Лекарство подействовало. Мать с отцом сидели на кушетке в коридоре под присмотром врачей, Николай стоял напротив, держа в руках папку и ручку: ему нужно было, чтобы кто-то из них поставил подпись. Но, посмотрев на лица убитых горем родителей, Коля подумал: «Нет» – и закрыл папку. В этот момент милиционер услышал цоканье каблуков, оглянулся в сторону выхода и увидел, как к нему бежит женщина. На ногах у нее были туфли разного цвета, сверху – тоже растрепанный вид. На бегу она сдернула прозрачный синий шарфик, глаза у нее были заплаканные. Увидев милиционера, она замедлилась: что-то внутри ей уже подсказывало, что это не ошибка.

«Должно быть, это вдова водителя, убившего девочку, из-за которого эти люди, сидящие сейчас здесь, тоже словно умерли», – думал Николай.

Людмила добежала до милиционера, она задыхалась, на ее лице читалась растерянность. Она говорила очень быстро и много, но Николай не понял почти ничего, он только услышал имя Валера.

– Валера – ваш муж?

– Это мой муж, да, что с ним?

– Пройдемте за мной.

Вместе с женщиной зашли в кабинет, доктор сидел за столом и заполнял шприц лекарством. Николай незаметно для Людмилы показал доктору на первый стол, доктор все понял и не спеша подошел к нему. Видя, как переживает супруга, он уже заранее знал, какова будет ее реакция после поднятия простыни.

Стоя у стола, Людмила почувствовала знакомый запах. Этот одеколон она подарила своему мужу на день рождения, и теперь надежды на то, что это ошибка, больше не было – там, под этой простыней, она увидит лицо своего мужа, и все.

Доктор дождался кивка от милиционера и отодвинул простыню. Женщина увидела бледное, искалеченное, все в кровоподтеках и синяках лицо своего мужа и растерянно заговорила:

– Нет… Не может быть… Это невозможно. Что же мне делать?

Ее руки тряслись, она закрыла себе рот, чтобы не закричать, но кричать ей хотелось очень громко.

– Это ваш муж? – спросил Николай.

Людмила смотрела на труп и кивала, затем перевела взгляд на милиционера и ответила ему:

– Да! Это он! – и начала гладить его по голове. – Как это случилось?

– Он погиб в результате ДТП. Его машина сбила трех человек и врезалась в здание. Обстоятельства случившегося сейчас выясняют эксперты. Скажите, он когда-нибудь садился за руль пьяным? – Николай проговорил все это не делая пауз.

Людмила почувствовала безразличие и холод с его стороны. Она поняла, что он винит во всем ее мужа и, возможно, ее тоже… «Но Валера не виноват», – подумала она, глядя на милиционера.

– Нет, – тихим голосом ответила Людмила.

Николай достал из папки листок и сел за стол доктора. Писал он быстро, не отвлекаясь, затем, так же не отрываясь от письма, спросил вдову Валеры:

– У вашего мужа были проблемы с сердцем или другие болезни, которые могли привести к приступу?

– …

– Людмила?

Николай оторвался от листка и посмотрел на нее, она стояла все так же неподвижно.

Женщина смотрела на своего мужа не отрывая глаз. Она почти не слышала милиционера, она и не хотела его слышать, она хотела, чтобы все было бы по-другому, так, как говорила ей подруга.

Закончив формальности, милиционер вывел женщину на улицу. Он предложил довезти ее до дома на служебной машине, но Людмила отказалась. Николай проводил ее взглядом: он видел, как она, спотыкаясь, медленно шла домой.

Милиционер хотел ее догнать и все-таки отвезти ее на машине до дома, но что-то его остановило. Посмотрев на служебную машину, он вернулся к родителям девушки. На их лицах уже не было слез, они сидели, держась за руки, смотрели на стену и молчали.

Сам же он, однако, успокоиться не мог, и это казалось ему странным. Он даже не знал погибшую, но что-то не давало ему забыть ее лицо, ее волосы, ее открытые безжизненные глаза… Эта картина, где девушка лежит мертвая на асфальте в лужи своей крови, никак не уходила из его сознания.

После проведения еще двух опознаний голова милиционера раскалывалась. За этот час он пережил много эмоций, и сейчас ему хотелось оказаться с женой в парке, у озера, в это время, когда жара уже спала и их окутывает приятный холодок. День подходил к концу, Николаю казалось, что все дела сделаны, он попрощался с доктором и был нацелен сразу из морга, мимо участка, ехать домой. Но, выйдя на улицу, он вновь столкнулся с родителями девочки: они сидели, как призраки, на лавочке за служебной машиной. Мотор «Волги» уже был запущен, слышалось характерное дребезжание выхлопной трубы , и водитель, увидев Николая, приготовился ехать.

– Погоди, сержант, – милиционер не спеша подошел к лавочке. – Прошу вас, садитесь в машину, сержант отвезет вас куда скажете.

– А как же вы? – спросил мужчина.

– Не переживайте, я поеду с вами.

Родителям Александры было немного неудобно, но они были слишком разбиты, чтобы отказаться от помощи. Они сели в милицейскую машину, и та медленно тронулась.

Во время пути в салоне стояла гробовая тишина, было только слышно, как сержант нажимает на скрипучие педали автомобиля. Эти звуки слегка раздражали Николая, но он сдерживал себя, думая лишь о том, как бы ему по возвращении домой вести себя так, чтобы его любимая жена не спрашивала его об этом дне, – тот был ужасен, и говорить о нем не было никакого желания. Хотелось или открытого конфликта с кем-нибудь, или выпить, или просто лечь спать.

Все смотрели в свои окошки и молчали, и так, в полной тишине, они доехали до дома, где еще недавно жила Александра. Милиционер поднялся вместе с родителями до квартиры, они попрощались, и Николай медленно спустился по лестнице. Выйдя на улицу, он не пошел к машине, а сел на лавочку у подъезда и долго сидел и курил сержантские сигареты.

Родители, когда вошли в дом, были абсолютно подавлены, мать и отец никак не могли поверить в произошедшее. Не раздевшись, они оба зашли на кухню и молчали.

Мать про себя думала, за что с ними случилось такое горе, что же они такого сделали, что тот, на кого они всегда так надеялись, забрал жизнь их единственной дочери. Все счастливые воспоминания померкли, и перед глазами застыл лишь кадр из морга. Отец сразу подошел к окну, чтобы закурить, он видел, что у подъезда все еще стоит милицейская машина и милиционер сидит у подъезда и курит. Неожиданно мать вскочила со стула и в слезах убежала в комнату. Там в большом серванте, открывая все ящики подряд, она стала отчаянно что-то искать. И вскоре она крепко сжимала в своих руках красный фотоальбом, полностью посвященный их дочери. Сашина мама принесла его на кухню, открыла, и слезы дождем полились на его страницы.

Николай, докурив вторую сигарету, вновь почувствовал себя неважно. Когда он встал с лавочки, его слегка пошатнуло и немного закружилась голова. «Ну, не страшно, – подумал он, – это не самое плохое, что могло произойти за этот день». Николай поднял голову и посмотрел на третий этаж в освещенное лампой окно – там виднелся силуэт отца Александры. Николай тяжело выдохнул и тихо сказал:

– Наконец-то этот дурацкий день закончился. Держись, отец.

А тот вскоре, сквозь сигаретный дым и слушая плач своей жены, смотрел на уезжавшую с их двора милицейскую машину.

Будильник прозвенел в семь часов утра, как обычно, но Николай открыл глаза с трудом – он чувствовал себя очень уставшим. То, что было этой ночью, нельзя назвать здоровым сном: Николай всю ночь ворочался, лишь изредка дремал и, только когда услышал пение птиц, крепко уснул.

– Коля, что у тебя случилось? Почему ты всю ночь ворочался? Мне даже показалось, что ты стонал, – еще с закрытыми глазами спросила его жена.

– Ты спи, дорогая, все в порядке.

– Нет, Коля, не в порядке, ты всегда спал как убитый, у тебя точно что-то случилось, поделись со мной, милый, – жена прижалась к плечу мужа и приготовилась слушать.

– Не отстанешь же!

– Не-а!

Милиционер рассказал, что его вчера утром вызвал к себе майор и жестко отчитал по поводу его дел, а затем еще и подкинул несколько новых, зависших.

«Да, я вру ей, – сказал Николай про себя, чувствуя на своем плече дыхание любимой, – но я лучше буду вруном, чем расскажу, что я видел на самом деле, и лишу ее сна».

Слова Николая показались его жене правдоподобными, она слышала, как сильно у него бьется сердце, и всерьез беспокоилась за него.

– Не переживай, милый, ты сильный, и я точно знаю, что все трудности ты преодолеешь достойно. Я люблю тебя.

Николай задумался о том, какая у него все-таки хорошая жена, и на мгновение ему стало очень легко.

Завтракать Николай не хотел – из-за такой дурацкой ночи ничего в рот бы не полезло, – поэтому тихо оделся и пошел на службу. Он уже почти приблизился к отделу милиции, нужно было лишь повернуть за угол, как неожиданно для себя, прямо посередине дороги, остановился. Николай вдруг почувствовал, что не хочет идти на работу, и не только сегодня. Он вообще не хочет больше работать милиционером, нет больше того трепета в груди, который не позволял ему опускать руки все эти годы. Увидев лавочку, Николай присел на нее. Он вспомнил о том, как раньше всегда начинал день с чистого листа, и неважно, что там случилось накануне, – новый день всегда был новым днем.

За время своей службы Николай видел многое: падения малолеток с крыш, их обугленные тела после удара током проводов электричек, утопленников в озере, реке и даже в ванной – все это было по пьяни. Нередко приходилось обнаруживать жертв самоубийств в самых разных, иногда жутких позах, а также молодых парней, «передознувшихся» в подвалах высоток. Последних вообще находили массово и обычно по жалобам соседей на отвратительный запах. Туда даже заходить было страшно, а смотреть на их искаженные лица и полусгнившие тела вообще невозможно. Все это было ужасно и порой до тошноты противно, но это никак не отражалось на работе Николая, ему всех этих людей не было жалко. Ему было жаль, что они пошли по этому пути и он их привел к такому чудовищному результату. А что же сейчас? А сейчас совсем другое. Молодая девочка просто шла домой или на учебу, а может, отправилась погулять в тот прекрасный день. Она выбрала правильный путь в жизни, и он должен был привести ее к счастью, но этого не произошло. Ее единственная ошибка была в том, что она не посмотрела на дорогу, которую хотела перейти. Единственная и роковая ошибка.

Милиционер никогда не был сильно верующим, но сейчас он, как и родители той девочки, спрашивал того, кто наверху, за что Он так с ней поступил, что плохого она сделала и действительно ли там кто-то есть.

Войдя с утра в свой кабинет, Николай покидал его только несколько раз и только по своим делам. Вызовов в этот день не поступало, телефона на его столе словно не было, и он мог погрязнуть в бумагах на целый день, пока ничего не отвлекало. Солнце уже близилось к закату, как вдруг раздался звонок.

– Здравствуйте, Николай, – услышал милиционер в трубке.

Он узнал этот голос. Человек на том конце провода говорил тихо и медленно, и это был отец Александры. Еще в морге он заметил, что милиционер сильно переживает, и решил предложить ему прийти на похороны проститься с Сашей. Это было неожиданно. «Никогда потерпевшие не звали милиционера на похороны, да и зачем, если он не знал погибшую при ее жизни», – подумал Николай. Во время телефонного разговора отец Александры делал длинные паузы и подытожил словами:

– Через два дня будем вас ждать.

Николай согласился. Но, едва положив трубку телефона, он задал себе вопрос: а точно ли ему стоит приходить на похороны и вновь видеть лицо этой девочки, да еще и в гробу? Мужчине с трудом удалось полностью закопаться в рабочей текучке и не вспоминать проклятый вчерашний день.

– Нет, стоит. Да и невежливо отказывать, меня ведь пригласили, – сказал сам себе Николай.

Эти два дня прошли для Николая незаметно, и с самого утра, одетый в черный костюм, он, как и обещал отцу Александры, стоял на кладбище возле свежевырытой ямы. В нос врезался запах земли и похоронных венков, обвязанных черными лентами. Николай стоял рядом с Сашиным отцом и матерью, которую родственники держали под руки, чтобы та не упала в яму.

В красном гробу лежала девочка с красивыми волосами. Она будто спала, окутанная белым покрывалом, и, глядя на нее, Николай вдруг подумал, что теперь ей не грозит ничего плохого, теперь она там, где все хорошо. Он очень хотел в это верить.

Похороны подходили к концу. Уже через несколько секунд закроют крышку гроба, и никто больше не увидит это красивое и милое лицо. Никто не сможет дотронуться до этой девушки и почувствовать нежную молодую кожу, мягкие и такие легкие белые волосы. Никто и никогда не сможет ей сказать то, что хочет.

И вот гроб закрыли и под многочисленные стоны и плач начали медленно опускать его в сырую землю. Мать не смогла на это смотреть, и родственники увели ее подальше от могилы. Отец же стоял над могилой и следил за тем, как гроб опускается в холодную яму, где его девочка и останется навсегда. Он смотрел и вспоминал свою жизнь с того момента, как его дочь родилась, и до того, как ее не стало.

Когда гроб коснулся дна ямы, отец, а следом Николай подошли и кинули по горсти земли на крышку, затем так сделали все, кто пришел. Громкий плач разнесся над кладбищем. Чувствуя боль окружающих, Николай не сдержался, и по его мужественному лицу скатилась слеза.

– Еще увидимся, – тихо прошептал Коля.

По узкой тропинке, вдоль оградок и памятников, милиционер медленно шел к выходу, раздумывая о том, что было, и о том, что будет теперь с ее родителями, друзьями и родственниками. «Они явно захотят отомстить или как-то навредить тому, кто виноват в ее гибели. Поскольку он мертв, они, наверное, – продолжал думать Николай, – будут проклинать его и, возможно, его семью до конца дней». Милиционер покинул территорию кладбища, но ненадолго остановился. Он обернулся, чтобы посмотреть на старую церковь, на ее золотые кресты, и снова задал про себя мучающий его вопрос: «Зачем ты так с ней?» К нему тихо подошел отец девочки, молча протянул ему открытую флягу, и Николай почувствовал запах коньяка.

– Да, я выпью, – сказал он.

Следом за Николаем к фляге приложился и сам отец. После нескольких глотков мужчина уткнулся носом в рукав своего черного пиджака, затем громко выдохнул и спросил:

– Товарищ капитан… Николай… Пойдемте к нам, помянем мою единственную дочурку.

Николай идти не хотел, он чувствовал, что ему не нужно на это соглашаться, но отказывать сейчас было нельзя. Он видел, что Сашин отец искренен, что он так поступает не из вежливости, поэтому ради него Николай согласился поехать с ними.

Несколько машин, стоявших у кладбища, забрали всех родственников и друзей и поехали в дом, где до недавних пор жила Александра.

Утром Николай проснулся не у себя дома, голова еще немного кружилась и болела. Осмотревшись, он не сразу понял, где находится. Стены комнаты были оклеены разными постерами и плакатами знаменитостей, по крайней мере одна звезда там точно была – это Алла Пугачева со своими кудряшками. На столе лежало много учебников и тетрадей, над столом висела медаль.

– Все понятно, – прошептал Николай.

Он лежал в комнате Александры. Но почему он здесь? Почему не поехал домой? Встав с кровати, Николай обнаружил, что он все в том же костюме, что и был на кладбище, не хватает только галстука. Он посмотрел на часы – на циферблате было десять. «Наверное, уже все проснулись», – подумал Николай и пошел искать родителей девушки. Выйдя из комнаты, он почувствовал себя странно: в доме царила полная тишина и ему это не понравилось. Стараясь не шуметь, он шел медленно. Возможно, все еще спят, ведь вчера был очень тяжелый для родителей день и они очень устали. В горле совсем пересохло, и Николай тихо пробрался на кухню. Стол там был завален едой и грязной посудой. На газовой плите стоял чайник, и, чтобы не греметь, моя бокалы или ища чистую кружку, Николай выпил прямо из носика. «Пора уходить, – подумал он, – жена, наверное, места себе не находит».

Проходя мимо спальни, Николай случайно заглянул сквозь щель двери, закрытой неплотно. В первые секунды он не придал этому значения и хотел было пройти мимо, как вздрогнул и вернулся к двери. Распахнув ее, он увидел, что родители Александры лежат в неестественной позе. Без раздумий Николай подбежал к ним и начал прощупывать пульс – его не было, тело отца уже успело остыть. Капитан медленно выдохнул. «Теперь Ты еще и их забрал», – про себя подумал он и захлопнул дверь в комнату. Стоя возле нее, он понимал и не осуждал мать и отца Александры – возможно, он бы и сам так поступил. «Сейчас нужно вызвать группу медиков», – подумал Николай, сел возле телефона в коридоре, достал сигарету и сделал нужный звонок. Спустя десять минут он впустил милиционера, молча указал на комнату, где лежали родители Саши, и удалился из квартиры.

Жена Валеры Людмила вернулась из морга. Она, словно ветер, влетела в коридор, не захлопнув за собой дверь, села за телефон и дрожащими пальцами стала крутить его диск. Люда хотела поскорее рассказать подруге о случившемся, она надеялась на то, что та поддержит ее в этой тяжелой ситуации и, как всегда, даст нужный совет, но та, как назло, не поднимала трубку. От нервов Людмила грызла ногти, мысли в ее голове путались, она позвонила еще два раза, но в ответ слышались только гудки. Трясущимися руками Людмила положила трубку. Почти не дыша, женщина молча сидела в темном коридоре, держа руку на телефоне, и из ее глаз медленно текли слезы. Ей было страшно от мысли о том, что ее мужа больше нет и не будет, страшно за детей, которым теперь расти без отца.

«Что же рассказать детям сейчас – правду или соврать? Может, сказать, что его забрали на войну? Или что он уехал в другую страну на заработки? Нет! Нужно сообщить им правду!» – рассуждала про себя Людмила, с надеждой глядя на телефон, – вдруг позвонит подруга и подскажет верное решение. Но телефон продолжал молчать.

Она решила, что скажет все как есть. Ну почти все. Она зайдет к ним в комнату, в которой они играют, где им весело, сядет рядом с ними и скажет, что их папы больше нет, что он погиб в аварии.

Мальчик Егор не поверил в услышанное и продолжил играть с машинками, но, посмотрев на мать, на слезы на ее глазах, на трясущиеся руки, понял, что она говорит правду, что папу он больше никогда не увидит, тот не поможет ему починить велосипед, не поиграет с ним в мяч, не прокатит его на большой машине…

Расти без отца детям было очень трудно. Мать – не сразу, спустя пару лет – нашла другого мужчину, но он оказался плохим отцом, постоянно был пьяным и порой мочился мимо туалета. Денег он получал мало, и работа у него была не такая интересная, как у папы. Отчим не обращал на детей никакого внимания, ему нужна была только их мать. Результат отсутствия воспитания был предсказуем: к шестнадцати годам Егор связался не с теми людьми, начал курить, пить, драться; вступил в одну из московских бригад бандитов и в тысяча девятьсот девяносто шестом году сел в тюрьму, из которой его вынесут вперед ногами через пару десятков лет.