Что в револьвере были за пули, оставалось только догадываться. Может быть и стандартные, а может для столь эксклюзивного ствола, его прежний владелец заморочился, и раздобыл какую-то особую “начинку”. И если изначально я рассчитывал исключительно на останавливающий эффект крупнокалиберной пули, если и не пробившей бронежилет, то сравнимой с ударом кувалды, то в результате меня ожидал приятный сюрприз. Выпущенные мной снаряды уверенно пробивали современные доспехи спецназовцев, о чем недвусмысленно свидетельствовали фонтаны крови в местах их попадания.

Моему последнему визави, в конечном счете, остановившему полет Кольта своей каской, повезло больше других. При общей “раздаче” он получил лишь ранение плеча, да и то по касательной. Но даже это ранение заставило его потерять равновесие, а прилетевший в голову револьвер окончательно сбил с толку. Чем я и не замедлил воспользоваться. Стремительным рывком сокращая разделявшее нас расстояние, одновременно я выхватил из кармана пиджака Бабочку. Молниеносным движением кисти, выпустив наружу ее смертоносное жало, я с ходу нанес удар выше ворота бронежилета в горло своего противника. Продолжив движение кистью с зажатым в ней ножом, резким движением от себя я высвободил Бабочку из шеи спецназовца, попутно перебив трахею и обе сонные артерии.

Усвоив уроки прошлого, в последний момент я отпрянул в сторону, уворачиваясь от мощного фонтана крови, густым потоком вырвавшегося из горла противника. И как не странно, эта чистоплюйская манера сослужила мне добрую службу. Двигаясь по инерции, туша спецназовца оказалась на моем месте, когда ему в спину ударила автоматная очередь. В очередной раз, поменяв направление движения, тело американца начало заваливаться мне навстречу, тем самым невольно прикрывая меня от незваного визитера.

По всей видимости, за передовым звеном двигалась группа их прикрытия, к данному моменту достигнув пулеметной позиции на вершине. Став свидетелями устроенной мною резни, бравые американские солдаты предпочли не бросаться в бой как их предшественники, а действовать с безопасного расстояния. И если раньше их останавливало наличие на линии огня своих сослуживцев, то теперь следовало ожидать массированного обстрела.

Прикрываясь телом так своевременно подвернувшегося благодетеля, я лихорадочно размышлял над создавшейся проблемой. В то время как моя рука невзначай наткнулась на гранату в кармане его “разгрузки”. Всегда думал, что выдергивать чеку, ухватив кольцо зубами, крайне непрактично, как верный путь к стоматологу. Только, одной рукой продолжая удерживать прикрывающее меня тело, другого выхода у меня не оставалось. Благо, что бросать гранату далеко не нужно, потому как из положения лежа делать это не совсем удобно.

Край склона, откуда по мне велся шквальный огонь не менее чем из трех стволов, находился не далее чем в двадцати метрах. Поэтому основная проблема заключалась как раз в том, чтобы не забросить гранату дальше, чем требовалось. Но даже из столь невыгодного положения мне удалось по широкой дуге отправить ребристый “гостинец” точно в ряды засевшего на гребне неприятеля. И после истошного вопля, грохот автоматных очередей, крупной дрожью терзавших прикрывавшее меня тело, наконец-то смолк. Ну а последовавший затем глухой взрыв прозвучал для меня почти как музыка, ставшая заключительным аккордом исполненной мною увертюры.

Но останавливаться на достигнутом успехе никогда не являлось моим правилом. Выдернув из разгрузки спецназовца две оставшиеся гранаты, я отправил их вслед за первой, постаравшись, чтобы сектор разлета осколков накрыл наибольший периметр подхода к нашей позиции. После чего, вооружившись изъятым у него же автоматом, рискнул выяснить обстановку. Тел на склоне не обнаружилось, что меня нисколько не удивило. После первой гранаты амеры предпочли благоразумно отойти вниз по склону, где имелось достаточное количество надежных укрытий. И стоило им заметить на гребне мое появление, как они азартно открыли по мне шквальный огонь.

Но только долго “отсвечивать” я здесь не собирался, и быстро выяснив обстановку, вновь исчез из их поля зрения. Да и вообще, воевать с ними в мои планы не входило, учитывая, что у меня хватало и более важных дел. Шум боя у основания хребта, где происходила основная схватка, не умолкал ни на минуту. Можно было не сомневаться, что после того как Мустафа перестал “кошмарить” боевые порядки противника с фланга, те значительно приободрились. И воспользовавшись численным преимуществом, попытались предпринять решительное наступление, с целью окончательно сломить последние очаги сопротивленья.

Но прежде чем спутать противнику все планы, вновь ударив ему во фланг, требовалось обезопасить себе тыл. Поэтому первым делом я метнулся к Мустафе, продолжавшему ошарашено наблюдать за моими действиями. Выхватив по пути у одного из мертвых спецназовцев аптечку, первым делом я вкатил Мустафе двойную дозу противошокового препарата. Учитывая его габариты, “передоза” можно было не опасаться. Зато это гарантировало, что он сможет продержаться какое-то время, прикрывая меня от попыток противника вновь захватить вершину.

Дождавшись, когда под действием препарата его взгляд вновь примет осмысленное выражение, я ткнул пальцем сначала ему в грудь, а после указал в сторону склона. После того, как тот с готовностью кивнул, полностью согласившись с предложенным мной планом, я помог ему подняться на ноги, и доковылять до гребня. Пока он устраивался на позиции, я “метнулся” к трупам спецназовцев, вернувшись, сгибаясь под грузом массы самого разнообразного барахла. Чтобы больше не отвлекаться, я принес Мустафе три автомата, четыре разгрузки, в которых находились запасные рожки с боеприпасами и гранаты. А так же аптечки, чтобы при возможности он смог сам сделать себе перевязку и остановить кровотечение.

Вот теперь со спокойной душой можно было заняться наиболее важными делами. Подхватив громадину “Утеса” с уже заряженной Мустафой лентой, я расположился на его прежней позиции. Что и говорить, вид на поле боя отсюда открывался просто идеальный. И даже, несмотря на то, что расстояние до противоборствующих сторон составляло не менее километра, мне быстро удалось разобраться в ситуации. Противник наступал широким фронтом, полукольцом уверенно охватывая позиции нашего отряда. Грамотно используя пересеченный рельеф местности, настойчиво тесня значительно поредевшие остатки нашего отряда. В результате чего боевые порядки американских солдат уже миновали мою позицию, открывшись мне даже не с фланга, а скорее с тыла.

Пристроив “Утес” на плоском валуне, я поймал в прицел группу спецназовцев, расположенных ко мне ближе всего, и нажал на спуск. Учитывая калибр этой “махины”, практически вдвое превосходящий привычный ПКМ, и отсутствие штатной треноги, ответственной за его устойчивое положение, результат оказался вполне предсказуемым. В сторону выбранной мною цели отправилось разве что два первых заряда, в то время как остальную часть очереди разметало в разные стороны. Конечно, пулемет весит почти тридцать килограмм, и сама станина столько же, вот Мустафа и предпочел этому на его взгляд бесполезному грузу набрать больше патронов. Но если этому “лосю” без особых проблем удавалось сдерживать бешеную отдачу “Утеса” и без станины, то моего веса на это было явно недостаточно.

В результате, чтобы хоть как-то справиться со своенравным характером пулемета, работать приходилось короткими очередями по три – четыре патрона. После чего приходилось буквально ловить пытавшийся вырваться из рук пулемет, и вновь производить прицеливание. Но даже столь малая плотность огня возымела поразительный эффект. Оно и понятно – вертолет сбили, танки спалили, а судя по отсутствию на поле боя броневиков, на них тоже можно не рассчитывать. Тут кто угодно запаникует, особенно если в тылу вновь активизировалась пулеметная позиция, про которую думали, что она давно уничтожена.

Только следует признать, что решающее влияние на перелом в ходе боя произвели действия моих новых соратников. Словно почувствовав неуверенность противника, перешедших в решительное наступление. В результате чего мои приоритеты в выборе цели значительно изменились. Теперь я не обращал внимания на открывшихся солдат противника, которые отступали, накрывая позиции тех, что продолжали вести прицельный огонь по нашим атакующим порядкам. И если даже мне не удавалось их уничтожить, крупнокалиберные заряды, превращающие в каменное крошево прикрывающие их валуны, игнорировать было сложно.

Тем временем, боковым зрением я отметил, что в ствольную коробку заползает остаток ленты с последними патронами. И как только вместо выстрела послышался сухой щелчок бойка, а из ствольной коробки выпал конец пустой ленты, я немедленно приступил к перезарядке. По крайней мере, еще один короб с полностью укомплектованной лентой я нашел неподалеку, что позволило произвести все манипуляции в сжатые сроки. Процедура перезарядки “Утеса” мало отличалась от привычного для меня ПКМ. С той лишь разницей, что из-за более жесткой возвратной пружины, взводился он не напрямую, а через привод троса, с рукояткой на конце, как на стартере бензопилы.

Дальнейшее развитие событий мало отличалось от уже отработанного алгоритма. Я продолжил подавлять очаги сопротивления отступавших спецназовцев, предоставив своим однополчанам выцеливать тех, кто пустился в откровенное бегство. В результате до спасительного входа в ущелье удалось добраться единицам. Но преследовавший их по пятам отряд Аслан-Бека не оставлял сомнений в том, что вскоре им предстоит разделить участь своих соратников. Если у кого и имелись шансы уцелеть, то только у тех, что остались от группы, штурмовавших нашу вершину. Сообразив, что бой проигран, они решили уходить самостоятельно, не пытаясь объединиться с основным подразделением.

Проследив, как последний боец из этой группы скрылся из вида среди скалистого нагромождения, я обернулся к Мустафе. Что и говорить, выглядел он неважно. Тяжело дыша, он сидел, привалившись к обломку скалы, глядя на меня помутневшим взглядом. По крайней мере, в сознании, что само по себе уже неплохо. Чем следовало незамедлительно воспользоваться, потому как волочить на себе эту тушу вниз в бессознательном состоянии, одному нечего даже и браться. Повесив “Утес” себе за спину, я без слов помог подняться ему на ноги.

Когда с огромным трудом нам удалось добраться до места стоянки, следовало еще разобраться, кто из нас нуждается в помощи больше. Встретившие нас бойцы приняли у меня уже с трудом передвигавшего ноги Мустафу, которого последние пару сотен метров я тащил практически на себе. Благодаря чему, хоть и шатаясь от усталости, в лагерь я вошел с относительно независимым видом. Сгрузив “Утес” в Телегу, я в изнеможении опустился на землю, привалившись к колесу спиной. Аслан-Бек, молча наблюдавший эту картину, лишь одобрительно кивнул головой, вновь погрузившись в круговорот свалившихся на него забот. Но стоило мне немного отдышаться и прийти в себя, я сам обратил на себя его вниманье.

– Нужно уходить, и чем раньше, тем лучше, – не вдаваясь в долгие объяснения, как можно уверенней заявил я.

– Как думаешь, сколько у нас времени? – со свойственной прямотой спросил он.

– Не более получаса, учитывая, что за это время желательно отойти отсюда как можно дальше, – так же прямо ответил я.

На что Аслан-Бек лишь задумчиво кивнул, вновь вернувшись к организационным вопросам. А дел у него хватало. Нужно было проконтролировать прием и сортировку многочисленных трофеев. Не говоря уже об его личном участии в отношении раненых бойцов, и тех, для кого этот бой стал последним. Вопреки моим опасениям, в произошедшей заварушке погибло всего семь бойцов нашего отряда. Раненых было значительно больше, только как я успел выяснить, тяжелые ранения имели только трое, в то время как остальные могли передвигаться относительно самостоятельно.

Но даже столь незначительные на первый взгляд потери еще более снизили боеспособность нашего подразделения. Теперь численность нашего отряда составляла не более семидесяти человек. А тот факт, что практически половина бойцов имела ранения разной степени тяжести, напрямую влиял на его мобильность. Погибших бойцов размещали в неглубокой расщелине неподалеку, судя по активности саперов, где вскоре предстояла привычная процедура погребения путем подрыва. На мой взгляд, это было несколько излишне. По моим прогнозам, вскоре на это место будет сброшено такое количество взрывчатки, что можно не опасаться, что когда-либо вечный сон наших соратников будет потревожен.

Тем не менее, я предпочел оставить свои мысли при себе, решив присоединиться к общей работе по погрузке нашего единственного транспортного средства. При этом я обратил внимание на одну особенность в выборе трофеев, которую заметил еще в прошлый раз. По понятным причинам, предпочтенье отдавалось наиболее “навороченным”, следовательно, более дорогостоящим видам вооружения. В то время как многочисленные образцы электроники полностью игнорировались.

Конечно, столь пренебрежительное отношение к сверхтехнологичным образцам оснащения спецназа можно было объяснить элементарным неумением с ним обращаться. Только тот же оперативный ноутбук, небрежно брошенный рядом с телегой, стоил никак не меньше чем самый навороченный ствол. Из чего следовало, что мои соратники не настолько “темные”, чтобы по собственной глупости позволить вычислить свое местоположение, позарившись на дорогую игрушку. Поэтому в телегу грузили в основном оружие и боеприпасы, а так же предметы, не имевшие никакой электронной начинки.

После недолгой молитвы, произнесенной Аслан-Беком над телами наших погибших товарищей, последовал взрыв, заваливший место их упокоения. И так как сборы были уже закончены, затягивать с отправлением не было никаких оснований. Устроив тяжелораненых в телеге на порядком подросшей груде трофеев, наш отряд покинул свой лагерь. И если быть до конца откровенным, зрелище при этом, мы представляли собой довольно унылое. Тем из бойцов, что не участвовали в передовом охранении, или не тянули Телегу, пришлось взять на себя заботу о помощи легкораненым. В результате чего колонна значительно растянулась, в зависимости от возможностей тех передвигаться даже с посторонней помощью.

Попытавшись занять место в “упряжке” телеги, я был категорично отодвинут своими более крупногабаритными соратниками. И в результате, конечно же, нашел для себя новый “хомут” на грани своих возможностей. Раненому в бедро Мустафе так же было предложено занять место в Телеге, на что тот ответил категоричным отказом. И так как вследствие его массивной туши и не менее тяжелого характера к моменту выхода никто не поспешил предложить ему своей помощи, это вызвался сделать я. Как и ранее на позиции в горах, я помог ему подняться, после чего вновь выступил в качестве его костыля.