Глава седьмая, последняя из относительно спокойных
Магаданские байки

Ник позвонил по местной телефонной линии Курчавому, коротко доложил о полученных результатах, попросил разрешения передислоцироваться в общежитие – для дальнейшего творческого обсуждения и работы с разными документами.

Разрешение капитан дал, посоветовал провести время с пользой для дела, не отвлекаясь на всякую ерунду.

Зинаида Ивановна пожаловала, с двумя чемоданами в руках, поставила их на пол.

– Вот вы и вы, – к Банкину и Сизому обратилась. – Возьмите, товарищи, по одному чемодану и следуйте за мной. Я вас в общежитие провожу.

– А почему это – мы с Гешкой? – тут же полез в бутылку Лёха. – Почему это ты, красавица, Никите чемодан не предложила? Мы же все в звании одном. Что за косяк такой? Опять же, он самый молодой из нас будет. В чём тут причина?

Но Зинаиду не так-то легко было смутить. Посмотрела на Сизого – строго – и отшила – моментально:

– Вы двое у меня доверия не вызываете, совсем. Спокойнее для всех будет, если руки вам чем-нибудь занять. Не придётся их потом ломать. Или просто – лупцевать по ним, чем придётся. Ясно? А Никита Андреевич, он положительный, от него глупостей всяких ждать не приходится. Уж я в этом разбираюсь, – и пошла себе вперёд, не оглядываясь, походкой гордой и грациозной.

Шёл за ней Ник, на спину узкую пялился, на ножки стройные, и всё никак не мог решить для себя: это она комплимент ему сделала от души или, наоборот, нахально посмеялась?

А сзади Сизый и Банкин пыхтели, бедолаги, – чемоданы-то оказались тяжеленными. Как их Зинаида Ивановна одна волокла?

Общежитие располагалось совсем недалеко от штаба, через пару-тройку улиц, за таким же высоким забором, под тщательной охраной бдительных часовых.

Зинаида их сразу сдала на руки коменданту да тут же и удалилась, на прощание одарив Ника серьёзным взглядом. Симпатичная всё же девица, если смотреть правде в глаза.

Комендант проводил их в комнату. Абсолютно ничего удивительного: пять железных коек, застеленных верблюжьими одеялами, посредине комнаты – обычный стол, хлипкие стулья.

– Располагайтесь, товарищи сержанты, – предложил комендант. – Не хоромы, но всё же. Ночуйте. Если в город пойдёте, то видите себя прилично, без наглого выпендрежа, с уважением. Магадан как-никак. Советую, на всякий случай, значки ваши красивые снять временно, если на променад соберетесь. Чтобы не пугать местное население. Пусть уж лучше вас за обычных вертухаев принимают.

Лёха, сбросив рюкзак на пол, тут же предложил:

– А что, пацаны, не прогуляться ли это нам по Магадану?

Гешка, поправив на голове пилотку, поддержал Сизого:

– В безусловном порядке. Главное – на Нагайскую бухту посмотреть. А документы эти почитать ещё успеем. Никуда они не убегут от нас. Что такое несколько часов, с философской точки зрения? Так, невидимая пылинка, в шлейфе времени бесконечного…

Бухта, впрочем, особого впечатления не произвела: берег был повсеместно усеян разнообразным хламом, над мусорными кучами кружили стаи наглых чаек, в море перекатывались мелкие жёлтые волны, повсюду – ржавые обломки кораблей, деревянные остовы бывших лодок и шхун, обломки мачт и вёсел. Грустное зрелище, сами собой возникали ассоциации, связанные с заброшенным кладбищем.

Гешка, старательно отворачиваясь от холодного ветра и пряча руки в карманах форменных штанов, с некоторым сомнением предложил:

– Надо бы, это, искупаться, что ли…

– Холодно как-то, плюс двенадцать всего, как бы самое дорогое случайно не отморозить, – засомневался Сизый.

Банкин сплюнул в сторону, быстро разделся до трусов и, заглушая своими воплями звонкие крики чаек, понёсся к воде. Пробежал метров десять по мелководью, храбро бросился в негостеприимные волны.

Пришлось и Нику с Сизым тоже раздеваться, лезть в холоднющую воду. Не бросать же товарища на произвол обстоятельствам?

Секунд через тридцать-сорок все по очереди выбрались на берег, дрожа от холода.

Долго бегали по берегу, стараясь хоть чуть согреться, даже поборолись немного, в шутку.

В отдалении стояли два пацана лет десяти от роду. Один был одет в тельняшку, бескозырку, на ногах – ватные штаны. Другой щеголял в ватнике большущего размера, из-под которого торчали голые худющие ноги.

Мальчишки, явно замёршие, смотрели на происходящее с любопытством и удивлением.

Сизый, натягивая брюки и стуча зубами от холода, предложил:

– А что, кореша мои душевные, выпить бы. Целых три повода имеется. Во-первых, за славный Магадан. Во-вторых, согреться надо. В-третьих, так Ротмистра нашего и не помянули, а надо бы, путный парнишка был, правильный.

Ник с ним был полностью согласен – конечно, водочки не помешает, для сугрева сугубо…

Местный магазин неприятно удивил, на полках – хоть шаром покати. Минтай, явственно пованивающий, бычки в томате, развесные серые галеты, колбаса ливерная – синюшного оттенка.

У прилавка откровенно скучали две пожилые дородные продавщицы.

– И вот это – всё, что есть? – разочарованно спросил Ник.

Одна из продавщиц тут же нахмурилась:

– Смотри-ка, Алексеевна, к нам баре старорежимные заглянули, разносолов им подавай.

– А как с водочкой у вас, тётеньки? Нам бы бутылочки три, – вмешался Лёха.

Теперь уже вторая продавщица удивилась:

– Водочки? Дык, сами её уже года три как не видали. А вы откуда такие будете, странные? Может, патруль позвать?

Вышли из магазина. Недалеко от входа, на деревянных ящиках двое бичей отдыхали. Один играл на видавшем виде аккордеоне, второй напевал негромко, но с надрывом:

 
В ночь уйду опять тропой знакомой.
По этапу вновь мотая срок.
Улыбаясь елочкам и клёнам,
Строго так на северо-восток…
 
 
Ты заждался, Магадан-братишка?
Я вернулся – где твои снега?
Вертухай закоченел на вышке,
За окошком – вечная пурга…
 

Песня длинной оказалась, куплетов так на семьдесят. Причём, Нику мотив определённо был знаком. Прямо вылитый Володя Маркин: «Проходил он даже мимо Тани, самой симпатичной во дворе…» Да, кругом плагиат! Или же всё проще: новое – это хорошо забытое старое? Само собой всё так, без всяких дурных намерений, вспоминается?

Закончилась песенка, Лёха тут же к делу перешёл:

– Здорово, орлы золочённые, на! А где, чалдоны уважаемые, на, в этой деревушке обхезанной, на, водочкой нормальной можно разжиться?

– Однако, заявление. А ещё в форме, – неожиданно интеллигентно откликнулся тот, что с аккордеоном. – Обозвать Магадан, столицу Колымского края, «засранной деревушкой»? Тут наглость громадную иметь надо или статус нешуточный.

Второй бич тоже склонность к философским рассуждениям проявил:

– Это, господа проезжающие, и не проблема вовсе. Водки всегда много в шалманах. У нас их в городе целых два, один называется «Север», а другой, насквозь противоположно – «Норд». Может, вам адреса этих заведений подсказать?

– Уважаемые, с деньгами у нас – труба полная, – проинформировал Ник. – Вот, осенью премию получим – за успехи, достигнутые в боевой и политической подготовке, тогда и посетим эти ресторации. А пока – нам бы чего попроще. Согреться вот надо да друга погибшего помянуть. Помогите, пожалуйста!

Пошептались о чём-то бичи.

– Сюда слушайте, – сжалился тот, что с аккордеоном. – Четыре квартала от порта идёте. Прямо вот на ту сопку с маленькой горбинкой. Там уже Нахаловка начинается, пригород такой, учёным языком выражаясь. По правую сторону третий дом, дверь у него зелёной клеёнкой ещё оббита. Стучитесь стуком условным: тук – тук-тук-тук – тук. Лишнего не говорите. Скажете кратко, сколько бутылок надо, на этом всё. Взяли – сразу ушли. Ясно? Тогда – с Богом, служивые.

– Спасибо за помощь, на, господа бичующие, на! – поблагодарил вежливо Сизый и уже к своим: – Я один схожу, места знакомые, нечего там полновесной кодлой тереться. А вы хлебушка прикупите, ещё чего. Да, стаканы помыть не забудьте. Знаю я вас!

Не отпустил его Ник одного, ведь Курчавый велел ходить по городу кучно. Поэтому Банкина вместе с Лёхой отправил, а сам за галетами в магазин заглянул.

Вернулся Ник в общагу, у коменданта стаканы стрельнул, газет старых. Стаканы помыл тщательно, газетами стол застелил, чуть заплесневевшие галеты горкой навалил, открыл три банки с тушёнкой – из выданного недельного пайка, настругал ливерной колбаски. В завершение – стаканы расставил, по центру стола литровую банку с кипятком водрузил, для запивона.

Оглядел получившееся: классный натюрморт получился, королева английская от зависти нешуточной повесится или в монахини пострижётся…

Тем временем вернулись и Лёха с Гешкой, явно собой довольные, из карманов извлекли три полулитровые бутылки с коричневой жидкостью.

– Жуткое место – эта Нахаловка. Сплошные бараки и лачуги, даже землянки имеются. Как там люди живут, не представляю, – заявил Банкин, с недоверием рассматривая содержимое одной из бутылок на свет.

– Что за бурду вы приволокли? Это пить-то можно? – поинтересовался Ник.

– Это, подельник мой верный, не бурда, – Лёха даже слегка обиделся. – Это – настоящая ханка магаданская. Самогон местный, на махорке настоянный. Та харя арестантская, что нам это пойло продала, очень уж нахваливала, божилась, гарантии, в смысле – зуб, давала. Так что – всё пучком, можно смело разливать…

Открыли первую бутылку, с трудом вытащив зубами тряпичную самодельную пробку. По комнате тут же распространился неприятный специфичный запах.

Ника даже передёрнуло всего:

– Гадость какая! Лёха, а из чего они самогонку эту гонят? И для чего на махорке настаивают?

Сизый только легкомысленно пожал плечами, разливая ханку по стаканам:

– Махорка, надо думать, для крепости. А из чего гонят – не знаю. На нас и так косо смотрели, с угрозой. После того как Гешка поинтересовался, мол: «А как этот напиток называется?»

Банкин смущённо улыбнулся:

– Да уж, после этого вопроса из хибары – видимо, под дверью подслушивал – такой типаж нарисовался, мама не горюй. Семь на восемь, восемь на семь. Харя страшная, вся в шрамах. Пальцы – в синих перстнях, на боку тесак страшенный висит. Мы тут же за ханку рассчитались, да ноги в руки. А в той халупе, за дверью, я ещё даму одну разглядел. Блеск просто дамочка, доложу я вам! Симпатичная такая, курносая, рыженькая и одета с шиком столичным. Что она в той норе делала? Интересно даже.

Ёкнуло у Ника сердце: симпатичная, рыженькая? Неужели Мэри, диверсантка американская? Да нет, не может быть! Как она умудрилась из Архангельска так быстро до Магадана добраться? Самолёт угнала? Да нет, конечно же, бред полный…. Или, всё же, доложить Курчавому? Может, надо срочно тревогу поднять? А если обознашки? Засмеют ведь товарищи верные, и начальники, и подчинённые…

Пока Ник раздумывал, Лёха уже всем стаканы с ханкой раздал, тост произнёс:

– Ну, чувырлы братские! Помянем Матвея Кускова, товарища нашего, павшего в бою с супостатами. Пусть земля ему будет пухом!

Встали, выпили, не чокаясь.

Банкин так и остался стоять столбом, спрятав нос в рукаве. Ник в кашле зашёлся.

А Сизый, как ни в чём не бывало, ливерную колбасу усиленно начал поглощать.

Ник, наконец, откашлялся, глотнул кипятка из банки.

Противные были ощущения: казалось, что в желудок медленно упал здоровенный булыжник и лежит там, время от времени нетерпеливо ворочаясь.

Да и с головой наблюдался определённый непорядок: исчезли куда-то все мысли, все – до единой. Забылось напрочь о странной рыжей девушке, о тревоге, которую поднять необходимо, и о капитане Курчавом.

– Фигня, братушки, прорвёмся! – жизнерадостно прочавкал Сизый. – Первая – колом, вторая – соколом! Гешка, разливай по второму разу…

Ник тихонько отворил дверь и осторожно вышел в обшарпанный коридор. Пожилая уборщица подметала пол. Обернулась, неодобрительно покачала головой.

– Тётенька, скжите, пжалуста, где у вас здесь туалет? Типа – сортир? Не дайте умереть, – заплетающимся языком взмолился Ник.

– Эк, милок, как тебя с ханки-то схватило, – пожалела его добросердечная старушка. – Её же, заразу, обязательно жиром моржовым закусывать надо. Или – оленячьим, если моржового нет. Ох, беда с вами, с приезжими. А туалет – правая последняя дверь, по коридору. Ты уж поторопись, голубь сизый. Ханка-то, она долго ждать не будет. Только прошу сердечно, не перепутай! Левая дверь – женская уборная. Тут дамы такие проживают – и побить могут. Даже до смерти…

Только минут через сорок покинул Ник туалет – до того было плохо. Прошёл по коридору к окну, прислонился лбом к холодному стеклу.

«Что ж это творится такое? – подумалось. – Сюрреализм какой-то! Тридцать восьмой год, Магадан, ханку махорочную жру. Бред какой-то. Может, действительно – всё сон? Утром проснусь, а оно всё по-прежнему. А может, по-прежнему и не надо? Не хочется совсем – по-прежнему…»

Утром его Вырвиглаз разбудил. Вернее, растолкал непочтительно да ещё и холодной воды налил за шиворот.

– Как это понимать, Никита Андреевич? – спросил грозно. – Вас же старшим назначили, доверие оказали. А вы? Пьянку пошлую устроили, приказ нарушили. Я-то со всеми остальными в конторе заночевал. Работы много. Прихожу – а тут такое. Вон, на подчинённых полюбуйтесь…. Куда только катится этот мир?

Оглянулся Ник по сторонам: на столе разгром полный – объедки сплошные, на полу валялись две пустые бутылки из-под ханки, на середине стола стояла третья – едва начатая.

Дружный храп раздавался из дальнего угла. Это Лёха с Гешкой старались, развалясь валетом на узкой кровати, сапоги друг друга используя в качестве подушек.

Ник же, судя по всему, прямо за столом уснул. Стыдно, блин! Командир называется…