.

– Ну, вот, совсем другое дело, – обрадовался Вырвиглаз, довольно посматривая на подопечных. – Глаза уже у всех нормальные – пропала желтизна. Да и лица уже лица напоминают.

– Спасибо, Владимир Ильич, выручили. Теперь вы для нас – отец родной и волшебник в одном лице, значит, – от лица всего коллектива искренне поблагодарил Ник.

Банкин задумчиво оглядел плавающие льдины.

– Искупаться, что ли, соблюдения принципов ради? – вопросительно покосился на приятелей.

Но желающих составить ему компанию почему-то не наблюдалось.

Вздохнул Гешка разочарованно, взял в руки пустую стеклянную банку да и потрусил по пирсу – за добавкой.

– А это кто? – вырвалось у Ника. – И каждый раз, пройдя меж пьяными, всегда без спутника, одна, дыша духами и туманами, она садится у окна…

Мимо них шла, вернее – шествовала, очень-очень красивая женщина. Чуть-чуть за тридцать пять. Гордая королевская осанка, грива роскошных чёрных волос, глаза – словно два голубых светлячка. Красавица была одета совершенно необычно для этих мест, где прочно преобладали ватники и бушлаты: городской кожаный плащ, туфли на высоком каблуке, крохотная изящная шляпка, стильная дамская сумочка – в цвет туфлям и шляпке.

Вырвиглаз тут же вскочил со своего ящика и торопливо поздоровался:

– Здравствуйте, Маша! Как у вас дела? Какие новости?

– Здравствуйте, Владимир. У меня всё по-старому, без новостей, – женщина грациозно кивнула Вырвиглазу в ответ и гордо проследовала мимо.

Отойдя от компании метров на двести, незнакомка подошла к краю пирса и замерла, неотрывно всматриваясь в морские просторы.

Ник вопрошающе посмотрел на Вырвиглаза, но тот, притворяясь непонимающим, отвернулся.

Примчался Гешка с полной банкой пива, затараторил возбуждённо:

– Тут такая женщина проходила – королева прямо! Кто это, Владимир Ильич? Не знаете, часом?

– Ну, Владимир Ильич, миленький! Расскажите! А? – попросил Ник. – Интересно же…

Помявшись для приличия, Вырвиглаз всё же снизошёл к просьбам:

– Хорошо, висельники, – извините за этот неоднозначный эпитет, – так и быть, расскажу. Тем более что молоды вы ещё – до умиления. Вам такие истории весьма и весьма полезны быть должны. Слушайте же. История эта прекрасна и страшно романтична. А суть ее заключается в следующем: самое эффективное в этом мире средство, обостряющее ум человеческий до невиданных высот, – это кружка чёрного пива «негл», выпитая в нужном месте, в нужное время и в правильной компании…

О том, как Мария Николаевна осчастливила Магадан своим многолетним присутствием, вам расскажет любой местный бич, спросив за эту услугу совсем даже недорого: двухлитровую банку чёрного «негла» и свежий анекдот с Большой земли, обязательно – политический.

Итак, незадолго до нового, 1929 года Мария Николаевна Сазонова, двадцатипятилетняя аспирантка кафедры высшей математики университета города Ленинграда, грядущее светило точных наук, красавица и умница, комсомолка и спортсменка, чинно сидела в пивном баре «Висла» за кружечкой светло-жёлтого напитка, который по какой-то жуткой ошибке именовался «пиво», и старательно продумывала сотый вариант решения знаменитой теоремы Ферма.

В те времена в так называемой интеллектуальной среде это считалось достаточно модным и почетным занятием. Да и размер премии, обещанной каким-то иностранным чудаком за правильное решение, если говорить откровенно, впечатлял.

За соседними столиками оживлённо переговаривались влюблённые парочки.

В углу зала молодой человек небрежно прикасался к клавишам рояля и, отчаянно грассируя, что-то негромко напевал.

В этот ответственный момент, зловеще заскрипев, как говорят в модных романах о роке и неотвратимой судьбе, открылась старинная дверь, и в заведение вошел смуглый малый двухметрового роста.

Судя по обветренному, украшенному двумя неровными шрамами лицу, вошедший был моряком, а милый акцент, который проявился несколько позже, явно свидетельствовал о его отнюдь не столичном происхождении.

Это был не кто иной, как Семён Походня – коренной житель славного города Магадана, знаменитый в иных соленых водах капитан парохода «Красный Октябрь», перевозившего особо стратегически важные для северо-востока страны товары: красную рыбу и тюлений жир.

Молодые люди познакомились и славно поболтали, выпив по кружечке вышеупомянутого светло-жёлтого напитка.

Случайно узнав, что эта отвратительная жидкость называется «пиво», моряк сперва удивился, потом рассердился, затем разгневался.

Засучив рукава бушлата, он своей крепкой загорелой рукой, не торопясь, обхватил горло несчастного бармена, требуя немедленно объяснить смысл этой несмешной шутки.

После последовавших затем незамедлительных и витиеватых извинений, благородный Семён решил простить глупого бармена и даже, достав из своего бездонного походного баула объёмистую флягу, сработанную из моржовой шкуры, угостил всех желающих благородным магаданским «неглом».

К этому моменту большинство посетителей благоразумно покинуло опасное заведение.

Но Мария Николаевна осталась сидеть на прежнем месте.

Безусловно, она была несколько фраппирована поведением своего неожиданного собеседника, но ничуть не испугана, – ведь общеизвестно, что напугать ленинградскую комсомолку гораздо труднее, чем даже решить неразрешимую теорему Великого Ферма.

– Милая Мария, – чуть смущенно проговорил неустрашимый морской волк. – Отведайте, пожалуйста, благородного «негла». В его вкусе – вся правда о моей прекрасной Родине. Сделайте глоток, закройте глаза – и вы погрузитесь в мир прекрасных видений. Голубые далекие горы, полные неизъяснимой печали и зовущие в дорогу – прочь от родного очага, за неведомой призрачной мечтой. Стада северных оленей, пугливых и грациозных, как наши детские сны. Беспокойные, никогда не засыпающие птичьи колонии, и океан, великий Северо-Ледовитый океан… О, Мария, как жаль, что я не родился поэтом.

Прикурив черную, непривычно длинную сигарету, Семён Походня продолжил:

– И ещё: если вы сделаете глоток этого благородного напитка, то перед вами могут открыться многие тайны мироздания….

Тут произошло неожиданное.

Элегантная, одетая по последней моде ленинградская девица, бестрепетной рукой, затянутой в тугую лайковую перчатку, решительно взяла со стола кружку капитана и единым махом осушила её до дна.

Результат превзошел все ожидания.

Глаза Марии Николаевны широко распахнулись и засияли, словно два самоцвета, собольи брови удивленно взлетели вверх, а маленькие карминные губы прошептали непонятные слова:

– Эврика! Эврика! Эврика!

Она быстро вскочила на ноги и, схватив со столика свою элегантную сумочку крокодиловой кожи, мгновенно выбежала на улицу.

Бедный Семён только растерянно хлопал ресницами, делая при этом руками какие-то непонятные движения – явно извинительного характера, словно беззвучно призывая Господа в свидетели своей полной невиновности в произошедшем.

Как говорят чукотские охотники: «В чем ошибся белый медведь, уже не важно. Важно, что тюлень, все-таки, улизнул».

А Марию Николаевну просто-напросто посетило озарение, она неожиданно и мгновенно нашла решение Великой Теоремы и срочно побежала домой, стремясь как можно скорей зафиксировать на бумаге свое великолепное открытие.

К вечеру все было записано, оформлено как надо, запечатано в конверт и отправлено почтой в город Москву – Ивану Терентьеву, тогдашнему её жениху, который в поте лица трудился профессором высшей математики в тамошнем университете.

Покончив с этим важным делом, усталая наследница славы Архимеда и Лобачевского уснула сном ангела.

Утром же выяснилось, что имеет место быть маленькая неприятность: за ночь решение теоремы Марией Николаевной было напрочь забыто, и виной тому, по ее мнению, был некий смуглый верзила с двумя крайне безобразными шрамами, который снился ей безостановочно всю ночь, рассказывая всякие байки о северных морях, золотоносных россыпях, спрятанных глубоко под вечной мерзлотой, о белых медведях, моржах, северных оленях и прочих глупых разностях.

Это действительно была, на первый взгляд, просто маленькая неприятность, – ведь решение было у Ивана Терентьева, который через месяц должен был прибыть в Ленинград для официального предложения руки и сердца.

Месяц пролетел как один день.

И вот – долгожданная встреча любящих сердец.

– Иван! – взволнованно щебетала девушка, радостно улыбаясь и теребя рукав пиджака своей будущей половинки. – Правда же, мое решение просто великолепно и бесспорно? Ну, скажи же скорей. Правда?

– Дорогая Маша, – несколько озадаченно проговорил Иван, неодобрительно подёргивая роскошными усами. – Я, право, несколько удивлен. Ведь любой студент знает, что решения теоремы Ферма не существует, да и не может существовать. Как же ты, право…

– Стоп, Иван Терентьев, – безапелляционно перебил его голос, в котором уже угадывались предгрозовые нотки. – Оставь свое мнение при себе. А мне отдай моё решение. И отдай немедленно!

– Но дорогая, – ошарашено промямлил уважаемый и заслуженный профессор. – Я искренне подумал, что это твоя предновогодняя шутка. Розыгрыш, так сказать. Ну, я и….

– Короче говоря, – пророкотал громовой раскат, и профессору даже показалось, что где-то совсем рядом сверкнули две голубые молнии. – Ты выбросил его? Выбросил? Выбросил? Выбросил?

– Ну, конечно, я… – это были его последние слова в этом диалоге.

Вы знаете, что такое настоящий гнев?

Гнев ужасный, беспощадный, Гнев с большой буквы?

Если вы не встречались с по-настоящему разгневанной советской комсомолкой, то вы не знаете о гневе ничего.

Первый удар, нанесенный закрытым дамским зонтом, сбил с головы бедного Ивана его модную кепку. После второго разлетелись на тысячи мелких осколков его стильные очки, привезённые из заграничной поездки на какой-то научный семинар. После третьего… – впрочем, будем милосердны, кровожадность ныне не в почете.

После этого инцидента о свадьбе и речи быть не могло.

Но вовсе не это беспокоило нашу воительницу.

Гораздо более важная и неразрешимая проблема стояла перед ней: в Ленинграде, в этом советском мегаполисе, где, казалось бы, есть всё (в принципе, и при наличии нужных связей), невозможно было достать ни единой кружки, или там бутылки, чёрного чукотского «негла». Даже связи нужные совершенно не помогали. А как без этого волшебного помощника вспомнить секрет решения Великой Теоремы?

Проблема разрешилась как-то сама собой.

Села Мария Николаевна в поезд дальнего следования, доехала до Владивостока, а уже оттуда отправилась в экзотическое морское путешествие с конечной точкой маршрута в захудалом городке Магадан, что расположился где-то на самом краю земли.

Дальше случилось то, что случается в этих местах всегда и со всеми.

Полюбила молоденькая жительница Ленинграда эти благословенные края и успешно забыла: и о теореме Ферма, да и вообще – обо всех и всяческих теоремах.

А кроме того, вышла замуж за морского бродягу Семёна Походню, который, к несчастью, лет шесть тому назад сгинул где-то на просторах океана – не вернулся старенький пароход «Красный Октябрь» в порт приписки.

Детей у них не было, но Мария Николаевна не вернулась на Большую Землю, живет себе в маленьком ветхом домишке, выращивает в самодельном парнике – на зависть местным клушам – гвоздики и тюльпаны и каждое утро приходит на дальний причал: все ждет своего верзилу с двумя симпатичными шрамами на смуглом обветренном лице.

За это все жители Магадана ее безмерно любят и уважают…

– Вот, так-то оно, молодые люди. Вот, она какая – настоящая любовь. Как же везёт некоторым! Как же везёт! – проговорил Вырвиглаз, нешуточно растроганный собственным рассказом, не отрывая глаз от стройной женской фигурки, застывшей на дальнем краю причала.

Завизжали автомобильные покрышки. На пирс въехали две эмки, за ними следом катил, пыхтя как натуральный паровоз, неуклюжий автобус защитного цвета.

Из кабины первой машины торопливо выскочил капитан Курчавый, громко заорал, размахивая руками:

– Мать вашу, козлов драных! Все в автобус, быстро! Тревога! Токарева убили…